По ту сторону войны

Он никогда не был ни Валей Котиковым, ни Володей Дубининым, хотя и прятал свой пионерский галстук от немцев.

Мой давнишний собеседник – Николай Петрович Ансимов, в быту просто Петрович, встретил войну, живя неподалеку от тогда ещё никому не известной Прохоровки, где позднее сломала себе хребет вся машина вермахта. И было ему семь лет. И был он маленький, щупленький, белокурый курянин, вечно пропадающий в садах или на рыбалке.

Почти два года его деревня пробыла «под немцем». Потом трудно и долго отстраивалась – мужиков не осталось совсем: кого в армию забрали, кто в партизаны ушел, кого немцы побили, расстреливая возле тынов за помощь партизанам.

Все прошло сквозь парнишку и застряло на всю жизнь. Так и нёс в себе эти немудреные воспоминания. А потом помер. Теперь они, эти детские дни не моей войны, поселились в моей душе. И я хочу, чтобы они остались в памяти и других людей.

Война – это не только атаки, медсанбаты и бомбежки. Война – это еще множество «почему так»? На такие вопросы отвечать сложно всю жизнь.

Мы сидим с Петровичем у него дома. За окном отцветают наши сибирские яблони. На столе немудреная стариковская закуска: прошлогодние огурцы, чуть пожелтевшее сало да свежие стрелки лука-батуна из палисадника.

Петрович смотрит в окно и вздыхает:

– Вот у нас под Курском сады были! Разве сравнишь? А соловьи?! До сих пор иногда ночью слышу. Да, видимо, больше мне туда не добраться. И годы не те, и денег нет. – Он достаёт мятую пачку «Примы» и закуривает. – А ты знаешь, что курево мне жизнь спасло? – внезапно оживляется Петрович.

– Брось ты, – отмахиваюсь я.

– Да ты послушай, – настаивает он. И я с удовольствием соглашаюсь. Рассказывать он умеет, хотя разговорить его порой бывает очень сложно.

– Так слушай. Было это осенью сорок третьего. Мы с пацанами погнали уцелевшую скотину в ночное. Человек нас было восемь-десять. Я – самый младший. И надо же было нам на опушке найти брошенные немецкие машины. В одной снаряды были, в остальных барахло всякое: каски, форма, тряпье. Пацаны, конечно, касок набрали, снарядов танковых штук пять – мы в них за войну научились разбираться. Они уже были к бою снаряжены, то есть взрыватели накручены. На головках. Мы их обычно откручивали, каской прикроем, а под каской костерок. Взрыватель как жахнет, каска от этого улетала чёрт знает куда!

Так вот, начали мы взрыватели откручивать, пацаны постарше закурили махру. Я тоже канючу: дайте мне. А тут коровы в овсы пошли. Мне и говорят – иди, мол, скотину выгони, потому покурить дадим. Только я отошёл метров на тридцать, сзади как рявкнет – меня волной унесло, как лист кленовый. Очнулся – и к костру. А там – яма! И никого.

Утром родители всех пацанов только по лаптям да по обрывкам портков узнавали. Снимали с деревьев и узнавали.

Наверное, взрыватель туго закручен был. Кто-то, видимо, тюкнул по снаряду, он и сдетонировал.

Петрович ткнул сигаретой в пепельницу, налил себе в рюмку и выпил, не приглашая. А меня всего передёрнуло от его рассказа.

Мы немного помолчали, а потом я спросил:

– Петрович, а ты помнишь, как война началась?

– Потому и помню, что мал был. Мы на сенокосе взрослым помогали сено грести. Дело за полдень было. Глядим, бригадир скачет, кричит: «Немец напал! Война!» Мы, конечно, «ура» закричали. Тогда же как было: «Если завтра война, если завтра в поход...»

А потом началось непонятное. Толпы беженцев. Черные от пыли и злости наши солдаты: колоннами, группами, по одиночке. Вдалеке стрельба, самолёты сутками летят и всё немецкие. А потом вдруг – тишина и пустота. Дня два никто не шёл. Словно война кончилась. И утром как-то за околицей затарахтело, и в село штук пять мотоциклов влетело. Солдаты в чёрных куртках, все пыльные, но довольные, весёлые, что-то по-своему гыркают. Мы за плетнём спрятались, смотрим – есть ли рога у немцев?

А они сразу же к колодцу, раздеваются до трусов – вот что меня, помню, поразило – все наши мужики кальсоны носили, а тут в трусах! Одежду они на плетень побросали. Мы повылазили, мотоциклы рассматриваем, никогда же не видели. И вот тут кто-то из малышни часы с плетня спёр. Офицер стал одеваться, хвать, а часов нет. Все наши врассыпную, а я не успел. Стою как истукан. Офицер пистолет вытащил и мне в лоб целится. Всё, сейчас убьёт! Ну, у меня беда и приключилась – обмочился. Немец увидал такое дело и захохотал. Потом дал затрещину, и они уехали. А я недели две говорить не мог – язык отнялся. Мать думала, что на всю жизнь, но ничего, отошёл. Все-таки страх был – жуть! И сейчас вспоминать страшно...

– Петрович, а что, все два года страшно было?

– Как тебе сказать? – Петрович подумал. – Мы же малые были, чего и не видели, чего не понимали.

– И что, у вас никого не убивали?

– Почему же? – пожал плечами Петрович. – Расстреливали. Но это к концу сорок первого стало. А до этого они нас даже салом и печеньем угощали. Продукты, конечно, у нас забирали. Но исполу: коровы две – одну оставят, десять мешков картохи возьмут – десять оставят. А вот к осени и началось. Помню, обоз они собрали. Уехали. А утром на машинах примчались эсэсовцы. С одного края деревни собрали сорок человек, всех подряд – и стариков, и мальцов. Согнали на площадь и расстреляли. Потом объяснили, что партизаны убили четырех ездовых. Вот они за каждого своего по десять наших.

Но так, без причины, не убивали, не грабили. Вот венгры, те, как цыгане, всё мели. Немцы их за это драли как сивого мерина. Как-то к нам мадьяр забрёл и самовар прихватил. В это время немецкий офицер его увидел и прямо во дворе, при нас, выпорол его. Потом к нам зашёл и у матери курицу спрашивает – кто-то у них там заболел, что ли... А у нас три курицы осталось и петух. Мы их на чердаке спрятали. Мать и говорит – нет, мол, курки. Немец головой кивнул и во двор вышел. И надо же было петуху прямо у него над головой разораться. Немец вернулся, мать обмерла, а он пальцем погрозил и говорит, что обманывать нехорошо. И ушёл...

Вот так бывало.

Постой, постой, дорогой мой Петрович! То ли спьяну ты, то ли сдуру, но кислое с пресным путать стал. Тебе ли не помнить, что к сорок третьему ты лебеду с крапивой ел?.. А в деревне остались старики да бабы с детьми?.. Время – фильтр. Оно многое отстегивает. Но порой можно просто поставить не ту сетку, и тогда будут оставаться только крупные частицы. А мелочь уплывёт, засоряя всё и вся. И память. Ты ж сам сетовал, что мал был и не всё помнишь, не всё видел. Но ты не можешь не помнить, что село твоё обнищало мужиками, сложившими головы под Москвой и Сталинградом, и под твоей Прохоровкой. И кто знает, может, тот, пожалевший тебя офицер, добрый и хмельной от удачи первых дней войны, и положил твоего соседа под Нарофоминском? Ведь его, фашиста этого, никто к нам не звал, никто его не встречал и не привечал...

Память – штука избирательная. Я всё прекрасно понимал, глядя на пригорюнившегося Петровича. Без зла и умысла рассказывал он о «своих» немцах. А я не мог забыть кадры из фильма «Иди и смотри», где в отместку партизанам фашисты жгли простых жителей глухой деревни. И здесь можно проклясть всех народных мстителей. Война – это правда двух сторон. И от того, чья правда сильней, человечней, ради чьей правды народ идёт на неимоверные жертвы, и зависит одно – победа!

– А ты помнишь, Петрович, Курскую битву? Сильно досталось?

– Да как сказать? Село наше в стороне было от той битвы. Нас сильно и не бомбили. Однако полсела сгорело. Оно раза четыре из рук в руки переходило. Наши немцев из села вышибают, те свой край начинают жечь. Потом наоборот – наши отступают и тоже свой край жгут. Так и спалили.

А сколько пленных немцев было! Всю осень и зиму их гнали. Немец оборванный, голодный. Бывало, упадёт наш конвоир, его тут же и пристрелит. А весной мы всем селом их вдоль дороги собирали и хоронили.

И знаешь, что мне больше всего из той войны запомнилось? Уже весной сорок четвертого забрёл к нам отставший от колонны пленный венгр. Мать его покормила, одежонку дала, устроился он отдохнуть на печке. И тут заходят к нам два молоденьких лейтенанта. Увидали венгра и в сад его повели. Он им свои бумаги суёт, фотографии помню: три девчонки у него были, а сам он типографский рабочий. Так нет, вытащили они его в сад. А яблони цветут! Поставили под яблоню и заспорили: кто первый стрелять будет. Потом одновременно бабахнули и всё. А я в окно смотрел. И до сих пор иногда вижу. Зачем им это надо было? Себя проверить?..

Ты помнишь, Петрович, как неподалёку от вас, среди поля, за колючим кружевом был концлагерь? Как ваши бабы ходили туда выкупать полумёртвых парнишек, которые июньским утром и проснуться-то толком не успели, как оказались между жизнью и смертью, не имея права выбора?

Старый, хороший мой человек. Ты всё помнишь, как будто это было только вчера. И не раз, наверное, за свою долгую жизнь клял память – почему она цепко держится за те окаянные дни.

Вот и сегодня, глядя на робкие завязи наших яблонь, ты уплыл далеко на волнах памяти. Туда, где вой и грохот сменялся соловьиными трелями, а стрёкот эсэсовских автоматов порой перекрывался восторженным пением жаворонка.

Жизнь и смерть – неразлучные понятия. Они не могут существовать друг без друга. И вся суть в том, как прожить и как умереть. Извечный нравственный выбор. Без него просто физиологическое существование биологического вида. Одного или миллионов на земле.

– Я, наверное, не то тебе рассказываю? Надо, наверное, про героизм? Так его у нас, почитай, и не было. Жили просто. Староста наш, говорят, партизаном был. Но его первая же наша военная часть и хлопнула. Даже не разбирались – вывели во двор и – до свидания. Вот тебе и героизм.

Я смотрел на руки старого мужика, сорок лет крутившего баранку автомобиля. Пальцы мелко подрагивали и время от времени, издавая сухой шорох старых мозолей, непроизвольно, словно жили отдельно, потирали друг друга. И мне стало неловко своего досужего интереса – разбередил деда, нагнал тоски, которую он так долго загонял подальше в душу вот уже свыше шестидесяти лет.

А потом подумал: война была разная для всех. И для мальца, и для воина. И знать мы о ней должны всё, какой бы неприглядной ни была правда. Хотя бы для того, чтобы не повторилось. Уходят от нас уже не только те, кто воевал, но и те, кто просто жил в то время и в том месте. И надо успеть запомнить и их рассказы...

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Любовь не стареет
  
  Новая подборка интересных фактов со всего света с комментариями нашего обозревателя.
• Амаяк Акопян рассказал, за что ему закрыли доступ в американские казино
  
  В конце 80-х легендарный иллюзионист Амаяк Акопян принял участие в международной программе и отправился с выступлениями в Соединённые Штаты.
• Стилист Александр Рогов назвал розовый главным цветом сезона
  
  Стилист Александр Рогов назвал россиянкам самый модный цвет сезона. Соответствующий пост он разместил в своем Телеграм-канале.
• Фотомодель убила мужа и получила условный срок
  
  По делу об убийстве мужа фотомодель Лилию Судакову суд в Санкт-Петербурге приговорил к четырем годам лишения свободы условно. Действия женщины были переквалифицированы по ст. о причинении тяжкого вреда здоровью.
• На СВО совет отца сохранил жизнь сыну и его сослуживцам
  
  Разные истории спасения случаются на СВО. Одна из них, когда сыну сохранил жизнь совет отца. Этот совет касался доработки УАЗа.
• Долгие разговоры по телефону грозят высоким давлением
  
  Гипертония может развиться по разным причинам. Оказывается, на это могут повлиять также разговоры по телефону и зубные недуги.
• Григорий Лепс не смог отговорить детей от обучения за рубежом
  
  Певец, народный артист РФ Григорий Лепс объяснил, почему его дети учатся за пределами России. Об этом стало известно из интервью артиста YouTube-каналу «про Л.О.М.».
• Мария Аронова уже не жалеет, что «родилась старой»
  
  Звезда театра и кино Мария Аронова в юные годы стеснялась своей внешности. Дело в том, что она всегда выглядела старше своего возраста.
• Shaman получил премию Минобороны РФ «за высокое мастерство при исполнении патриотических песен»
  
  Певца Ярослава Дронова, выступающего под псевдонимом SHAMAN, наградили премией министерства обороны Российской Федерации. Об этом сообщает пресс-служба исполнителя в Telegram.
• СМИ написали о скором разводе Дженнифер Лопес и Бена Аффлека
  
  Стало известно о скором разводе голливудского актера Бена Аффлека и американской певицы Дженнифер Лопес спустя всего два года брака. Об этом сообщает InTouch со ссылкой на инсайдера.
• Леониду Якубовичу подарили сбитый беспилотник
  
  Участник специального выпуска «Поле чудес» преподнес Леониду Якубовичу сбитый беспилотник.
• Мемориал Иосифу Кобзону в Москве осквернили рекламой наркомагазинов
  
  В Москве неизвестные вмонтировали в памятник народному артисту СССР Иосифу Кобзону в Оружейном переулке рекламу наркошопов. Об этом пишет Telegram-канал Mash.
• Мужчина пришел в ЗАГС для расторжения брака и зарезал жену
  
  Молодая пара пришла в ЗАГС для расторжения брака. Подача заявления закончилась убийством.
• Туристы оставили на байкальском острове Ольхон тонны мусора
  
  Остров Ольхон на Байкале оказался переполнен мусором. Отходы разлетелись в окрестностях поселка Хужир, куда приезжают туристы.
• 77-летнего ученого хотят отправить в тюрьму на 17 лет
  
  77-летнему учёному из Новосибирска грозит 17 лет тюрьмы по обвинению в госизмене.
• УФАС потребовал у авиакомпаний снижения цен на билеты
  
  Федеральная антимонопольная служба (ФАС) продолжает разбираться с ценами на авиабилеты, которые стали не по карману большинству россиян.
• Аксенов поблагодарил ФСБ за предотвращение теракта на железной дороге в Крыму
  
  Сотрудники ФСБ продемонстрировали высокий профессионализм и бдительность, предотвратив теракт на железной дороге в Крыму.
• Юрист объяснил, как будут индексировать пенсии с 2025 года
  
  По мнению декана юридического факультета НИУ ВШЭ Вадима Виноградова, пенсии неработающих получателей страховых выплат, которые составляют самую многочисленную группу пенсионеров, будут индексироваться дважды в год, начиная с 2025 года.
• Анна Нетребко возвращается на европейскую сцену
  
  Оперная певица Анна Нетребко объявила о возвращении на сцену в Европе. Информацией артистка поделилась на своей странице в соцсети.
• Синди Кроуфорд призналась, что не даёт своим детям непрошеных советов
  
  После успешной карьеры в модельном бизнесе Синди Кроуфорд практически полностью посвятила себя семье. В браке с Рэнди Гербером у пары родилось двое детей – сын Пресли и дочь Кайя.