ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

«Гениальный мальчик»: памяти художника Фёдора Васильева

Сергей Корбут, Сергей Николаев   
13 Августа 2022 г.
Изменить размер шрифта

Андрей Румянцев, автор, которого мы привыкли считать сибирским и иркутским, написал на этот раз не о своих земляках, а о коренном петербуржце. Посетил в интересах своего исследования Петербург, Гатчину, Валаам и Ялту, где творил Федор Васильев. Герою его новой книги, «гениальному мальчику», нынче 172 года.

«Гениальный мальчик»: памяти художника Фёдора Васильева

Андрей Григорьевич написал также биографические книги о Валентине Распутине и Денисе Мацуеве, а теперь готов представить вниманию иркутян новое издание – на этот раз о художнике-передвижнике Ф. Васильеве под названием «Поэт русского пейзажа: Федор Васильев. Двадцатилетний гений».

Название отсылает нас к определению Ивана Крамского, выраженному в письме Илье Репину за два месяца до смерти Федора Васильева: «Не знаю, как Вы думаете, а я полагаю, что русская школа теряет в нем гениального мальчика, – такое чутье натуры, такое нежное поэтическое чувство без сентиментальности, такое всеобъемлющее понимание редко встречается».

Вообще лестных слов о совсем еще молодом художнике его современниками было высказано немало. Естественно, в книге Румянцева они тоже приведены. Но ведь не только это подвигло его к труду над новым биографическим сочинением? Хорошо зная творчество Андрея Григорьевича, могу утверждать, что ни одно произведение не создано им без искры вдохновения, без внутренней потребности высказаться, без соответствующего личного внутреннего настроя. Значит, и здесь должно найтись нечто глубинно общее между художником и поэтом!

В статье, которая публикуется здесь с сокращениями, связь эта открывается достаточно ясно, да и словосочетание «поэт пейзажа» из названия книги говорит о многом. От себя добавлю: каждое произведение Андрея Румянцева, будь то стихи, проза или публицистика, это тоже проявление и одновременно даяние духовной жизни народа.

Книга о Федоре Васильеве, выпущенная в Москве, будет представлена иркутянам 16 августа в 11 часов в Иркутском областном художественном музее (ул. Ленина, 5), где выставлены этюды «гениального мальчика».

Сергей Корбут, член Союза писателей России

***

«Гениальный мальчик»

Предисловие к изданию написал пейзажист Александр Афонин, его называют последователем живописца Ивана Шишкина, – профессор живописи, руководитель мастерской пейзажа Российской государственной академии живописи, ваяния и зодчества имени И. Глазунова, заслуженный художник России, член-корреспондент Международной академии культуры и искусства. Непосредственным учеником Ивана Шишкина был Федор Васильев.

«Над полотнами Ф. Васильева невольно размышляешь о значении пейзажной живописи. Великий художник, открывающий перед зрителем уголок родной природы, удивляет не только правдой и красотой картины. Он открывает тайну нашей любви к своей родине. Созерцая живописные полотна в музеях, мы видим одухотворенный образ своего Отечества», – пишет А. Афонин. И далее, непосредственно об издании: «Рассказ о Федоре Александровиче Васильеве, его стремлении к вершинам творчества поможет многим найти верную дорогу к профессиональному и духовному совершенству. Андрей Румянцев, автор нескольких биографических книг о выдающихся деятелях русского искусства, и на этот раз окажется нужным собеседником...»

Биографии обычно начинаются с поисков корней героя, сведений о его родителях и среде. Писатель начинает с конца – дня кончины «гениального мальчика». Может быть, потому, что эта ранняя смерть потрясает. Наверное, как и смерть молодого Михаила Лермонтова, своей особой трагичностью – ведь гибнет особо чувствующий, поэтичнее, глубже, достовернее многих других, уже потрясший своим искусством, а тут еще и смертью потрясающий.

«Умер он 24 сентября. На другой день состоялось отпевание покойного в ближайшей церкви. Присутствовали здесь только мать, братишка Федора Александровича да Клеопин. И в печальной церемонии похорон художника на Поликуровском кладбище участвовали лишь эти близкие люди да несколько знакомых. Глубокое бирюзовое небо, которое с тонкими, вещими подробностями писал на полотнах Федор Александрович, попрощалось со своим поэтом…» – пишет Андрей Румянцев. Год стоял 1873, а Клеопин – это любитель живописи, коллекционер.

Почему же сначала о Гатчине, а потом о семье художника пишет автор? С кончины, с оплакивания начинает? В чем причина? Глава «Рожденный вне брака» сообщает о далеко не счастливом начале жизни Федора Васильева, отце-выпивохе, как сказали бы в наши дни. Читатель увидит мрачные краски жизни, не предвещающие развитие необыкновенного таланта. Ранняя смерть, нисколько не связанная с обстоятельствами детства художника, начинает казаться какой-то закономерной: да, будучи безвестным и нищим, этот юноша, точно бы окончил свою жизнь рано.

«Волею обстоятельств к семье Васильевых оказался близок будущий писатель и журналист Александр Скабичевский. Через много лет он опубликовал воспоминания, в которых несколько страниц посвящено отцу Федора. Его пьяные выходки описываются автором с такими ужасающими и отталкивающими подробностями, что не хочется приводить их. Но повествование требует правды», – пишет Румянцев.

Скабичевский, будучи студентом-филологом Петербургского университета, познакомился с сестрой одной из учениц, Ольгой. По словам Скабичевского, она была «с двумя детьми: девочкой Женей лет двенадцати и мальчиком Федей лет десяти… Я узнал от своей ученицы, что сестра ее замужем за неким Васильевым, человеком во всех отношениях несостоятельным: и кутилою, и мотом, и игроком… Вследствие подобных качеств главы семьи последняя не выходила из состояния голодной нищеты… Не откладывая дела в долгий ящик, я тотчас же предложил давать Женечке и Феденьке бесплатные уроки».

Андрей Румянцев – опытный биограф. Написанные им биографии читаются на одном дыхании. Кажется, есть огромная разница в том, чтобы писать о своих современниках, с которыми жил одними чувствами, наблюдал за ними «в трехмерном измерении», и другое дело – писать о личности, жившей давно, которую представлять можно лишь по тем отсветам, что разлиты в воспоминаниях современников. Живое чувство, сочувствие – вот что помогает биографу и передается неравнодушному читателю. В воспоминаниях Скабичевского Андрей Румянцев находит строки, свидетельствующие о потрясении первого: «…я узнал, что мне нежданно-негаданно пришлось быть, хоть и непродолжительно, учителем знаменитости. Тот самый Федя, который стоял во время моих занятий с детьми на втором плане, сделался впоследствии одним из первых современных художников, обессмертив свое имя пейзажами, которыми мы любуемся в Третьяковской галерее.

Расставаясь со мною при выезде из нашего дома, он подарил мне, в знак памяти, небольшой ландшафтик, написанный им масляными красками, и как мне было впоследствии досадно, что я пренебрег мазнею десятилетнего мальчика и не сохранил подарка».

Тринадцатилетним Федор Васильев начал заниматься в Рисовальной школе Общества поощрения художников, и с той поры десятилетие, завершающее его жизнь, было в поле зрения величин русской культуры и искусства – Репина, Крамского, Шишкина, Стасова, Третьякова. На Валааме Васильев работает с Иваном Шишкиным, ставшим его зятем, мужем сестры Евгении Александровны. Юноша был угловат, дерзок, порой заносчив, эпатажен. Он станет лебедем искусства не без участия Шишкина, а затем и мецената Строганова. Этот процесс метаморфоз прослеживает биограф; неслучайными друзьями и их поддержкой вдруг стал богат Федор Васильев.

«Этюд Васильева «На острове Валаам. Камни» понравился графу Павлу Сергеевичу Строганову. Он купил картину для своей коллекции. Возможно, граф следил за творческим взрослением Федора; без сомнения, как покровитель Общества поощрения художников, он знал наиболее талантливых воспитанников Рисовальной школы. Заметим, что после успеха на профессиональной выставке Федор стал пользоваться у графа особым вниманием». Соответствующее место биограф находит в воспоминаниях Шишкина: «Васильев получил первую премию на конкурсе, и его Общество отправляет в Дюссельдорф на три или четыре года. А нынешнее лето его берет с собой граф Строганов в Крым и на Кавказ, а осенью он поедет в Дюссельдорф» (данная поездка не состоялась).

Биографу удается показать «грозовое» состояние души молодого дарования (подобное лермонтовскому?). Вот Илья Репин общается с Иваном Крамским:

«– Этот птенец не по летам смел, – ворчал я, – в вашем и Ивана Ивановича (Шишкина) присутствии он до неприличия забывается. Как вы это считаете? Что он такое? – спросил я серьезно.

– Ах, Васильев! – ответил Крамской. – Это, батюшка, такой феномен, какого еще не было на земле!.. О, вы познакомьтесь с ним хорошенько, рекомендую – талант! Да ведь какой талант! И вообще я такой одаренной натуры еще не встречал: его можно сравнить с баснословным богачом, который при этом щедр сказочно и бросает свои сокровища полной горстью, налево, не считая и даже не ценя их…»

Андрей Румянцев: «Любопытно подсчитать все васильевские картины, посвященные грозовому состоянию природы. Их окажется более двадцати. Легче всего было бы сказать, что природные бури оказывались близки дерзкому, смелому характеру самого Федора».

Далее биограф приводит еще одно свидетельство Ильи Репина. Превращение гадкого утенка в белого лебедя состоялось: «…перед входом он (Ф. Васильев) натянул лайковые перчатки, грациозно взял в руку тросточку, обмахнул платком пыль на ботинках с крючками. Ну, просто, вошел столичный франт, завсегдатай салонов хорошего тона…»

Пока друзья и близкие обсуждают, как приятно, в лучшую сторону изменились характер и манеры юного дарования, внутри него зреют новые образы – они выльются в одну из лучших картин восходящего к вершинам искусства России девятнадцатого века. Это пейзаж «Оттепель». Биограф пишет об этой картине в главе «Черный ворон судьбы»: «В самом деле, «Оттепель» представляет необычайно одухотворенную, целительную силу природы, словно бы противостоящую унылому, печальному устройству жизни на земле нашего Отечества. Сам автор обмолвился в одном из писем, что создал ее за месяц».

В 1870 году в жизни двадцатилетнего Федора Васильева происходит непоправимое. «…Он, вспотев при катании на коньках, с жадностью поел из пригоршни свежего снега. Воспаление горла наступило в ближайшие же дни. А со временем болезнь охватила и легкие. Всегда подтянутый, физически развитый, энергичный паренек оказался в плену страшного, мучительного недуга. К весне Федор почувствовал обострение болезни. Он уже не мог ходить на четверговые шумные собрания художников в их общий, «артельный» дом, и, что особо угнетало его, не имел сил подолгу, как раньше, сидеть за мольбертом». Граф Строганов озаботился его здоровьем. Васильев прибыл в его украинское имение Хотень и поработал там немало.

Им двигали подъем и вдохновение, что он испытал при написании «Оттепели», сопровождаемом тем самым весенним обострением болезни. И задается он в письме к Крамскому следующим вопросом: «Что же будет тогда, когда я сформируюсь?!»

Федор Васильев оказывается в Крыму. Болезнь его развивается, Крыму он не верит, ведь ему все хуже и хуже. Не верит и потому, что не находит там глубоких, одновременно суровых и нежных мотивов, дорогих его кисти. Голос автора книги вплетается в хор голосов, славивших и славящих живопись Ф. Васильева. О нем писали очевидцы его дней, художники, исследователи изобразительного искусства России. Особенное в тексте Андрея Румянцева в том, что он поэт, в советское еще время получил звание народного поэта Бурятии, будучи уроженцем этой республики.

Приближаясь к заключительным строкам биографии «двадцатилетнего гения», поэт Андрей Румянцев пишет: «В девятнадцатом веке искусство пейзажа обрело в духовной жизни народа то же значение, что и отечественная поэзия. В классических произведениях тех десятилетий, написанных Кольцовым, Некрасовым, Фетом, Никитиным, А. Толстым, поэзия родной природы обретает ту вещую силу воздействия, на которую способно чистое, поистине небесное слово. Без авторского переживания, без его душевного отклика на красоту природы стало уже невозможным русское искусство. И среди других художников своего времени эту особенность живописи утверждал Федор Васильев».

Читатель, перелистывающий завершающие страницы книги Андрея Румянцева, надо думать, захочет продолжить знакомство как с его литературным творчеством, так и с живописью и биографией Федора Васильева. Для тех, кто побывает в Петербурге, Гатчине, Ялте, проживает в этих городах, автор дает указания на памятные места, связанные с именем своего виртуального подопечного: «В России три места связаны с именем Федора Александровича Васильева: Гатчина, где он появился на свет, Санкт-Петербург, где провел большую часть жизни, и Ялта, где окончил земной путь».

Быстротекущее время во многом изменило человеческое восприятие, традиционные культура и искусство отступили под натиском цивилизации. Тем более ценны страницы новых книг, обращающие нашу память к высоким достижениям прошлого; в этот ряд встанет книга «Федор Васильев: поэт русского пейзажа. Двадцатилетний гений» Андрея Румянцева. Издана она в большом формате, снабжена богатым иллюстративным материалам. Видится, что всякий останется благодарен автору и издательству за те минуты и часы, что провел за ее чтением.

  • Расскажите об этом своим друзьям!