Так и разошлись, не примирившись

Тридцать лет в армии и сорок в культуре — таков жизненный путь 92-летнего Израиля Зака. В Риге герой 43-й гвардейской Латышской дивизии, кавалер орденов Отечественной войны I и II степеней известен еще и как деятель сцены — в разные годы он работал администратором в Латвийской филармонии, концертном зале «Дзинтари», Рижском театре оперетты, Латвийской национальной опере. Почти век за плечами ветерана, он готов примириться с бывшими врагами, но одного никак не поймет — почему война снова стучится в двери Европы.

 Зак встретил меня на остановке возле своего дома. Энергичный мужчина невысокого роста в простенькой куртке и черной вязаной шапочке. Живые глаза, долгое рукопожатие. Видно, что гостю из России искренне рад.

— Я каждый день вспоминаю советские времена, и только добрым словом, — говорит, не выпуская мою руку из крепкой ладони.

Израиль Соломонович живет неподалеку от центра в большой трехкомнатной квартире. Но грустно там одному. Полтора года назад похоронил любимую жену, с которой прожил 67 лет. Та долго болела — тяжелая онкология. Пришлось бросить работу, чтобы ухаживать. До того Израиль Соломонович был администратором зала Латвийской национальной оперы, и тогда, в свои 89, о заслуженном отдыхе даже не помышлял. Уволился, а через восемь месяцев жена умерла. Стало совсем пусто.

— Ведь я всю жизнь с утра до вечера был среди людей, в бегах, без выходных, и вот теперь не у дел, — голос хозяина дрогнул. — Хорошо, хоть дочь близко живет.

На кухне Израиль Соломонович достает из холодильника кастрюлю с тушеными баклажанами:

— Сам готовил.

Вместе умяли аппетитное блюдо, чтобы разговор лучше спорился.

Жизнь или портсигар

— Наша семья родом из Даугавпилса. Папа работал железнодорожником, мама — поваром. Кроме меня у родителей было три дочери. В 1940 году окончил ремесленное училище по специальности фрезеровщик, но работы в родном городе не было, и я уехал в Ригу, где у нас жили дальние родственники. Устроился в Артиллерийский арсенал. Примерно в это же время в Латвию вошли советские войска. Сейчас говорят разное, но тогда население восприняло это очень спокойно, потому что все знали: в противном случае вошли бы немцы — их корабли уже стояли у берегов Латвии. А сами они, сходя на наш берег, вели себя отвратительно — нагло и развязно, особенно в ресторанах. Уже чувствовали себя здесь господами, а латышей считали холопами. Когда в июне 1941 года объявили о начале войны, нас, молодых ребят, мобилизовали в ОСОАВИАХИМ, и мы по ночам ходили на дежурства. А 28 июня, как сейчас помню, нас собрали и сказали, чтобы мы немедленно уезжали в Россию, поскольку сегодня уходит последний эшелон.

На вокзале было не протолкнуться. В поезд не попасть. Но мои родственники каким-то чудом проникли в вагон и втащили меня через окно. Когда доехали до города Яунлатгале (ныне Пыталово Псковской области), нам объявили, что поезд дальше не идет. Не успели выйти из вагона, как налетели самолеты и принялись бомбить. Мы рванули кто куда. Около трети остались лежать убитыми у горящего эшелона. Оставшиеся побежали на восток. Когда подумали, что уже спаслись, узнали, что немцы забросили десант, и мы практически оказались в окружении. Чтобы вырваться, нужно было хорошо знать местность. Помню, мой дядя отдал одному мужику из ближайшей деревни золотой портсигар, чтобы тот вывел нас тайными тропами. Вот таким образом мы избежали встречи с немцами. Что стало с моими родителями и сестрами, оставшимися в Даугавпилсе, я долгие годы не знал...

После тяжелой паузы мой собеседник с трудом продолжил:

— Уже позже, в 1945 году, я встретил земляков. Они мне рассказали, что после оккупации Латвии гитлеровцами в наш дом явилось несколько человек — двое в немецкой форме, двое в гражданском. Они потребовали, чтобы Ханка, сестра моя, пошла с ними. Ей удалось выскользнуть из дома со своей двухлетней дочкой. Но в тот же день их поймали и повесили. Сначала дочку, а потом ее... Что стало с родителями и остальными сестрами, я до сих пор не знаю.

Тут Израиль Соломонович уже не мог сдерживаться и заплакал. Я не знал, что сказать ему. Что мы все равно их победили? Что столько лет уже прошло и пора ранам затянуться? А если они не затягиваются? А если люди, которые недрогнувшей рукой убивают мать с маленьким ребенком, возводятся сейчас в ранг героев, а те, кто освобождал от них землю, подвергаются забвению и поруганию — как тут не плакать бывшему солдату?..

«Подопытный кролик»

После тяжелых скитаний Зак попал в Киров, куда переехало правительство Латвии. Там явился в военкомат и попросился добровольцем на фронт. Его приход оказался как нельзя кстати. В августе 1941 года Государственный комитет обороны формировал из граждан Латвии 201-ю Латышскую стрелковую дивизию, которая впоследствии была преобразована в 43-ю Латышскую дивизию и за проявленный ее бойцами массовый героизм получила звание гвардейской. Состав там был многонациональный. Примерно половина — русские, остальные — латыши, евреи, украинцы. С этой дивизией новобранец попал на Северо-Западный фронт, шел уже 1942 год. И в первом же бою 19-летний Изя Зак не дрогнул, а показал себя бесстрашным воином.

— Где-то под Туганово, — вспоминает Израиль Соломонович, — мы пошли в атаку. Впереди дзот. Строчит без передыха и косит наших ребят одного за одним. Заляжем, поднимем головы — опять поливает. Тогда мы с товарищем переглянулись, достали по гранате и поползли к дзоту. Когда уже были близко, одновременно метнули гранаты в дзот. И, не дав им опомниться, метнули по второй. Потом еще. Словом, забросали дзот гранатами, а когда одна из них попала в амбразуру, вскочили, обежали дзот и ворвались в него с обратной стороны. Тут уже в ход пошли автоматы. Перестреляли всех, кто там остался после взрыва в живых, и тем самым дали возможность нашей пехоте подняться и продолжить наступление.

За этот подвиг молодой солдат получил свою первую боевую награду — медаль «За отвагу». Потом они сыпались ему на грудь чуть ли не после каждого боя. Но вскоре Изю тяжело ранили.

— До Великих Лук оставалось километров десять, — вспоминает он. — Дошли до железнодорожной насыпи. Собираемся перейти, и вдруг оттуда пулеметный огонь. Залегли. Тут нас начали обстреливать еще и из минометов. Мина взорвалась в трех шагах, меня подбросило, в тело вонзилось несколько осколков. Один попал в шею, другой застрял в легких.

Ветеран похлопал себя по груди.

— До сих пор сидит — так и не удалось вырезать. А из шеи осколок удалили. Помню, когда привезли в госпиталь, чувствовал себя очень плохо. После операции легче не стало. Раны не заживали. Думал, помру. Однажды слышу, как врач говорит кому-то: «А давайте на нем попробуем это новое лекарство — пенициллин». А мне уж все равно: одной ногой — там. Но после нескольких уколов начал оживать. Так что я был чуть ли не первым подопытным кроликом, на котором испытали пенициллин.

И добавляет, имитируя серьезную интонацию советских дикторов:

— Испытания прошли успешно.

То ли неведомое до этого лекарство помогло, то ли могучая сила молодой жизни взяла свое, но меньше чем через месяц нашего героя выписали. И снова на фронт.

Вообще, с медициной ему везло. Когда во второй раз ранило осколком в ногу и раздробило кость, врачи уже готовили его к ампутации.

— Хорошо попал, — с какой-то даже уважительной интонацией, понятной только воевавшим людям, отозвался о немецком артиллеристе Соломонович.

По счастью, в госпиталь приехал профессор, чью фамилию наш герой не запомнил. Посмотрел снимки, долго мял ногу, а потом улыбнулся: «Не переживай! Будешь ходить!» Словом, обошлось без ампутации.

И снова солдат на удивление быстро пошел на поправку. Дальше известно: выписка, фронт, родная дивизия.

— В 1944 году мы вошли в Латвию. Я уже был к тому времени командиром отделения автоматчиков. До Даугавпилса оставалось совсем немного. Мечтал войти в свой город победителем, разыскать родителей и сестер, предстать перед ними со всеми орденами и медалями на груди. Но однажды под вечер меня вызвал комдив и приказал отправляться на учебу в Свердловское пехотное училище. «Нам нужны офицеры, — сказал он, — такие, как ты — решительные и отважные». «То есть, как учиться? — растерялся я. — Мне ж до дома осталось всего сто километров». Однако спорить бесполезно. Приказ есть приказ. Другой бы обрадовался, что отправляют учиться на офицера, но мне было не до радости. В последние дни я только и жил мечтами, что снова увижу семью...

Своих близких Израиль Соломонович так никогда и не увидел. Они пропали без следа. Может, понимал комдив, какой могла быть участь еврейской семьи в занятом немцами городе, потому и отослал бойца, чтобы не видел тот родного пепелища...

Так или иначе, но точно одно: решение комдива спасло солдату жизнь. Сразу после отъезда его 123-й стрелковый полк попал в засаду и был почти полностью истреблен.

Как товарищ Сталин семью сплотил

Победу Израиль Соломонович встретил курсантом пехотного училища — 17 наград на груди, в том числе и ордена Отечественной войны I и II степеней.

— В 1946 году я встретил свою единственную — она была студенткой медицинского училища. Расписались, но тут меня после окончания училища направили в Белоруссию, а ее распределили на Украину, в Артемовск. Но потом вышло указание чуть ли не от самого Сталина, чтобы жен офицеров не разлучали с мужьями. Она тут же приехала в город Лида, где я служил...

В это время в Литве и приграничных районах Белоруссии хозяйничали националистические банды. Они нападали на партийных работников, председателей колхозов и других активистов.

— Однажды нашу роту послали в колхоз помочь с уборкой картофеля, — вспоминает ветеран. — Точнее сказать, для охраны колхоза, поскольку там объявилась банда. Чтобы без дела не сидеть, мы приняли активное участие в сельскохозяйственных работах, причем не снимая оружия. Однажды ночью вдруг началась стрельба. Оказалось, бандиты ворвались в избу председателя колхоза и расстреляли его. Наша рота была поднята по тревоге. Ликвидировали бандитов. Я вернулся домой, к жене. А на следующую ночь что-то не спалось. Вышел во двор подышать и вдруг услышал за забором приглушенный разговор. Узнал голос нашей хозяйки, полячки, у которой мы снимали комнату. Она что-то обсуждала с какими-то мужчинами по-польски. Я понимал немного, прислушался. Оказалось, это люди из той банды, костяк которой мы уничтожили. Разговор шел о нас с женой. С нами хотели расправиться, но хозяйка настаивала, чтобы это сделали не в стенах ее дома. Бандиты уехали. Я хотел выследить их, но не успел. Через пару дней получил приказ отправляться в Пензенскую область.

Именно там судьба нашего героя сделала крутой вираж. В 1954 году уже майора Зака вызвал командир танковой части, где он служил, и приказал принять солдатский клуб. Израиль Соломонович удивился. Никакого отношения к художественной самодеятельности не имел, особого влечения к искусству не проявлял. Но приказ есть приказ. Через год клуб вошел в тройку лучших в военном округе. В 1959 году офицера назначили старшим инструктором по культурно-массовой работе. В его подчинении было уже 7 клубов и 14 библиотек. Можно сказать, так и началась профессиональная деятельность на новом поприще. Зак поступил на заочное отделение Ленинградского института культуры. А в 1969 году стал одним из руководителей ансамбля песни и пляски Прибалтийского военного округа.

— Я все еще не терял надежды разыскать свою семью, — рассказывает мой собеседник. — Поэтому попросил перевести меня в Ригу заместителем художественного руководителя ансамбля песни и пляски. Там же вышел в отставку.

После отставки Зак возглавил концертный зал «Дзинтари». Затем стал заведовать концертным залом Латвийской филармонии. На этой должности проработал 20 лет. Но началась перестройка, концертная деятельность пошла на убыль. Перешел администратором в Рижский театр оперетты.

— Там было две труппы — русская и латвийская, — вспоминает Зак. — В 90-е годы ликвидировали русскую. Как сейчас помню выступление заслуженного артиста Альфреда Озерова, который, обратившись к латышским коллегам, сказал: сейчас вы молчите, но через год ликвидируют и вас. Так оно и произошло. Сейчас в Риге нет Театра оперетты. Зал долго пустовал. А меня пригласили администратором в Латвийскую национальную оперу, где я проработал 16 лет. Трудился бы до сих пор, если бы не болезнь жены...

Соломоново решение

Ветеран, конечно, грустит, но человек он справедливый и на жизнь не жалуется. С материальной стороны все хорошо: помимо латвийской пенсии получает еще российское пособие как ветеран Великой Отечественной войны. Не обижают и нынешние власти. Он награжден Крестом Признания, в 2009 году ему вручил его сам президент Латвии Валдис Затлерс. У нашего героя двое детей, три внука и правнук. Дочь живет в Риге, работает врачом. Сын — в Санкт-Петербурге, начальник связи Пулковского аэропорта. Два внука — хоккейные тренеры, третий — программист. Правнук — хоккейный менеджер, работал в Европе, сейчас пригласили в Москву.

А вот за Латвию у старика болит душа. С Евросоюзом его родина явно промахнулась.

— Более 60% населения у нас живут на грани бедности, — говорит Зак. — В республике безработица, перспектив нет, среди молодежи процветает наркомания. Цены в магазинах высокие. С 15 апреля этого года отменяются последние льготы для ветеранов войны — бесплатное протезирование зубов. Но главное даже не это. Исчезло что-то человеческое, которое было во времена Советского Союза. А после того как украинские власти начали бомбить Донбасс, и Запад закрыл на это глаза, ни у кого не осталось иллюзий в отношении так называемых европейских ценностей.

По словам ветерана, в Латвии правильно понимают то, что происходит на Украине. По сути, эта война — результат американской агрессии против России, считает он. Будучи членом совета ветеранов Латышской дивизии, Зак каждый понедельник приходит в Дом Москвы, где собираются ветераны и обсуждают события, происходящие в мире.

— Донбасские ополченцы достойны восхищения! — как за родных однополчан, радуется фронтовик. — Таким малым числом одерживают победы против такой орды. Вот это по-русски! Я по национальности еврей, по сути — латвиец, но в душе — русский патриот. Вообще, мы, латышские ветераны, самые преданные русские патриоты.

Но как же они тогда допускают, что в Риге каждый год 16 марта проходит марш легионеров? Мой собеседник тяжело вздыхает.

— Да, полиция не мешает им носить нацистскую символику, но и нам не мешает 8 мая возлагать цветы к мемориалам, — говорит он. — В этот день мы выходим с орденами, и никто не смеет препятствовать. Помню, в начале 90-х президент Латвии собрал нас, ветеранов Латышской дивизии и легионеров СС, и сказал: «Подойдите к зеркалу. Видите, вы уже старики. Подайте друг другу руки и кончим воевать». Руководитель легионеров Романовский (умер в 2004 году. — «Культура»), ответил: «Никогда мы не подадим им руки!» Так и разошлись, не примирившись. Впоследствии я много об этом размышлял. Знаете, а я бы руку подал. Несмотря на то, что моих родителей и сестер уничтожили фашисты. Но ведь не все же легионеры зверствовали, не все пошли воевать за фашизм добровольно. Большинство из них призвали в армию насильно. И действительно, мы люди уже старые, пора становиться мудрее...

Прежде чем расстаться, Израиль Соломонович показал мне фотографии детей и внуков, а затем облачился в парадный мундир и приосанился — для фото. Таким я его и запечатлел — простым, по-детски доверчивым, с библейской мудростью во взоре: «Все проходит, пройдет и это». Недаром же — Соломонович.

По инф. portal-kultura.ru

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «Хотел как лучше, но не успел…»: вспоминая Юрия Андропова
  
  15 июня исполняется 110 лет со дня рождения Юрия Андропова – генерального секретаря ЦК КПСС в 1982–1984 годах. Оценка его деятельности, вынесенная в заголовок, не будучи глубокой, тем не менее весьма популярна до сих пор.
• Взгляд на классика с позиций иллюстраторов
  
  Выставка редких изданий произведений Н. В. Гоголя из собрания библиотеки Иркутского областного художественного музея им. В. П. Сукачёва, представленных к юбилею великого русского писателя, продолжает свою работу в главном здании музея (Ленина, 5).
• «Этот случай запомнился мне на всю жизнь»
  
  Как назвать прозу Владислава Степановича Селиванова? Рассказы? Воспоминания? Эссе? Заметки? Определение жанра в современной литературе вообще занятие непростое – классические границы давно размыты. Можно встретить и роман объёмом с десяток страниц, и эссе размером в повесть, и вовсе несусветные формы – насколько уж позволяет фантазия автора. У Селиванова это всё-таки рассказы – короткие. Есть такое определение: короткий рассказ – краткое повествование в прозе с интенсивным эпизодическим или анекдотическим эффектом. А.П. Чехов считал, что это должен быть просто «кусочек жизни без начала и конца».
• 36 секунд одного мига
  
  Засекреченный подвиг иркутских летчиков...
• От родного порога
  
  Пётр Фёдорович родился в 1932 г. во Владивостоке, затем семья переехала на Украину, где пережила оккупацию. Работать начал в 15 лет – учеником слесаря. С 1949 г., окончив школу ФЗО, трудился каменщиком.
• «Мы с Гагариным родились в один день»
  
  Вот и в наши края пришло долгожданное лето, а это значит, что многочисленные культурные события теперь будут проходить не только в музеях и библиотеках, но и на любимых горожанами уличных площадках.
• 10 интересных фактов о Пушкине
  
  6 июня исполнится 225 лет со дня рождения великого русского поэта
• Катча – Катенька – Екатерина вторая
  
  По следам экспедиции в Куйтунский район. Форма имени ребенка или подростка с окончанием на -ча в сибирской деревне употребляется и по сию пору: Кольча, Таньча, Тольча… Но чем она продиктована?
• Пушкин нашего детства
  
  Поэт всегда шел рядом с нами. С первого класса. Конечно, в школьной программе были десятки имен известных и талантливых поэтов и писателей: Кольцов, Плещеев, Фет, Тютчев, Баратынский…
• Пожилые книголюбы назвали ТОП-5 книг, которые должен прочитать каждый
  
  Книг так много, что часто бывает сложно решить, какую из них выбрать. Десятки жанров, тысячи авторов, разные вкусы... Пока ищешь подходящую книгу, можно получить почти высшее образование, шутят иногда книголюбы.
• Забытые уроки Франции
  
  В связи с недавним празднованием Дня Победы над гитлеровской Германией и ее сателлитами хочу напомнить читателям, как Франция стала «победительницей» во Второй мировой войне, начавшейся 1 сентября 1939 года оккупацией Польши.
• Шарль Азнавур: «Нищие годы – самые радостные в моей жизни»
  
  Шарль Азнавур – гениальный французский музыкант армянского происхождения. Певец, поэт и актер прожил долгую творческую жизнь, за время которой создал более 1300 композиций и сыграл в 60 кинокартинах.
• «Шурик» был другим!
  
  «А этот самый Александр Гайдай какое-то отношение к кинорежиссеру имеет?» – на днях спросил более опытный коллега. И тогда стало ясно, что хотя бы к 105-летию со дня рождения иркутянина, Гайдая-поэта, Гайдая-журналиста следует немного напомнить землякам об этом человеке.
• «Белые» и «красные»: формула примирения
  
  От памятника Колчаку к памятнику Троцкому.
• Связистка Вера, или Корреспондент по прозвищу Чижик
  
  Крымская наступательная операция проводилась с 8 апреля по 12 мая 1944 года и закончилась освобождением Крыма. Ее проводили войска 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии во взаимодействии с Черноморским флотом и Азовской военной флотилией. В этой операции принимала участие иркутянка Вера Андриановна Чегодаева (на гражданке корреспондент по прозвищу Чижик).
• Дорогами войны
  
  21 мая исполнится 100 лет со дня рождения Бориса Васильева.
• Дети войны. Документальный рассказ Евгения Корзуна
  
  Эту историю мне рассказал коллега по профессии. Он родом с Донской земли, вся его родня произошла из казачества, проживала и до сих пор проживает на Дону. А он после учебы в Москве обрел вторую родину в Сибири. Они подростками сполна хлебнули горечь немецко-фашистской оккупации.
• Черемховские наступают: о чем говорят перестановки в правительстве
  
  Правительство в очередной раз пополнила обойма губернаторов, которых в Кремле посчитали годными к работе на федеральном уровне.
• Размышления в Год семьи
  
  Мое послевоенное детство прошло в маленьком заполярном поселке. Домишки были неказистые, с удобствами во дворе, воду привозили на телеге, наливая пожарным шлангом через прорубленное в стене оконце двухсотлитровые бочки, много чего еще не хватало и в скромных магазинчиках того времени. А вот разновозрастной ребятни было много. И мы, мальчишки 10-12 лет, как-то мало обращали внимание на эти неудобства.
• Полководцы Великой войны: рейтинг от Сталина
  
  А действительно – кто был лучшим с точки зрения Верховного главнокомандующего? Расхожая точка зрения – Жуков. Вот и Парад Победы 24 июня 1945 года принимал именно он. А командовал парадом Рокоссовский, что тоже символично – его нередко называют «вторым после Жукова». Однако львиная доля возвышения обоих полководцев (особенно Жукова) приходится на 1970-е годы и позже. А как ситуация выглядела в годы войны и первое время после Победы, пока страну возглавлял Сталин?