Топонимика (наука о названиях местностей и географических объектов) в части, касающейся стран, полна парадоксов. «Великая Греция» находится не в Греции, а в Италии. Так называли не Грецию, захватившую окрестные земли и разросшуюся на всё Средиземноморье, а всего лишь территорию греческих выселенцев (колонистов) в Италии. «Великая Швеция», по мысли шведского археолога Туре Арне, находилась в России, точнее, на Руси. Так в 1917 г. он назвал свою книгу о древностях викингов на территории России. Это вызвало возмущенные отклики советских ученых: он объявил русские земли колонией Швеции! Но Арне не был ни дураком, ни провокатором. Он вовсе не имел в виду шведские колонии в смысле: завоеванные викингами страны, а лишь: территории, заселенные викингами в ходе разнообразного проникновения – где военного, где торгового, где по договорам.
Великороссия по названию должна быть больше просто России. Но она меньше и составляет лишь ее часть. Так получилось, что когда Киевская Русь распалась, разные ее части стали получать разные названия. Великая Русь отделилась от Малой Руси, а образовались еще и Белая Русь и ныне забытые Черная (по р. Неману) и Красная (Галичина), а позже присоединилась и Новая (Новороссия). С превращением великокняжеской власти в царскую был связан рост национального самосознания и борьба за международный авторитет, а это привело в XVI в. к грецизации названия государства – не Русь, а Россия (термин сформировался в Византии под влиянием библейских упоминаний народа рос). Коль скоро русские земли побывали в разных государствах, пережив разделение, язык и культура тоже разделились, и сложились три восточнославянских народа, которых вначале всех именовали русскими (торжественно - россами), но с уточнениями: великороссами, малороссами и белорусами. Со временем все они оказались под одной государственной властью. Империя и колониальная политика
Между тем, царская Россия, захватывая всё новые и новые окрестные земли, одни завоевывая, другие - присоединяя дипломатическими мерами, быстро превратилась в империю. Часть указанных обозначений вошла в царский титул (при Алексее Михайловиче - «всея Великия и Малыя и Белыя России самодержец»). Территория малороссов занимала в Российской империи окраинное положение и называлась соответственно Украина. Поскольку малороссы не раз претендовали на национальную независимость и самостоятельность, то их часто и называли украинцами, и это название, не носившее пейоративного оттенка, стало самоназванием (выведение самоназвания от неких «укров», провозглашенное ультра-националистами, – это, конечно, дурной анекдот). Тем самым подчеркивалось, что малороссы – не русские, а особый народ. По этим и по другим причинам (притязания имперского центра на русификацию окраин, непризнание малороссов-украинцев отдельным народом) «русские» стало именем только великороссов, и название «великороссы» утратило употребление в живом обиходе.
Среди присоединенных земель были не только восточнославянские, но и места обитания неродственных народов, с чуждыми религиями и образами жизни. Одни из этих народов и стран удавалось русифицировать, крестить и заселить русскими хотя бы не полностью, другие так и остались особыми народами под российской властью. Все они за редкими исключениями (финны, временами поляки, часть среднеазиатских ханств) не получили никакой автономии, а растворились в русских губерниях. Местная элита вошла в русское дворянство.
От других империй (кроме, разве Османской и Австро-Венгерской) Российская отличалась тем, что ее колонии были территориально к ней примыкающими, а от обеих названных империй – тем, что значительная часть колоний была гораздо ниже метрополии по культурному уровню. Это облегчало русификацию.
Предпосылки развала
Поскольку большевики, борясь за лидерство в революции, не могли опереться на мощный рабочий класс (такого не было), а крестьянство во многом шло за эсерами, для большевиков огромное значение имела опора на национально-освободительное движение окраин России и разнообразных инородцев. Лозунгом, который давал им такую опору, было национальное самоопределение народов, то есть разрушение империи. Так же, как они пожертвовали победой в мировой войне, они поставили на кон и судьбу империи. Для себя они не зарекались ни от войн и военных побед, ни от расширения своего государства. Но, выиграв на этих лозунгах Гражданскую войну, они оказались перед необходимостью как-то выполнять обещания. В результате, собрав под своей властью образовавшиеся самостоятельные государства (правда, не все), они в 1922 г. под видом Советского Союза восстановили империю – с единым войском, полицией, дипломатией, партийно-государственной властью.
Но она уже не была разделена на губернии - в ней была сохранена структура самостоятельных республик и других национальных образований. Конечно, это были совершено фиктивные республики, целиком подчиненные единой партийной диктатуре. Это была безусловная империя, но стеснявшаяся своей имперской сути и старавшаяся сделать вид, что она совсем не империя, что она, совсем напротив, союз вольных государств. На это выделялись огромные средства, в национальных якобы-государствах строились национальные академии наук, оперные театры, библиотеки, музеи, собирались парламенты – и всё это по большому счету были декорации, симулякры. Но формы были готовы, и в любой момент в случае ослабления центральной власти их можно было наполнить и реальным содержанием (что впоследствии и произошло). Таким образом, основа разрушения советской империи была заложена еще в 1922 году.
Лучшим доказательством того, что все эти национальные академии, театры и прочие учреждения были фиктивными, являлось то, что в центральной республике – русской – таких учреждений, отдельных от центральных, не было создано. Зачем? Все их функции отлично выполняли по совместительству центральные учреждения. Вначале, когда еще шла унаследованная от революции борьба с русским великодержавным шовинизмом, это можно было подверстать к ней, но уже с конца тридцатых годов эта политика сменилась упором на всё более интенсивное воспитание патриотических чувств в русском народе, но русских учреждений не возникало. Патриотическую и русификаторскую политику вели центральные учреждения.
По отношению к национальным республикам эта политика выражалась в сочетании и чередовании двух противоположных тенденций: одна - поощрение развития национальных традиций, другая - борьба с сепаратистскими искушениями. Для гарантии местные элиты время от времени полностью вырезались и сменялись. Иногда репрессировались и депортировались целые народы.
Следствия такой истории
Падение советской власти означало разрушение империи. Ослабленная империя собиралась превратиться в рыхлую конфедерацию, но в страхе от путча держиморд союзные республики рванулись во все стороны, поспешили отколоться. Империя разом лишилась своих захватов за три века и свелась к допетровскому размеру. Национальные образования более низкого ранга (автономные республики, края и области) остались в составе России, но автономия их укрепилась. Теперь приходится их задаривать и задабривать – выдавать им крупные дотации, пестовать их элиту, предоставлять ей преференции даже на всей территории империи.
На собственно русских территориях это вызывает недовольство. К оппозиционным силам (демократам, имперцам-реваншистам, консерваторам-монархистам с хоругвями, левакам-коммунистам) добавились националисты. Часть из них следует в кильватере за имперцами или консерваторами-клерикалами, или коммунистами, но большей частью они образовали самостоятельную массу, ориентированную на окончательное разрушение империи и построение отдельного чисто русского государства, выдвигая лозунги «Хватит кормить Кавказ!» и «Россия для русских!».
Вот они-то и припомнили, что в России, сохранившей советскую имперскую структуру, русские, теперь уже составляющие в ней больше 80% населения, в отличие от бывших «младших братьев» не представлены в государственных структурах ни своей Академией наук, ни своими национальными обществами и учреждениями, аналогичными национальным образованиям разных автономных республик. Призывы к дружбе народов они воспринимают как рецидив большевистской «интернациональной» политики и забвение национальных интересов большинства, призывы к толерантности – как потакание чуждым нравам и паразитизму инородцев. Они с болью переживают порчу здоровья народа, истощение генофонда, падение рождаемости. Они боятся наплыва некультурных и неквалифицированных мигрантов, меняющих облик народа. С негодованием отвергают они наименование граждан желаемого государства как «россиян» - это было обозначение всех подданных империи. Они отстаивают свою национальную идентичность как русские – в сущности, великороссы.
Правительственные идеологи, видимо, стремятся растащить эту массу на разные политические платформы – еще больше привязать кого-то из них к имперцам-государственникам типа Проханова или Жириновского, другую часть – к православным фундаменталистам и монархистам а ля Михалков, к консервативно-клерикальной платформе, третью – к коммунистам, которые издавна освоили националистическую фразеологию (тут фронт широк: от Зюганова до Удальцова).
Осторожные прогнозы
Можно ожидать, что сторонники либеральной и демократической платформы, ориентированные на общемировые ценности, на гражданские права, в ближайшее время перестанут отшатываться от русских национальных проблем и увидят в оппозиционном национализме много целей, общих со своими. Признаки этого видны в некоторых акциях Каспарова и Навального. В самом деле, и демократическая интеллигенция с ее либеральными идеями, и основные сторонники русской национальной идеи находятся в явной оппозиции к нынешней власти, равно не желают возвращения коммунистов и холодно относятся к социалистической утопии.
Реализация прав народа на самостоятельное национально-государственное существование и отречение от колониальных амбиций равно удовлетворяют обе стороны. Здоровье народа – борьба с алкоголизмом и наркоманией, реальное, а не показное способствование молодым работающим семьям, - благодарная задача для обеих сторон, а для этого необходимо выявлять эти недостатки, а не воспринимать их как русофобию (чем грешат некоторые националисты).
Обе стороны могут придти к консенсусу насчет решительного ограничения незаконной и беспорядочной миграции и образования анклавов чуждого населения, - того, что чревато конфликтами. Миграция должна быть ограниченной (дабы не составлять конкуренции своему населению), нормированной, приводить квалифицированную рабочую силу и рассеивать приезжих по стране для быстрейшей ассимиляции. Разделение властей и передача контроля над финансами регионам решила бы задачу региональных обид и конфликтов.
Полагаю, что и националистам есть о чем подумать для привлечения сил. При обсуждении судеб России как государства не избежать вопросов о его составе – ведь есть много русских областей, где густо живут другие народы, не составляющие большинства. Как с ними быть? Придется продумывать вопрос об уважении меньшинств – и не только национальных. Если в русском государстве будет открыт путь к вершинам всем его гражданам и не будет квот и процентных норм, то в таком государстве, возможно, захотят состоять и некоторые другие народы, традиционно сожительствующие с русскими.
Я думаю, что серьезный и важный разговор предстоит о составе русского народа. Кто вправе считаться русским? В этом вопросе далеко не все националисты делают ставку на измерение черепов и проверку генов. Многие согласятся с либеральным пониманием, что общая историческая судьба и чувство солидарности, а также язык и культура определяют нацию, и в каждой нации есть люди разного этнического происхождения.
