Мы вышли в открытое море...

Тайфун

Итак, где-то в середине июля, в прекрасное северное утро по громкой связи раздалась команда: «Корабль к походу изготовить!» Мы вышли по Кольской губе в открытое море. Там на траверзе острова Кильдин уже стояла группа кораблей. Суда выстроились в кильватер и пошли на восток.

Тайфун – это страшная необузданная сила природы, которая всё подминает под себя: Кидает громадные корабли, как щепки, с хрустом ломает железо, дерево, людей. Страшно смотреть на этого десятиэтажного монстра, который с рёвом накатывается на твой пароход. Ощущение такое, что сейчас это чудовище своей огромной пастью проглотит ваш кораблик и утащит в бездонные глубины океана. И кажется, спасение может прийти только с одной стороны – сверху с небес. И даже убеждённый атеист в эту минуту вспомнит о Господе и перекрестит лоб не один раз!

В этот раз тучи стали сгущаться особенно быстро, ветер усилился, волны начали с рёвом захлёстывали бак корабля. Ощущение такое, как будто наш кораблик заползает на высокую гору, а потом срывается и падает вниз. В желудке в этот момент ощущение – будто лягушку проглотил! По громкой связи раздалась команда: «Всем оставаться на местах, на палубу не выходить». Волны накатывались на корабль, били со страшной силой. На корме были привязаны по-штормовому большие деревянные бочки: c маргарином, помидорами, селёдкой – всё мгновенно как корова языком слизнула! Волнорез покорёжило, стволы автоматической пушки погнуло, шлюпку и спасательные плотики унесло. Но самое печальное то, что оторвало мачту, металлическую трубу диаметром около 40 см из толстого железа. А на мачте были все сигнальные огни, различные антенны, в том числе и антенна радиолокационной станции. В кормовом кубрике отсиживалась часть команды, там же был и гарсон (официант в кают-компании). Вдруг он вспомнил, что забыл принайтовать посуду по-штормовому, и начал собираться. Ребята всячески удерживали его, но он упрямо твердил, что у него там всю посуду размолотит. – Да не боитесь вы, мне всего-то, держась за шторм-леер, пробежать 10 метров, я успею! Как его не удерживали, он всё-таки настоял на своём. Одел спасательный жилет и исчез в дверном проёме... Больше мы его не видели. Морская пучина проглотила его. Однако рулевой заметил человека на гребне волны, который, оседлав деревянный трап, что-то кричал. Командир приказал поворачивать корабль, чтобы спасти человека. Но когда судно стало лагом к волне (бортом), его накрыло огромной волной и оно, не выдержав, легло на борт. Крен – 72 градуса. Как потом рассказывал капитан, из такого положения судно практически не возвращается. Но прошло несколько страшных минут, в которые мы уже считали, что одной ногой на том свете, волна схлынула, и наш кораблик, как ванька-встанька, поднялся. Низкий поклон вам, ребятам с Волги, построившие хороший, непотопляемый кораблик с отличными морскими качествами!

Командир доложил на флагман: – Матроса смыло за борт, попытался спасти, но чуть не погибли сами. С флагмана пришёл короткий приказ: – Следовать курсом – штормовать. Штормовать, значит, всё время идти перпендикулярно к волне, чтобы не накрыло. И так трое суток мы штормовали. Люди сидели там, где их застал шторм. Еды не было никакой. Я сидел в своей рубке. Хорошо, у меня было полграфина чая. Чтобы утолить жажду, я делал один глоток, через пару часов другой, и так трое суток. К концу вторых суток мне посвистели в переговорную трубу. Раздался голос капитана: – Ну, как ты там, живой? – Да живой, живой! – Ну, тогда подставляй ладошки, мы тебе кусочек хлеба спустим. Рулевой в кают-компании нашёл полбуханки хлеба, и разделили мы его на восемь человек. Всем кто остался в носовом отсеке. Этого кусочка, примерно граммов 60–70, мне хватило аж на сутки. Я отламывал малюсенький кусочек, засовывал его в рот. Разбавлял его небольшим глотком чая и не проглатывал, а смаковал! Как мне хотелось засунуть в рот этот кусочек хлеба, но я с честью выдержал испытание и растянул это блаженство на целые сутки!

К вечеру третьих суток мы, наконец, подошли к какому-то пустынному острову. Прямо перед нами открылась бухта. Прошли в бухту, в ней было тише. Бросили якорь. Там уже стояло несколько кораблей, но не все. Спрашиваем у радистов, как остальные: – Да живые, штормуют. Собрались все на шкафуте, почтили память погибшего матроса. Кок вскипятил чаю, выдали нам по порции белых сухарей, а ужин, сказал капитан, будет только через три часа. Команда взревела, но командир нас успокоил: – Вы трое суток голодали – ничего, живые остались, ну а за три часа и подавно с вами ничего не случится! Причём это делается для вашего же блага. Наконец нам выдали по чашке вкуснейшего супа, сухари, сахар, чай. А после ужина завалились спать.

Утром снялись якоря. Море почти успокоилось, наша эскадра на ходу выстраивалась в кильватерную колону, курсом на юг. Где-то на юге нас ждало тепло, отдых, увольнение на берег, девушки, танцы и много-много вина. Вперёд, альбатросы!

Итак, наша эскадра, как стая журавлей, потянулась на юг. Свободные от вахты матросы, как могли, приводили палубу в порядок. Боцман отыскал в трюме длинную палку и поставил её вместо мачты. Привязали на конце топовый фонарь, флаг и гюйс. Дальше без приключений прошли вдоль Курильской гряды и, наконец, втянулись в пролив Лаперуза. Шли ближе к сахалинскому берегу. Был ясный, солнечный день. В бинокли и простым глазом мы наблюдали Японию. Прошли пролив, всё было спокойно. Но вот напротив острова Ребун, со стороны Японии, вынырнули два звена самолётов с японскими опознавательными знаками. Они нагло обходили эскадру с боку, заходили в хвост и на бреющем полёте проносились над нашими головами. Мы сидели в боевой готовности, но у нас теперь на всю команду осталось 6 карабинов да личное оружие офицеров. Поскольку пушки наши вывела из строя непогода. В общем, японцы проверяли нашу нервную систему. У нас по эскадре была команда – без приказа никаких активных действий не производить, но артпостам приказали держать самолёты на прицеле. А так как мы и они были в нейтральных водах, то наши и их действия не ограничивались. Где хочу, там лечу, где хочу, там иду. Да, у артиллеристов должны быть крепкие нервы, а то ведь палец может дрогнуть и придавить гашетку. Минут 15 японцы держали нас в напряжении, потом сделали крутой вираж влево и улетели в свою Японию. А как хотелось перцу насыпать им на хвост!

Мы двинулись на юг, успокаивая нервную систему. Впереди нас ждала бухта Владимир и праздник – день великой Октябрьской революции. А пока мы наслаждались полным штилем, ясным солнечным днём бабьего лета и тем удовлетворением, что ЧП кончилось мирным исходом. Даже салаги (молодые матросы) понимали, что военное столкновение ничего хорошего не сулило.

Наше путешествие шло к концу. Впереди на скале стоял маяк, а рядом вход в бухту Владимир. Бухта была в форме глубокой чаши, обрамлённая со всех сторон горным массивом, очень удобная для стоянки кораблей.

Владимир

Бухта нам понравилась. Посёлок большой, много гражданских лиц. Магазины есть, водки нет, сухой закон. Утром, на подъёме флага капитан сообщил приятную новость: две трети команды отпускают в увольнение. Вышли мы на берег группой человек 12. Впервые за четыре месяца наша нога ступила на земную твердь. Какое это блаженство – двигаться по твёрдой земле. Шагая по улице и созерцая местное население, состоящее в основном из матросов, мы взором выискивали фигуры женщин, чтобы хоть визуально прикоснутся к женским прелестям. Изрядно попялившись на народ, мы стали интересоваться, нет ли где нибудь злачных мест. Один местный морячок рассказал нам, что на верхней улице живёт старуха по кличке Ляля Чёрная, она принимает всех страждущих. Показать её дом вызвался «за рупь» пацан лет 12-ти Подвёл нас к калитке, за которой стояла избушка-развалюшка и почерневший от времени сарай. Мальчишка получил в качестве премии второй рубль и испарился. Мы стояли и решали – ввалиться всем сразу или послать представителя. Но тут дверь хаты отворилась, и на крыльце появилась высокая, костлявая, с худым морщинистым, тёмным лицом старуха и молча махнула рукой, приглашая пройти во двор. Затем показала в сторону сарая. Мы быстренько втянулись в сарай. Обстановка показывала, что у Ляли дело поставлено на поток.

Посреди сарая стоял длинный стол, сколоченный из грубых досок, а вокруг него стояли такие же лавки. На столе две чашки: в одной лук, в другой соль. Мы расселись по лавкам и стали ждать. Наконец Ляля принесла две четверти (четверть – три литра) какой-то желтовато-мутноватой влаги, полбуханки хлеба и стаканы. Потребовала 10 рублей, сунула десятку за пазуху и удалилась. Мы, конечно, догадались – это была бражка, довольно крепкая и даже приятная на вкус. С горы спускались уже изрядно навеселе. Профланировали по главной улице, зашли в офицерский клуб, потанцевали. В густой флотской массе женщин почти не видно. Да, это не Ленинградский матросский клуб!

Утром мы все, кто был у Ляли Чёрной, проснулись с головной болью. Как потом выяснилось, старая ведьма настаивала брагу на табаке. Больше мы у неё не появлялись.

Началась подготовка к октябрьским праздникам. Кое-где подкрасили, вывесили флажки, иллюминацию. Кок готовил праздничный обед. Утром 7 ноября было торжественное построение. Командир зачитал благодарность командующего ТОФом и поздравил личный состав с праздником, днём Октябрьской революции. Потом устроили соревнование по шахматам, пляски под гармошку, затем торжественный обед и увольнение личного состава на берег. А через две недели снялись с якоря и взяли курс на Владивосток.

Огни большого города

Было уже около 23 часов, когда мы начали швартоваться у военной стенки.

Но вот швартовы отданы, прозвучала команда «отбой!», но мы не торопились расходиться по кубрикам – любовались вечерним Владивостоком, переливавшимся огнями. И мы, наконец, почувствовали себя дома. Кончились, наконец, наши приключения, пора и отдохнуть, расслабиться.

Утром сделали большую приборку, а в 11 часов прозвучала команда: «Всем построиться на шкафуте, форма одежды парадная № 4». Ждём начальство. Но вот на пирс подкатили два лимузина. Оркестр грянул «Славянку». Из лимузинов вывалилось человек шесть штабных и, не спеша, гуськом потянулись на наш корвет. Контр-адмирал поблагодарил за этот очень трудный поход, затем штабной офицер вручил нам жетоны «За дальний поход», потом был торжественный обед и построение на увольнение. Проверял сам капитан и напутствовал: – Даже если кто-то на карачках приползёт на борт, но не попадётся патрулю, наказывать не буду! Ну а если попадётесь, пеняйте на себя!

Утром, после подъёма флага снялись с якоря и ушли на док. И вот когда корабль поставили на стапеля и осушили док, мы высыпали на палубу дока, чтобы посмотреть со стороны на нашу посудину. Картина была удручающая. Бока судна были помяты. Шпангоуты выпирали, как у старого одра рёбра. В носу корабля большая, рваная пробоина. Мачты не было, шлюпку и спасательные плотики унесло, стволы у пушек и волнорез погнуло. Ах, как мы гордились! Ведь мы на этой полуразбитой коробке противостояли страшной водной стихии и выстояли, и победили! Честь и слава нам, морякам КСВ-13, честь и слава нашему товарищу, погибшему в неравной борьбе со стихией!

Почти пару месяцев мы ремонтировались. Затем нас поставили рядом с краболовом, и мы уже на плаву доделывали ремонт. На краболове команда более ста человек, да рабочих около 400, в основном молодые, да красивые девчонки. Краболов почти полгода отходил в морях без захода в порты. Представляете, какой настрой у девушек! Они в буквальном смысле рвались из платьев! После ужина отцы-командиры уходили до утра на берег. Супруги их застряли где-то в Европе, а жизнь диктует свои условия. Девушки гостеприимно открывали иллюминаторы, а матросы ныряли в них и растворялись в огромном чреве парохода. И так почти две недели жизни, как у мартовских котов. Но вот как-то на перекуре боцман неожиданно для всех сказал: – Всё ребята, шара кончилась. Завтра, поездом в 12:30 прибывает женский контингент нашего корабля, все четыре жены доблестных командиров. А через пару дней мы уходим на нашу стоянку в бухте Ольга. Эта неожиданное заявление повергло нас в шок. И все мысленно, наверное, вскрикнули: – А как же? Ответ, конечно, мог быть один– служба!

Ольга

Расстояние до Ольги прошли без приключений. Погода стояла ясная, солнечная. На море полный штиль. Все свободные от вахты высыпали на шкафуте покурить, погреться на солнышке, подышать морским воздухом. К вечеру подошли к бухте «Ольга». Бухта закрытая и соединялась с морем узким проходом. А по берегу рассыпался посёлок с таким же названием – Ольга.

Недалеко от нас на берегу, в парке стояла танцплощадка. Мы протянули туда провода, установили динамики. У нас по тем временам была великолепная музыка, мы её приобретали в Ленинграде на толкучках из- под полы. Дневальный распоряжался музыкой. Отремонтировали пустой барак, и отцы-командиры получили отличных пять квартир. Теперь наши офицеры после ужина направляли свои стопы домой, под тёплый бочёк своих дорогих половин. А мы наглаживали клеша, форменки и по берегу уходили на танцплощадку. В случае каких-то мажорных обстоятельств дежурный по кораблю по микрофону вызывал того или другого матроса или всех. Дежурными по кораблю стояли старшины срочной службы, наши годки. И пошла у нас не служба, а малина. Увольнительные брали, когда надо было сходить за водкой. Свидания и встречи проходили около танцплощадки. Бывали и инциденты на площадке, когда приходили солдаты из-за горы, но мы всегда выходили победителями.

Последний год

Мы начали служить по последнему году. Ходили мы до Камчатки, заходили в Петропавловск по казенной надобности. На Сахалине во время шторма отстаивались в Корсакове. Поскольку мы были кораблём связи, то подвозили на посты СНИС (наблюдения и связи) службу, заступающую на вахту, завозили им продукты. В общем, трудились как пчёлки. Однажды подвозили труппу Театра советской армии до порта Советской гавани, они были с гастролями во Владивостоке. Артист Зиновьев очень интересно рассказывал про то, как снимался художественный фильм «Тихий Дон». Сколько было загублено лошадей, как главная героиня училась воду носить на коромысле с речки. Ну, в общем, те подробности, которые остаются за кадром.

После совместных учений американцев с японцами в море остался весь кийенный мусор, в том числе и мины учебные, а кой-где и боевые. И когда тральщик вытралил в нашем районе боевую мину, нам было приказано её уничтожить. Правда, наши артиллеристы маху дали в прямом смысле. Им выдали по 50 патронов, они расстреляли весь боезапас, но мина болталась целёхонькая. Тогда капитан отправил к ней двух матросов с взрывчаткой, и мина к великому стыду артиллеристов, наконец, была взорвана.

Однажды с поста СНИС нам сообщили: – Видим японскую шхуну, рыбачит в наших водах, а взять не можем, нет плавсредств. Нам дали координаты шхуны, и мы пустились в погоню. Но на шхуне стояли мощные моторы «паккарда», и она стала уходить. Тогда командир приказал дать очередь по мачте. Здесь наши артиллеристы отличились. Удачной очередью срезали рею. Японцы легли в дрейф, но мы все оказались в нейтральных водах. Капитан шхуны отказался принять наши претензии и не подписывал акт о нарушении границы. Тогда капитан приказал мне определить дрейф. Его скорость к берегу составляла 1 милю в час. – Через полтора-два часа будем в наших водах, – весело отрапортовал я!

Но вот наши коробки пересекли границу, и мы оказались в наших водах. Капитана заставили подписать акт, а ещё через пару часов пришёл большой охотник-пограничник, взял японцев на буксир и отбуксировал во Владивосток. Был суд. Капитану дали 3 года, с отсидкой в наших лагерях. Команду отправили домой, а шхуну взорвали на кладбище кораблей. Но это будет потом, а пока командир приказал разобрать все средства наблюдения и искать буйки. Стали смотреть море и нашли четыре перемёта по четыре-пять миль длинной. На палубе оказалась целая гора рыбы и всякой другой морской живности. Рыбу развезли по ближайшим постам СНИС. Кок нам нажарил свежей тресковой печени и другой рыбы. Через несколько часов команда легла на рундуки, у всех страшно разболелись головы. Капитан приказал бросить якорь и дал радио в штаб флота: – У меня вся команда заболела. – Оттуда спросили: – что свеженького ели? А, всё ясно, твои ребята будут сутки лежать.

Через сутки мы встали и пошли в нашу дорогую «Ольгу». Пришла молодая смена. Мне тоже прислали радиометриста. Я стал много и упорно с ним заниматься. Ведь нужен большой навык, чтобы на экране, где цель в виде чёрточек и точек, классифицировать, малый это или большой корабль. Где-то к концу сентября доложил командиру, я научил его всему, что умел сам. Нам устроили экзамены. Локация – это серьёзная штука. Если она не работает, то корабль не выпустят в море. Поэтому отцы-командиры внимательно отнеслись к этому делу. Но я не подвёл их и с честью выполнил свою миссию. Командир похвалил и сказал: – За проделанную работу с молодыми кадрами выношу благодарность. Я бы даже отправил тебя на недельку в отпуск, да у вас и так демобилизация на носу. А может, тебя в колхоз отправить. К нам пришла разнарядка отправить в колхоз 10 человек на 10 дней. О, кто же откажется от 10 дней вольницы. Я тут же согласился. Да к тому же всех после колхоза отправят домой. Итак, вперёд осваивать колхозные гектары картофеля, ну и, конечно, молодых красивых колхозниц. В деревне, куда нас привезли, встретили хорошо. Дали дом на отшибе, привезли соломы, мы набили матрасы, подушки и постелили их прямо на полу. Привезли обед: борщ с мясом, каша перловая с маслом, правда, вместо компота привезли целую флягу молока и трёхлитровую банку мёда. Молоко – это для нас новый продукт, и мы удивились вслух, на что возница съязвил: – О, ребятки, от нашего молока потянет не только на колхозных тёлок, а и на ... Заглянул к нам бригадир, объяснил, что мы будем копать картошку: норма 7 мешков на человека. Обеды будут подвозить прямо на поле, а сейчас за нами подойдёт подвода, и айда ребятки на работу. Работали мы усердно, кормили нас прекрасно, но вот только с «тёлками» получилось не совсем гладко. В колхозе оказалось всего-то три девчонки да молодая на выданье агрономша. Когда спросили у одной колхозницы: – А где же ваша молодёжь? Она ответила не очень весело: – Не хотят ворочать навоз в колхозе, потянуло их на вольные хлеба! По вечерам ходили в местный клуб на танцы под гармошку.

Танцевали по очереди, поскольку на 10 матросов приходилось четыре девчонки.

Десять дней пролетели как один день. Вот уже и машина стоит у окна, которая должна увезти в «Ольгу». Быстренько собрались. Во дворе ждал председатель. Он поблагодарил за хорошую работу, пожал нам руки и пожелал счастливого пути. Мы довольные ехали, горланили песни.

За хорошую работу нам выдали премию: пять мешков картошки, два мешка капусты и ведро луку.

Мы с Денисовым были уже не у дел. У нас была замена, мы её подготовили и теперь только наблюдали за действием спецов. Нам оставалось до дембеля всего ничего. Мы уже считали, сколько порций каши осталось съесть. Но тут, как говорят в народе, дьявол вмешался. По вечерам отцы-командиры, плотно поужинав, отдав честь флагу, гуськом спускались по трапу, чтобы направить стопы домой, где их уже поджидали дорогие жёнушки. А корабль, поскольку служба был из наших годков, на всю ночь оставался в наших руках. Так вот возвращались мы с Денисовым как-то с танцев, догнали молодую женщину. Разговорились, то да сё, пятое десятое, шутки, прибаутки. Напросились проводить до дому, она согласилась. Стали проситься на чай: – Да вы что ребята, ночь на дворе. Стали жать и дожали: – Ладно, – согласилась она, – приходите завтра. – И многозначительно добавила: – Будет чай, и подругу приглашу. Мы пообещали и удалились восвояси. На завтра, как только офицеры отвалили с корабля, мы переоделись в гражданку и следом за офицерами, предупредив службу, отвалили и сами. По пути в магазине взяли шампанского, две водки, конфет и в эдаком приподнятом настроении зашагали в гости. Да, женщина не обманула нас, судя по всему, нас ждали. В комнате сидела ещё одна дама. Мы познакомились, поговорили о том, о сём, потом предложили по рюмке чая, после трёх рюмок мы уже знали, кто есть кто. Мы познакомились поближе и почти каждый вечер стали приходить.

Всё было прекрасно, но однажды под воскресение мы так загулялись, что не заметили, как и ночка пролетела. Пришли на коробку к семи часам утра. Надежда была на то, что офицерики затормозятся под одеялами у подруг, но, к сожалению, она не оправдалась. Только поднялись на палубу, как вахтенный с ехидной улыбочкой сообщил: – Всё, джентльмены, отгулялись, командир ждёт вас!

Мы спускались по трапу в каюту кэпа с чувством того, что наказание неотвратимо. Но чтобы такое, это даже в наших буйных головушках не укладывалось! А сказал он вот что: – Ваше нарушение приравнивается к дезертирству, а наказание будет вот каким. Когда ребята выстроятся с чемоданами на палубе для прощания, вам я объявлю месяц без берега. Ну, а дальше пошло обыкновенное причитание. – Это вы какой пример подаёте молодым матросам, чему они у вас научатся, ну и так далее. Через неделю построили команду и зачитали список демобилизующихся, нас в нём не оказалось.

Прощай Тихий океан

Где-то через полмесяца капитан вызвал меня к себе: – Толку с вас никакого, только рундуки занимаете да молодых матросов разлагаете. Вот вам литера, деньги на дорогу, паёк получите у интенданта. Завтра будет проход пассажирский до Владивостока. Не считая вашей последней выходки, я доволен вашей службой!

Стюардесса отвела нас в четырёхместную свободную каюту, а мы её пригласили вечером на рюмку чая. Вечером она принесла гитару. Побалагурили, попели песни. Утром часам к десяти пароход швартовался к пассажирскому причалу во Владивостоке. Нам и сидеть-то пришлось недолго. Где-то к часу подали состав, поезд Москва – Владивосток. Мы благополучно расположились в своём купе и завалились спать. Правда, я долго не мог уснуть. В голове прокручивались картинки последней недели на корабле. Рядом с нашим бортом стал гидрограф, – корабль который занимается промером глубин, нанесением фарватерных линий на картах и прочих географических штучках. Через полчаса после того, как он пришвартовался, меня вызвали к КЕПу. – Володя, – сказал командир, – у наших соседей на гидрографе вышла из строя локация, ты бы не смог посмотреть. Я с удовольствием согласился. Пару часов пришлось повозиться. Когда станция ожила, попросил командира выйти в море, чтобы настроить станцию. И когда сказал капитану, что всё в порядке, он проверил и пригласил в кают-компанию. Хорошенькая стюардесса принесла графинчик с прозрачной жидкостью, как потом оказалось, крепостью 96 градусов, кетовый балык, солёные огурчики и настоящее копчёное сало. Мы хорошенько выпили, закусили, и он начал меня агитировать:

– Ты же сейчас демобилизуешься?

– Да.

Переходи к нам радиометристом.

– Ну а какие у вас перспективы?

Перспективы хорошие: оклад 150 руб., каюта на одного, когда в море, бесплатное питание, зимой можешь учиться.

– Ладно, я подумаю.

Этих перспектив я тогда не оценил. А жаль! В то время у меня в голове была только одна мысль – домой, домой, домой. Итак, мы с Денисовым попали в один вагон, в одно купе. Прилично затарились зельем, закуской. Поезд мерно постукивал колёсами, а мы под этот стук мирно беседовали и строили планы своей будущей гражданской жизни.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• Черемховские наступают: о чем говорят перестановки в правительстве
  
  Правительство в очередной раз пополнила обойма губернаторов, которых в Кремле посчитали годными к работе на федеральном уровне.
• Размышления в Год семьи
  
  Мое послевоенное детство прошло в маленьком заполярном поселке. Домишки были неказистые, с удобствами во дворе, воду привозили на телеге, наливая пожарным шлангом через прорубленное в стене оконце двухсотлитровые бочки, много чего еще не хватало и в скромных магазинчиках того времени. А вот разновозрастной ребятни было много. И мы, мальчишки 10-12 лет, как-то мало обращали внимание на эти неудобства.
• Полководцы Великой войны: рейтинг от Сталина
  
  А действительно – кто был лучшим с точки зрения Верховного главнокомандующего? Расхожая точка зрения – Жуков. Вот и Парад Победы 24 июня 1945 года принимал именно он. А командовал парадом Рокоссовский, что тоже символично – его нередко называют «вторым после Жукова». Однако львиная доля возвышения обоих полководцев (особенно Жукова) приходится на 1970-е годы и позже. А как ситуация выглядела в годы войны и первое время после Победы, пока страну возглавлял Сталин?
• Правда о Победе
  
  История – служанка политики, взгляд на прошлое, исходящий из сиюминутной конъюнктуры? Или все-таки наука, одна из сфер наших знаний, требующая точности и беспристрастности?
• «А иначе зачем на земле этой вечной живу?»
  
  К 100-летию со дня рождения Булата Окуджавы и Юлии Друниной.
• Люди доброй воли Иммануила Канта
  
  Философ Иммануил Кант не бывал в Иркутской области. Он практически никогда не покидал родного Калининграда, триста лет назад и до 1946 года называвшегося Кенигсбергом. Но его философские труды, его идеи шагают и по Сибири. Особенно актуально их вспомнить в апреле.
• Золотой век Зои Богуславской
  
  Зоя Богуславская – знаменитая российская писательница, эссеист, искусствовед и литературный критик, автор многочисленных российских и зарубежных культурных проектов, заслуженный работник культуры РФ.
• БАМ – ССО – ВЛКСМ
  
  На прошлой неделе побывал сразу на нескольких мероприятиях, связанных с аббревиатурами, вынесенными в заголовок, и нахлынули воспоминания. Правда, они (воспоминания) выстроились в голове в обратном порядке, нежели в заголовке. Впрочем, так и было в истории. И в жизни…
• Чутье. Рассказ Владислава Огаркова
  
  Эту историю поведал Эдуард Копица, мой знакомый, живший в северном Усть-Илимске. Водитель грузовиков и автобусов, простой и светлый человек, он очень любил природу и многое знал о ней. Увы, ушедший туда, откуда не возвращаются.
• День Победы: страницы жизни Виктора Секерина
  
  Виктор Павлович Секерин в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. Он поражал эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Сердце его не выдержало перегрузок в 58 лет. О его жизни и пойдет речь.
• Защитники, или Воспоминания новоявленного бравого солдата Швейка о превратностях воинской службы
  
  Почти вся история человечества прошла в войнах и вооруженных конфликтах. Причин тому множество, всех их и не перечислить, да и такой задачи автор не ставит. Куда интереснее вопрос о роли подготовки военных кадров для успешной защиты Отечества. Автору на примерах своей биографии представилась возможность рассказать, как его в очень давнюю эпоху готовили защищать свою страну. И первым моим рассказом будет повествование о начале моей воинской «карьеры» в послевоенной Одессе. Александр Табачник
• Не судьба?
  
  Судьба некоторых книг складывается словно по драматическому сюжету. Недавно мне довелось ознакомиться с повестью Г.П. Баранова «Злой Хатиман. Записки военного разведчика», которая могла прийти к читателям ещё в конце 80-­х. Но не пришла. И вот тут интересно разобраться – почему...
• Фронтовик, писатель, гражданин: сто лет Виктору Астафьеву
  
  1 мая исполнится 100 лет со дня рождения Виктора Астафьева
• Какой была в СССР бытовая техника
  
  Президент Владимир Путин сказал, что «в СССР выпускали одни галоши». Такое высказывание задело многих: не одними галошами был богат Советский союз, чего стоила бытовая техника!
• 90-е: лихие или бурные?
  
  «Эта песня хороша – начинай сначала!» – пожалуй, это и о теме 1990-х годов: набившей оскомину, однако так и не раскрытой до конца.
• «…Я знаю о своем невероятном совершенстве»: памяти Владимира Набокова
  
  Владимир Набоков родился в Петербурге 22 апреля (10 апреля по старому стилю) 1899 года, однако отмечал свой день рождения 23-го числа. Такая путаница произошла из-за расхождения между датами старого и нового стиля – в начале XX века разница была не 12, а 13 дней.
• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.