«Сад моей памяти»: Художник Владимир Пламеневский

Эта книга известного иркутского фотохудожника Александра Князева ещё не издана, но уже привлекла к себе внимание многих. «Сад моей памяти» автор не просто написал, а сложил из фотографий и скупых воспоминаний. Получился цикл фотоэссе, где, кроме иркутян, вы встретитесь со многими интересными людьми... Читайте и смотрите!

«Прощайте, прощайте, калитка Вселенной открыта,

Как жалко, как грустно, как хочется крикнуть: до встречи!..

И только Байкал как осколок лежит лазурита.

И длинное – О! – как осколок законченной речи.»

О Володе Пламеневском говорить в прошедшем времени не пристало. Наши часы, наш календарь и летоисчисление наше отставали от темпа его жизни. Она вся вращалась c захватывающей скоростью вокруг единственной скрижали: «Затевается братство!». Унаследовав огромный мир собственной личности, он устремился строить мир снаружи по законам любви, дружества, братства. Архитектор и художник по разумению, поэт по призванию, мастеровой по жизни, он таил в себе замысел, уходящий за пределы жизни,– «взыскующий града» мыслил создать его для художников, смиренных и буянов, трезвенников и забулдыг, мыслителей и простофиль, гусар и инфантилов... Получив в наследство вместе с Крымом, где родился, идею волошинского Коктебеля, Володя щедро размахнулся на байкальском берегу, построив для начала картинную галерею в Листвянке. Сибирские волхвы кисти и мольберта тут же принесли свои дары, а ищущие красивых соблазнов почитатели искусств приезжали, не скупились и увозили грошевые, но лихие эти соблазны... Некий художник за полчаса изобразил тушку обглоданной воблы, в следующие полчаса её уже купили. И тогда Володя сказал ему: «Быстро рисуй ещё, только название измени, вместо ВОБЛА напиши ВО БЛЯ». Рисунок, скорее название, пошло в тираж, и эта востребованная эстетика длилась бы бесконечно долго...

«Забыли», – сказал он завтра. В галерее уже высились полотна Галины Новиковой, Альбины Цибиковой, Евгения Урбановича, Валерия Осипова, а выставки, одна другой громче, сменяли друг друга... Съезжались художники и поэты, непримиримые и почти в обнимку, застревали в кураже и веселии, а вкусивши бесхитростного братства, возвращались в мир с открытыми глазами, поскольку узрели себя в ближнем.

Володя, между тем, успевал писать стихи, сажать картошку, ставить новые срубы под жильё и выставки, встречать гостей, провожать посетителей галереи, засиживаться в беседе с дорогими друзьями. Круг их рос безудержно и для нормального человека катастрофически... Если б это смущало хозяина! Смущало только жену, и ту ненадолго – была отпущена.

Мир снаружи жесток и неправеден, безрассуден и корыстен, глух к красоте и ненасытен... Был задуман иначе, но стал таким. Увы! Оттого, слагая по годам собственный мир, мы лелеем в нём сад своего трудолюбия, корим за праздность и лень, уповаем на чудо, дорожим книгами, идеями, дарами свыше, отгородившись от иного мира китайской стеной, за которой может быть только параллельная реальность с её властями, чиновниками и опричниками...

Володя эту стену проломил, вышел во весь рост и сказал: «Затевается братство!»

Вскоре его не стало.

• Расскажите об этом своим друзьям!