ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Комсомол в моей судьбе

Анатолий Выборов   
01 Марта 2020 г.
Изменить размер шрифта

Сочинение на эту тему я начал было писать по просьбе одного центрального издания еще год назад – к 100-летию «главного» комсомола. (Издание заинтересовало мое запредельное пребывание в стройотрядах – восемь сезонов.) Но когда выяснилось, что ему нужны лишь героические истории, а за их размещение надо еще и платить самому автору, стороны интерес друг к другу потеряли.

Комсомол в моей судьбе

Героического в моей комсомольской судьбе в 70-80-е годы, действительно, ничего не было. Как, впрочем, и у миллионов рядовых комсомольцев моего поколения. А судьба была. И в ней был комсомол. Вот об этом и расскажу. Тем более что у нас в газете сам и затеял недавно рубрику к 100-летию уже иркутского комсомола, материалы которой как-то сами собой переросли в диспут о том, а всегда ли героическим был комсомол и почему мы его (как и партию, и страну) профукали.

По истечении лет я пришел к простому выводу, что ВЛКСМ (помимо, конечно же, воспитательной и организующей силы!) в жизни простых молодых людей был этаким подспорьем (у кого-то трамплином) к выстраиванию своей судьбы. Прожить без него, конечно, можно было, но жизнь эта была бы не в гуще людей и событий – жизнь полуизгоя. И в этом тогдашние наши правители, надо отдать им должное, преуспели – вся молодежь страны была под их присмотром. А начинать строить карьеру без членства в ВЛКСМ было просто невозможно.

В комсомол я вступал буднично: в 8-м классе нас собрала наша классная руководительница и сообщила, что у кого нет двоек и с дисциплиной более-менее, могут написать заявление. И мы, воспитанные на рассказах отцов-фронтовиков, на фильмах и книгах о героическом пути комсомола, с радостью написали. Преимущество этого шага я ощутил год спустя, когда при поступлении в техникум учитывалось и членство в ВЛКСМ. А вот мой школьный товарищ, не комсомолец, с такими же, как и у меня, баллами не поступил.

В техникуме, в учебе и особенно в спорте, где я преуспевал, это членство сильно не сказывалось. А вот когда пришел записываться в ССО, там это стало главным пунктом – стройка-то, на которую мы направлялись первооткрывателями, была комсомольско-молодежная! Правда, на ней, как выяснилось позже, было всего лишь два стройотряда, остальные «отряды» были из неконвоируемых зэков – «химиков». Но это не помешало нам и стройку ту начать, и с ребятами теми не только сдружиться, но и в спорт их вовлечь, и на соцсоревнование вызывать.
Стройотряды в моей судьбе, особенно во время учебы уже в университете, – отдельная история. Это целая жизнь длиной в восемь лет, которая, действительно, «не терпит фальши» и которую прошел всю – от бойца линейного ССО, до бригадира, комиссара и мастера мощных интер-отрядов в полторы сотни студентов из нескольких стран соцлагеря сразу.

Но вот спустя годы вспоминается не политико-воспитательная часть работы и роль в ней ВЛКСМ, и даже не сама работа – не только ударная, но и изнуряющая, на которую, кроме ССО, никто и не соглашался. В памяти больше всплывают разные забавные случаи, бесшабашное веселье, присущее молодости. Как на праздник посвящения в бойцы ССО мы в пачках из простыней исполняли танец маленьких лебедей или изображали папуасов из племени «тумба-юмба», как предлагали новичкам зажарить шашлык из комаров или толкачом завести компрессор. Как уже в будни организовали раннюю побудку ребят, подсказав им, что девочки-венгерки за 15 минут до подъема любят умываться под общими умывальниками топлес. Или как уже наши девочки, наблюдая за коллективным купанием юношей и девушек из ГДР, сначала восхищались их одинаковыми белыми купальниками, пока, сгорая от стыда и сворачивая шеи, не разглядели самую суть этих костюмов.

А еще совместные концерты, песни у костра и дискотеки до полуночи.

Ребята до сих пор помнят, как их политически незрелый комиссар раз за разом получал выговоры от вышестоящего органа за то, что не так объяснял немецким студентам невозможность купания голышом, учил парней-немцев пить с выдохом чистый спирт. Или предлагал им добираться до объекта пешком потому, что шофер дядя Паша, бывший фронтовик и узник лагерей, заслышав немецкую речь, наотрез отказывался везти «эту немчуру».

Что в комсомоле у нас что-то не так, я подозревал и раньше. С годами это чувство лишь крепло. После таких вот взбучек от старших товарищей, когда они вволю насмеявшись над рассказами о тех же немцах, влепляли мне очередной выговор, приговаривая при этом: «Так надо, ну ты же понимаешь?». А потом рекомендовали рисовать отчет о политработе в отряде «покрасивее». Когда еще на рабфаке наша кураторша, ярый коммунист и жена проректора, сначала срочно, под угрозой непоступления в университет, заставляла меня стать комсоргом группы взамен прежней девочки-комсорга, вышедшей замуж за иностранца-югослава и «предательски уехавшей жить во враждебную нам страну». А три месяца спустя с помощью таких же зависимых от нее студентов-комсомольцев изгоняла меня из этих комсоргов (а заодно и из комиссаров стройотряда) только за то, что мы с ребятами слегка поправили написанные ею на нас комсомольские характеристики, посчитав их несправедливыми. «Радуйся, что ты не в партии, – сказала мне тогда кураторша, – иначе бы мы тебя еще и из студентов поперли».
(Кстати, вступить в партию мне предлагали и в техникуме, и позже в армии, убеждая в том, что без этого ни карьеры, ни жизни светлой не будет.)

Много позже, уже работая в молодежной газете области, я окончательно потерял розовость восприятия комсомольской действительности. Когда писал о дутых, существующих лишь для галочки комсомольско-молодежных коллективах, о хиреющем и вдруг ставшем никому не нужном БАМе, а товарищи из ОК ВЛКСМ рекомендовали редактору эти статьи не публиковать.
Согласитесь, трудно было сохранить преданность передовому отряду современности, когда на твоих глазах командиры из высших эшелонов этого отряда, будучи в командировках на том же БАМе, весьма своеобразно работали с местным комсомольским активом – вовсю затаривались дефицитными шмотками, днями пили с местными бонзами да смотрели первую «клубничку» на появившихся тогда видеоплеерах.

Поэтому для меня, например, не было удивительным, что такой, по сути уже разложившийся, причем сверху, комсомол, прекратил свое существование. Вслед за разложившейся же партией, да и государством в целом.

И зря теперь некоторые его защитники из верхов пытаются обвинять в случившемся всех, кроме себя, – время, рядовых комсомольцев, зловредных журналистов. Что, мол, не чтим традиции, не воспеваем хорошее в комсомоле. Но «не лучше, ль на себя, кума, оборотиться?».

Ведь традиции – это передача огня, а не поклонение пеплу. Если мы не сохранили огонь, чего уж теперь-то пепел от него в ступе толочь?

И сейчас, видимо, надо уже нынешним идеологам страны создавать для молодежи что-то другое. Не глянцевое и бумажное, каким стал комсомол в свои последние годы, а новое, современное, действенное. То, чем был для многих поколений тот начальный и истинный комсомол. Глядишь, тогда через него и обновленная держава возродится.

  • P. S. А в партию я так и не вступил. И не жалею. И без нее в этой жизни чего-то успел и достиг.
  • Еще воспоминания разных людей о былом на портале для пожилых — по ссылке.

  • Расскажите об этом своим друзьям!