И снова, здравствуйте! |
25 Октября 2012 г. |
Во-первых, это означает, что я вновь начинаю, а вернее, продолжаю, вести свою рубрику. А во-вторых – что я желаю вам здравствовать, то есть, быть здоровыми, ибо нам, читателям газеты «Мои года», основную массу которых составляют в основном всё-таки пенсионеры, – это крайне необходимо. Последняя моя статья называлась: «В один прекрасный летний день», где я восхищался щедростью природы, наступившим летом, сам себя распускал на каникулы до октября, обещая читателям писать на даче рассказы, а вернувшись в Иркутск, снова приступить к своим обязанностям по ведению рубрики. Что я, собственно говоря, и делаю. И начну с того: «Как я провёл это лето?» Надеюсь, что нормально. Поскольку, отбыв на дачу в Порт Байкал 30 июня, до 20 августа успел проделать на даче массу необходимых на любом дачном участке, даже без грядок, как у меня, дел и написать три с половиной рассказа. Один из которых: «Живая душа», по-моему, получился весьма неплохим. 20 августа, с неохотой оторвавшись от писания рассказов, я отправился в предсвадебное путешествие поездом на юг, в Туапсе и далее – в Новомихайловское, знаменитое тем, что рядом с этим посёлком находится ранее всесоюзный, а ныне всероссийский лагерь «Орлёнок», основанный на берегу Чёрного моря в 1961 году. В поезде мы узнали, что над Туапсе, и особенно над Новомихайловским, пронёсся страшный смерч. «Имеются человеческие жертвы и разрушения», – совсем неоптимистично закончилась информация о том месте, куда мы ехали к родственнице моей подруги. В Туапсе мы прибыли в час ночи уже начавшегося 25 августа. К счастью, там всё было нормально. Смерч, поднявшийся с моря, прошёлся лишь по отдалённым окраинам города. А вот Новомихайловка, куда мы отправились на следующее утро, действительно изрядно пострадала. Улицы, близкие к морю, почти до второго этажа были затоплены грязью, точнее, вязкой глиной, смытой ливневыми потоками с гор. На тротуарах вдоль дороги, которую уже успели расчистить и по которой мы ехали по Новомихайловскому, повсюду валялись выброшенные из домов и ненужные, а вернее, непригодные теперь к употреблению в их прямом назначении вещи: диваны, столы, холодильники, стиральные машины… Люди – мужчины, женщины, дети босиком или в резиновых сапогах расчищали лопатами от липкой грязи свои дворы. До моря дойти было невозможно. Все ведущие к нему дороги утопали в грязи и мусоре. На острых металлических прутьях забора одного из закрытых теперь профилакториев, висела пронзённая этими самыми прутьями яхта. А рядом с ней в ветвях зелёного дерева застрял белый мёртвый петух. А посреди дороги красовался небольшой павильончик с заманчивым названием: «Шашлыки и пиво». Многотонные грузовики целыми колоннами, почти круглосуточно, вывозили из посёлка мусор. Везде на перекрёстках дежурили сотрудники ГАИ. «Орлёнок», как и многие профилактории, был закрыт на карантин. И на его совершенно пустынном, прекрасном песчаном пляже я увидел огромный холодильник, принесённый сюда откуда-то, стоящий на песке, как посреди пустыни. А в море весело резвилась пара дельфинов, постоянно выпрыгивая из уже чистой воды. «Да, жизнь продолжается, несмотря ни на какие катаклизмы», – подумал я, глядя на них и стараясь не думать о словах таксиста, рассказавшего мне по дороге к Орлёнку, что в море со специальных стоянок для автотранспорта унесло смерчем несколько легковых автомобилей вместе с людьми, спящими в это время в них… Не исключено, что в этих машинах отдыхали молодые влюблённые, мечтающие назавтра, как и эти дельфины, радостно порезвиться в море… *** Вернувшись через месяц в Иркутск, я ещё раз, на недельку, съездил на дачу, надеясь дописать четвёртый, недописанный летом рассказ. Однако этого мне сделать не удалось. Я не мог попасть в тот летний тон и настрой рассказа. Зато в бане я дважды за неделю попарился от души! 24 сентября я со своим коллегой Александром Обуховым, отбыл на недельку с «Музейным экспрессом» в Нукутский район. Есть у нас в Иркутске такой чудесный проект, в котором принимают участие не только музейные работники, но и актёры, и писатели, посещающие самые отдалённые уголки нашей необъятной области и несущие сельским жителям то, чего они лишены в отдалении от больших городов – некие культурные ценности. На сей раз, кроме нас – писателей и музейных работников, в поездке по району принимали участие ещё и прекрасная певица Антонина Истомина и не менее прекрасный ведущий и пародист Дмитрий Иванов. В гостинице Новонукутска как-то вечером, когда после трёх выступлений за день в разных отдалённых деревеньках района хотелось только одного – скорее завалиться спать, меня и застала весть о том, что умер наш коллега – литератор и журналист Володя Карнаухов. И всю ночь потом мне было как-то особенно тоскливо в моём номере, где я был совсем один… А потом началось «Сияние России». И мне с писателями, гостями из Омска, Кронштадта, Тобольска и местными нашими литераторами пришлось выступать в «Политехе», Академии МВД, железнодорожном институте, библиотеках города и прочих местах. И вот, сравнивая выступления в глубинке и в областном центре, я сделал для себя некоторые, увы, неутешительные для города выводы. Россия, по-прежнему, как и во все времена, стоит и будет стоять до тех пор, пока стоит село. А потому очень важно, чтобы в каждом селе были и свои школы, и свои библиотеки, и свои больницы, и дома культуры. Одним словом, всё то, без чего немыслима нормальная человеческая жизнь. И ещё очень важно селянам не мешать всевозможными чиновничьими препонами и рогатками. Ибо чиновник ведь ничего сам не производит, но зато всё распределяет… А люди на селе, в подавляющем большинстве своём, по-прежнему хорошие. Отзывчивые, внимательные, приветливые. Менее испорченные, чем в городах. Не увидишь курящих юношей и девушек, что стало привычным в городах. Не услышишь в общественных местах мата, увы, нередкого в городах даже на автобусных остановках. А видели бы вы, с какой неподдельной радостью сельские жители слушали выступления наших артистов в маленьких переполненных залах, и с какой искренностью говорили потом всем нам: «Приезжайте к нам ещё». И ещё один вывод я сделал, будучи приглашённым на 15-летний юбилей Гуманитарного центра библиотеки имени семьи Полевых, что действительно дерево познаётся по плодам его, а человек по делам его. И вещественное доказательство тому – этот несравненный очаг культуры в спальном Университетском микрорайоне, созданный полтора десятка лет назад при непосредственном участии Бориса Говорина и Марка Сергеева. «От большинства же нынешних чиновников, красиво выступающих на юбилее, – подумалось мне, – ничего, кроме пустых словес, исчезающих, как дым, не останется. И имён их никто знать и помнить не будет». А после «Сияния России» (и тут тоже всплывают имена основателей этого грандиозного мероприятия, проходящего в нашей области уже в девятнадцатый раз, Распутин, Владыко Вадим) начался XI международный кинофестиваль документальных фильмов «Человек и природа». Правда, я бы поменял местами последние слова, назвав фестиваль «Природа и человек», поскольку в этой связке человек лишь производное природы, хотя и возомнившее, по своей невероятной наглости, глупости и гордыне, себя её царём. Видел я в Новомихайловске, как мал и ничтожен этот царь перед стихией. Участвуя в этом фестивале, я снова подумал о том, что всё действительно держится на энтузиастах, которым, как правило, всё приходится пробивать самим, преодолевая невероятную косность чиновников, во все времена озабоченных только собственным самосохранением и не желающих никаких перемен. Вот и этот фестиваль, теперь набравший силу, связан с именем его основателя Владимира Самойличенко. (Так же как литературный фестиваль «Этим летом в Иркутске» связан с именем его основателя, издателя Геннадия Сапронова.) И очень радостно, что Гран-при фестиваля получил наш Российский, а не австралийский, японский, немецкий, польский или какой-нибудь другой, фильм «Книга тундры». Честный и правдивый фильм о чукотских оленеводах со всеми их нелёгкими проблемами. И очень жаль, что наши иркутские кинодокументалисты не удостоились никаких призов, хотя фильмы их, на мой взгляд, были очень хорошие. В одном из них, касающемся постройки трубопровода БЦБК – Иркут, я увидел и молодого редактора газеты «Мои года» Игоря Широбокова, Валентина Распутина и вашего покорного слугу. Мы были с одной стороны баррикад, а правительственные чинуши, объясняющие нам, неразумным, как нужен и необходим данный трубопровод, с другой. И я рад, что мы тогда выстояли, не отступили, одержали в том далёком теперь 1988 году хоть маленькую, но победу. Ибо и тогда, и сейчас, я на это очень надеюсь, мы делали и делаем что должно, а дальше – будь что будет. Но вот закончился и кинофестиваль. И я подумал, что наконец-то, освободившись от общественных обязанностей (правда, не совсем, потому что мне надо ещё написать обещанную Игорю Широбокову статью и провести в Союзе писателей литературное объединение), я начну нормальную жизнь. Буду вставать рано утром. Делать свою пятикилометровую пробежку по набережной. Потом, после контрастного душа и завтрака, буду до обеда работать, писать рассказы. А после обеда буду заниматься домашними делами. В первый же свободный день я так и сделал. Проснулся в семь часов. Помолился, вскипятил воду и заварил покруче чай. Вывел из сарая велосипед, и доехал на нём до острова Юность, радуясь тому, что в заводи осталось зимовать много уток. «Уж не их ли я видел беспомощными птенцами весной?», – подумал я, ставя велосипед к тополю на мыске, вдающемся в Ангару, где я обычно делаю зарядку. Глядя на осеннее разноцветье деревьев, на лёгкий туман, плывущий над водой, я ощущал то необъяснимое щемящее чувство лёгкой, светлой осенней грусти от того, что вот и ещё одно лето минуло и уже никогда его не будет в нашей жизни… И вдруг всё мгновенно почернело. И встречь теченью Ангары, от Старого моста, поползли тёмные низкие тучи. Тревожно закрякали утки. Задул сильный ветер. И повалил первый снег. «Всё правильно, – подумал я, с трудом добравшись против упирающегося в грудь ветра до дому, – ведь через два дня Покров». И не успел я снять свою спортивную одежду, как зазвонил телефон. – Женя Варламов умер, – сообщил мне Владимир Скиф… И снова, как тогда в Новонукутске, когда я узнал об уходе в мир иной Владимира Карнаухова, мне стало так тоскливо. Уходят друзья, товарищи, коллеги. Уходит моё поколение… Евгений Варламов прекрасный поэт, первой книгой которого, «Осенние игры», вышедшей в Иркутске в 1978 году, я был так восхищён и которую всё собирался у него подписать. Теперь уже не подпишу. А потом, выйдя из ванной комнаты и наливая себе кофе, я посмотрел в окно и увидел за ним новый белый мир. Такой торжественный, свежий, чистый, первозданный, каким он бывает так редко. Разве что в наших самых чистых и добрых помыслах… И снег валил потом ещё несколько дней даже после Покрова. И так оказалось кстати этому межсезонью стихотворение Евгения Варламова: «Осень – в зиму», которое как-то само открылось мне в его книжке «Осенние игры»: «Это осень в зиму переходит – Ну что же, действительно начинается зима. Осенние игры закончились. И ты, Женя, к своей «барже» уже примерился. И закончить это эссе мне хочется четверостишием Александра Полежаева, поэта девятнадцатого века: «Что остаётся от поэта?
|
|