Калейдоскоп детства моего |
25 Октября 2012 г. |
УЧИТЕЛЯ
Мне очень повезло с учителями – это была местная интеллигенция. А если посмотреть с нынешних позиций, то они плохо вписывались в жизнь провинциального городка именно в силу своей образованности, высокой культуры, порядочности. Среди них были ссыльные немцы Поволжья. Вильгельм Францевич Бауман, учитель немецкого, был прекрасным музыкантом. Он организовал в школе струнный оркестр, куда ходили все желающие. Я в нём играла на балалайке – секунде. Евгений Платонович Борзот преподавал у нас черчение, рисование и пение. Пётр Иосифович Шрейфогель вёл столярное и слесарное дело и машиноведение. К сожалению, я забыла имя учительницы русского языка и литературы в 5–7 классах (вроде бы Александра Ивановна Шустова, но не уверена). Она говорила хриплым голосом, в учительской нещадно курила, к нам относилась иронично-добродушно, и мы её обожали. Учитель математики Павел Алексеевич Горчаков был добродушный старичок, у него немного тряслись руки, и иногда он приходил с пятнышком яичного желтка на подбородке. Мы лишь улыбались. Моя самая любимая учительница Валентина Никитична Елизова преподавала географию. Она ходила с нами в походы, благодаря ей мы на областном туристском слёте завоевали второе место и получили путёвку в Москву и в Ялту. Ходили мы в поход в Александровский централ, который был известен тем, что при царе там была пересыльная тюрьма и сидели многие известные революционеры. Там произошёл забавный случай. При входе в деревню нам встретился дедок и с удовольствием рассказал нам о своём революционном прошлом. Мы с ним сфотографировались и очень впечатлились его историей. А потом оказалось, что он сидел в централе не только при царе, но и при советской власти, но по уголовным делам. Тот ещё был разбойничек! И ещё: когда мы были на экскурсии в самом централе и вся группа зашла в камеру с огромными толстыми дверями, дверь под тяжестью собственного веса прикрылась и экскурсовод рассказал нам страшилку, как при очередной экскурсии дверь захлопнулась, замок защёлкнулся, а ключей давно не существовало и группе пришлось несколько дней провести в камере. Мы молниеносно покинули камеру. С семи лет я стала заниматься музыкой. Ко мне на дом приходила Мария Ивановна Геммельман, тоже из ссыльных немцев Поволжья. Из воспоминаний: время заниматься музыкой. Приходит Мария Ивановна, а я при свете свечи делаю математику. Что-то не получается и она мне помогает решить задачу. Такое впечатление, что она – высокообразованный человек и только нужда заставила её ходить по домам в любую погоду и учить даже лишённых слуха детей, например меня, игре на фортепиано. ЧЕТВЕРОНОГИЕ ДРУЗЬЯ Самое раннее воспоминание на тему: я и животные. Мне года три, я сижу поперёк кровати и с интересом изучаю только что взятую небольшую кошку. Изучение дошло до эксперимента, и я с силой тяну её за хвост. Кошка цапнула меня когтем прямо в глаз. Мама схватила меня в охапку и повезла в Иркутск, в глазную клинику. Подробности не помню, но то, что мне назначили 40 уколов от бешенства, это точно, так как поначалу решили, что кошка бешеная. Я приняла лишь часть уколов, примерно, треть, а потом голос разума у взрослых взял верх и они приняли мудрое решение, что это не кошка бешеная, а я – великий экспериментатор, и нас отпустили домой. Хорошо помню кошку Мурку, которая однажды чуть не погибла. Мы белили квартиру, часто выходили на улицу, в том числе и за дровами, чтобы протопить печь. Открывали и подполье, чтобы достать картошки. Растопили печь. Спустя какое-то время раздался истошный вопль Мурки. Где мы только её не искали: в подполье, в печке, в сенях – нигде её не было. Потом всё-таки распахнули дверцу печи, и сквозь пламя, раскидывая дрова, вылетела вся в пепле Мурка. У неё сильно обгорели усы, брови, была опалена шерсть. Насколько себя помню в Усолье, с нами жила охотничья собака Астра. Как понимаю сейчас, породы шотландский сеттер или сеттер-гордон. У неё вообще -то был хозяин по фамилии Уватов, охотник. Но когда он переехал на другую квартиру, Астру из-за того, что она старая, не взял, у него были молодые собаки. Астра осталась жить в нашем дворе под нашим крыльцом. Но молодые собаки не стали охотиться без Астры, и Уватов решил её вернуть. А она не стала охотиться, пришла к нам. И вот как-то раз она отказалась от еды и питья, и все решили, что она бешеная. Прихожу я из школы, а у нас разобрано крыльцо. Оказывается, вызвали её бывшего хозяина, чтобы он её застрелил. Астра всё поняла и забилась так далеко, что как бы он ни старался, попасть в неё не мог. Придя из школы, я, не переодеваясь, в форме, залезла под крыльцо, а, точнее, вползла, нашла Астру и, обливаясь слезами, обняла её за шею. После длительных переговоров взрослых со мной, я вылезла вместе с Астрой. Она как будто бы почувствовала, что ей хотят помочь, и пришла со мной в дом. Уватов засунул руку довольно глубоко ей в пасть, что-то там повернул и вытащил куриную кость, которая внедрилась очень глубоко. Астра в знак благодарности вылизала всех присутствующих и с жадностью стала пить воду. Когда она постарела, мы взяли её жить в дом. Приходя с улицы, она вставала на задние лапы, опираясь передними на окно, и стояла до тех пор, пока ей не открывали дверь. Прожила она 20 лет. БИБЛИОТЕКА Самым ярким воспоминанием из детства, безусловно, была библиотека курорта, в которой работала Татьяна Петровна Ильяскина, тётя Таня. Насколько себя помню, я большую часть времени проводила у неё в библиотеке или в читальном зале, где очень любила смотреть журналы. В детстве я очень часто болела, поскольку мама работала в детском санатории, и я переболела практически всеми детскими инфекционными заболеваниями. В этом была одна радость: я просила маму принести мне из читального зала годовые подшивки журналов. Вначале это были «Огонёк» и «Крокодил», потом «Смена», «Вокруг света», «Экран». В библиотеке я пропадала целыми днями. Особенно любила сопровождать тетю Таню в книжный магазин, получать новые книги. Те книги, которые мне нравились, сразу брала читать. Иногда их было штук пять-шесть. Да, читать я начала в четыре года, в первом классе прочитала «Молодую гвардию», в третьем – «Тихий Дон». Это, так сказать, вехи большого пути. Запомнились они мне из-за удивления взрослых по этому поводу. Я же не находила в этом ничего примечательного. Особенно я любила читать потрёпанные книги, справедливо считая, что коли книги пришли в такое состояние, то достойны и моего внимания. Сейчас пишу и вижу себя, дошкольницу, еле дотягивающуюся до стола с книгами и очень гордую тем, что взрослые удивляются тому, что такая малышка интересуется взрослыми книгами. Очень любила читать книги о революции, Великой Отечественной войне, «про шпионов» и разведчиков. ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ ЧУДЕСНЫЕ... Казалось бы, десять лет – это не так уж и много по отношению к сегодняшним шестидесяти, но по своей насыщенности они превзошли остальные пятьдесят... Особенно ярки несколько воспоминаний. Конечно же, сбор металлолома. Из воспоминаний. Вечер. Не только ранний, но и довольно поздний. С автобазы, на задах которой жила одноклассница, через забор перебрасываем диски от старых колес. Где-то неподалёку нашли кислородный баллон с повреждённым вентилем. Затащили его к живущей поблизости Люде Погодаевой. На другой день в школе она нам рассказала, что ей здорово досталось из-за этого баллона, так как ночью с работы пришла её старшая сестра и побоялась заходить во двор, потому что у ворот было страшное шипение. Она постучала в окно и всех разбудила. Родители ничего о баллоне не знали, пока разобрались, уже рассвело, и Людмиле устроили большую взбучку. А однажды, на этот раз днём, «положили глаз» на батарею для парового отопления из 15 звеньев, которая лежала у крыльца горкома комсомола. При этом она выполняла почётную функцию, – о неё вытирали ноги, чтобы не тащить грязь в помещение. Всем классом мы навалились, еле её оторвали от земли и очень быстро, как нам казалось, потащили. Наверное, всё-таки довольно быстро, потому что никто не бросился за нами вслед, лишь грозно кричали из окон, требуя положить на место. Притащив её на школьный двор, мы занервничали, что хозяева её узнают и отберут, и нам при этом может здорово попасть за воровство. Мы решили её искорёжить до неузнаваемости. Для этого попытались поднять как можно выше и бросить на груды металла. Из этого, разумеется, ничего не вышло. Так и продрожали, пока через несколько дней её не увезли со всем металлоломом. Как-то, после очередного сбора металлолома, мы не успели подготовиться к уроку немецкого языка. Вильгельм Францевич нас не ругал, если мы могли объяснить ему ситуацию на немецком языке, он был просто счастлив при этом. Я быстренько составила фразу по-немецки, что не приготовилась к уроку, так как собирала металлолом. Моя одноклассница, с которой мы иногда встречаемся, уловила суть моих переговоров с Вильгельмом Францевичем, быстро подняла руку и закричала: «Ich – тоже, ich – тоже». Каждое воскресенье мы проводили в школе на спортивных соревнованиях, на репетициях струнного оркестра или просто играли на школьном дворе. БЫТ Быт семей сотрудников курорта был весьма незатейлив. Практически все жили в деревянных бараках с неисправными печами, вледствие чего возникала проблема приготовления еды. Одним из выходов из создавшегося положения было следующее: мы запасались кипячёной водой из титана, стоявшего в санатории. К моему неудовольствию, он стоял в умывальнике мужского туалета, и иногда приходилось ждать, пока он закипит. Я начала ходить за кипятком лет с пяти вначале с трёхлитровым бидоном, затем, постарше, с эмалированным ведром. Этот умывальник служил ещё и курительной комнатой, в которой было много народу. И что характерно: стоило зайти туда даже маленькому ребёнку, как анекдоты и мат прекращались, и рассказчики переходили на нормальный русский язык. Яркой традицией был поход за газировкой, как мы её тогда называли, после субботней домашней генеральной уборки. Собирались ребятишки со всего двора и торжественно шли за «Крем-содой». Купив две пол-литровых бутылки, переливали её в бидоны, чтобы сдать тут же бутылки, а дома переливали её в графины для кипячёной воды. Потом появились керогазы для приготовления пищи, но, по-видимому, нам попался неудачный экземпляр, и мы опасались им пользоваться. Настоящим праздником стало появление в доме электрической плитки. Платить за электроэнергию нужно было не по счётчику, а по числу розеток, которые стоили очень дорого. Мне почему-то помнится цифра «сорок рублей». Если учесть, что зарплата врача была порядка трёхсот рублей, то можно понять, почему были распространены так называемые жучки, которые вставлялись в электрический патрон вместо лампочки. Прежде чем открыть кому-нибудь дверь, срочно вывёртывали жучок из патрона лампочки, куда он вставлялся, и лишь после этого открывали дверь, глядя очень честно в глаза пришедшему. В домах было довольно холодно, приходилось тепло одеваться – тёплые кофты, тёплые чулки, валенки. Уроки делала иногда дома, иногда – у Ольги. И что интересно, когда занимались у неё, то я отчаянно зевала от холода, когда у нас – она почти засыпала с непривычки – у них было значительно холоднее.
Тэги: |
|