НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Калейдоскоп детства моего

18 Октября 2012 г.

alt

Поколение, чья юность пришлась на шестидесятые годы, родилось в суровые годы войны. Мы тогда не знали этого, и наше детство казалось нам безоблачным и счастливым. Сейчас окружающие обращают внимание на то, что я мудрая женщина. Эта мудрость тоже оттуда, из детства. Материальные ценности практически у всех были одинаковы, по крайней мере, в моём окружении: стол, стулья, шкаф, кровати. Мы обладали ещё величайшей ценностью, у нас году в пятидесятом появилось пианино, для покупки которого мама продала всё, что только было возможно, заняла деньги в долг и расплачивалась в течение нескольких лет. Зато в духовном плане нам было, как сказали бы сейчас, весьма комфортно. Смею думать, что это касалось не только моего окружения. Все были опалены и войной, и репрессиями. Здесь, по-видимому, и находятся истоки той мудрости и терпения, взаимопонимания, которое характерно для нашего поколения и, смею обобщить, для нашего народа в целом.

Я родилась в 1943 году в городе Усолье-Сибирское, в семье врача.

Усолье в то время было небольшим провинциальным городком. Большинство его жителей работало на сользаводе и на курорте «Усолье», выполнявшем в то время функции госпиталя.

Жили мы с мамой и бабушкой на территории этого курорта, в живописном парке на берегу Ангары, которая неподалеку от этого места делилась на три протоки.

Напротив курорта, на острове, находился солеваренный завод, в просторечии сользавод. За этим островом находилась следующая протока, преодолев которую на пароме, жители попадали на Красный Остров, место отдыха горожан. Летом там собирали ягоды, осенью – грибы. Кроме того, на этом острове было подсобное хозяйство курорта, где сотрудникам выделяли 0,2 сотки земли – 2 грядки.

Из воспоминаний детства: на двух маленьких грядках высаживаем помидоры, но ездим поливать их очень редко, поскольку мама целые дни на работе и каждая поездка превращается в праздник. Помидоры на грядке тем временем живут своей жизнью, иногда в отсутствие дождей весьма аскетичной, и часто их приходилось долго отливать водой.

Росла я в дворовой компании, довольно дружной. Мама целые дни была на работе и я, когда соскучусь, приходила к ней в кабинет. Дом, в котором мы жили, представлял собой одноэтажный деревянный барак на 6 квартир, в каждой из которых были комната и кухня с печкой.

Из воспоминаний детства: мама на дежурстве, мы с бабушкой закрываем за ней дверь, вставляем в дверную ручку палку и приматываем её чулком, потому что крючок дверной очень слабый. В Усолье в это время неспокойно: татары друг у друга жгут дома, и ночью видно зарево. С нами на одном крыльце жил военком, и однажды, когда мама зашла перед ночным дежурством домой и уже вышла от нас на крыльцо, дождавшись, пока мы с бабушкой справимся с дверью, раздался выстрел и её крик – кто-то решил свести счёты с военкомом и, когда стукнула дверь, решил, что это он. Стрелявшего поймали, но его судьба мне неизвестна.

И ещё: на сользавод мимо нашего дома гонят колонну пленных японцев, шарканье сотен ног слышно издалека, и взрослые готовят для них какую-нибудь еду, в основном хлеб. Маленькие ребятишки четырёх-пяти лет со всех ног бегут к колонне, чтобы конвоиры не остановили и не отобрали хлеб. В худые лица пленных смотреть очень страшно, на конвоиров – тоже. И мы мчимся до колонны и обратно, не поднимая глаз, сжавшись в ожидании оклика или выстрела.

На курорте в это время лечилось много раненых, в том числе контуженных. И однажды ночью мамин больной с пистолетом в руке бегал за начальником госпиталя Алексеем Флорентьевичем Васильевым и грозился его убить, если ему не сделают укол морфия от боли. Прибежали за мамой, и она сумела его уговорить.

Друзья детства

Играли мы большой разновозрастной компанией, но подруга у меня была одна – Ольга, Лялька, дочь директора сользавода, которая жила вне территории курорта, возле центральных ворот. У них было небольшое хозяйство: куры, корова, небольшой огородик. Ольга была вечно в хлопотах по хозяйству, и я иногда ей помогала. С особым удовольствием поили из тазика молоком телёнка – он иногда так поддавал своим крепким лбом этот тазик, что мы с ног до головы были в молоке.

И что интересно: пошли мы с ней вместе в сользаводскую начальную школу, год проучились, а потом мама перевела меня в среднюю школу номер один, она была чуть подальше. Ольга переходить со мной не стала, т. к. сользаводская школа была на задах их двора, и в неё можно было попасть, если не полениться и перелезть через забор. Но в пятом классе, когда из начальной она переходила в нашу среднюю школу номер один, мы должны были учиться в разных классах ( я – в «а», она – в «б» ), я уговорила Ольгу пойти к директору, и мы убедили его в том, что мы должны учиться вместе, раз уж учимся в одной школе. И как нам в том далёком 1955 году могла придти в голову такая идея – нарушить естественный ход событий. Во мне иногда проявляется склонность к неожиданным действиям.

Семья

Как я уже упоминала, родилась я в семье врача. Мама, Кузьмина Софья Тимофеевна, родилась в 1912 году в семье учителей. Моя бабушка, Кузьмина Анна Александровна, в девичестве Евсевьева, была из дворянской учительской интеллигенции города Казани. И её отец, и муж были инспекторами уездных училищ. Родилась она в 1880 году, выйдя замуж, уехала в Сибирь, учительствовала в селе Бельск Черемховского района. Пожалуй, я ошибаюсь. Вначале она учительствовала в Поволжье, у чувашей ( она рассказывала об ужасной грязи в их домах ), а во время страшного голода в Поволжье уехала в Сибирь.

Отец мой, Михаил Прокопьевич Ковалев, был военным. Ухаживал за мамой, работавшей на курорте врачом, с 1939 года, увы, без взаимности. Когда маму призвали в армию в 1941 году, она попала в штаб Забайкальской дивизии, где начальником штаба был мой будущий отец, с которым мы до моего окончания университета в 1965 году не виделись. Хотя это не совсем верно, поскольку в 1946 году мы с мамой летали к нему в Харбин на грузовом военном самолёте.

Из воспоминаний: в самолёте пахнет керосином, маму всё время тошнит, и ей подставили ведро, какое нашлось – от керосина. Я играю косточками домино, очень маленькими, одна из них до сих пор сохранилась. А в Харбине помню большого мишку и большую матерчатую куклу Катю.

По словам общей знакомой отца и мамы, он долго уговаривал маму выйти за него замуж, а потом женился на медсестре из госпиталя, детей у них не было. Мама, когда была в Москве, звонила ему и один раз я с ним разговаривала по телефону, мне было лет семь. Я просто онемела, когда она дала мне телефонную трубку и сказала, что надо поговорить с папой. Еле смогла ответить на вопрос, в каком классе и как я учусь. Беседовали мы с ним лишь однажды, когда я была на преддипломной практике в Ленинградском государственном университете. Он пригласил меня домой, показал много фотографий. Он был уже в отставке ( он родился в 1897 году, по национальности – белорус ), но был консультантом при штабе Ленинградского военного округа, а до отставки был его командующим. Ему посвящена целая страница в мемуарах маршала Жукова. Умер он в 1966 году.

В Иркутске жила семья маминого брата, Кузьмина Бориса Петровича, 1905 года рождения. У меня две двоюродные сестры — Тамара и Мила.

В Москве у мамы сестра Нина, на год младше её, у неё трое детей: Юра, Гена и Володя. В молодости она занималась в аэроклубе и летала вместе с легендарными Полиной Осипенко и Мариной Гризодубовой. Но потом вышла замуж за военного и жила с ним в гарнизонах в Забайкалье, потом его направили учиться в академию в Москву, где они и живут в настоящее время. К величайшему сожалению, большая семья сильно уменьшилась. Старших – тети Нины и дяди Саши – уже нет, нет в живых и их среднего и младшего сыновей – Гена умер от повторного инфаркта, а Володя – от воспаления лёгких. Осталась семья старшего сына – Юра, Лиля, Леночка с мужем и дочкой Катей и среднего сына – Ира (жена) и дети – Саша и Наташа. Наташа мне несколько раз звонила и кратко рассказывала обо всех.

Филиповские

В начале 60-х годов прошлого века маму отыскал Володя Филиповский. Их семья в 37-м году лишилась отца. Его маме устроиться на работу не было возможности как жене репрессированного. Они сели в эшелон и поехали на восток. В Иркутске выяснилось, что для медсестры есть работа на курорте «Усолье». Там их приняли по-сибирски радушно, вопросов не задавали, поскольку у многих сотрудников курорта была схожая судьба.

Когда началась война, Володю забрали в армию и отправили на фронт, где его ранили в ногу и отправили домой. Ранение было сложным, ногу отняли вначале по колено, затем – по бедро. А что значит для восемнадцатилетнего мальчишки лишиться ноги? Да при тех протезах? Он говорит, что остался жив благодаря моей маме и мне: она подолгу беседовала с ним, а я приходила к нему в палату с книжками и просила их почитать.

Теперь он живёт в Ленинграде, то бишь в Санкт-Петербурге. У него большая семья – жена Тоня, три дочери Наташа, Нина, Таня и сын Саша. Мы переписываемся, когда бываем в Ленинграде, останавливаемся у них.

Эда

Нашими соседями в Усолье была семья Ескевич. Зинаида Фёдоровна работала врачом. У неё была сестра, Лидия Фёдоровна, которая долгие годы провела в лагерях. Они были полячки, вышли замуж за высокообразованных бурят, которых арестовали в 37-м году. У тети Зины был сын Аюр, Юра, а у тети Лиды – дочь Эда.

Эда была старше меня на 10 лет и довольно крупной для своего возраста, я же – довольно тщедушной для своего возраста, и нас принимали за мать с дочерью, что нас весьма веселило. В дошкольном возрасте я ходила за ней хвостом, любила бывать у них и в её отсутствие – дома была её бабушка, которая позволяла мне заводить виктролу ( почему-то её так называли, хотя было и ещё одно название — патефон ).

Любимые мои пластинки были «Кот и повар» и «А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо».

Эда поступила учиться в Москву в сельскохозяйственную академию. Как-то она нашла нас в Иркутске, и мы наладили связь. Когда я бывала в Москве на курсах повышения квалификации, а они были весьма длительными – по 4 месяца, мы непременно встречались и подолгу беседовали. Она запомнила на всю жизнь, как дружно мы жили, практически одной большой семьёй: старшие присматривали за младшими, ночь-полночь приходили друг другу на помощь.

Из воспоминаний детства:1953 год, появилась из лагеря тётя Лида, они с тётей Зиной распарывают старые вещи, чтобы их перешить, а мне поручили серьёзное дело: держать в натянутом состоянии швы, чтобы бритва разрезала нитки, а не ткань. Тетя Лида вскоре умерла, у неё оказалась опухоль головного мозга.

(Окончание в следующем номере)

  • Расскажите об этом своим друзьям!