«УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 1. Мифы и факты об уране. Смертники или Урановые люди?

 

 

Смертники или Урановые люди?

 

Давайте, читатель, разберёмся со "смертниками". Откуда этот миф? Домысел или выдумка?... Или намеренная ложь.

Из литературы, особенно приключенческой, известно, что приговорённых к смертной казни преступников порой отправляли на тяжёлые каторжные работы или использовали на галерах, приковывая к сиденьям и вёслам. Может быть, так и было.

"Химики" и "ЗЭКи". Мифы о смертниках

Было и другое, уже в наше время. Суд приговаривал подсудимого к определённому Уголовным Кодексом сроку лишения свободы, но преступник был не опасным для общества и потому судья оговаривал: "с отбыванием срока наказания на стройках народного хозяйства". При этом, "лишённый свободы" мог жить на свободе, но обязательно исполнял "определённую" работу и ежедневно отмечался в соответствующем органе надзора. Некоторые шутили: у "кума". Эти стройки также образно называли "химией", хотя химией в большинстве случаев и не пахло.

Может, и это толкало некоторых на "домыслы" о "смертниках" на урановых шахтах.

Конечно же, заключённые всегда и везде были не "дешевой рабочей силой", как многие полагают, но организованной рабочей силой - куда следовало, туда и направят!

Вот почему, конечно, в первые годы "Атомного проекта" заключённые использовались на любых стройках и даже горных работах. Такие примеры я уже приводил. Это были и подземные выработки, называемые штольнями.

Но поскольку на тех первых порах ещё не было открыто месторождений урана со значительными запасами, то и говорить об их "смертельной" опасности нет никаких оснований.

Однако до конца века мнение о "смертниках" существует. К примеру, в газете АИФ №4, 2001 год, А. Кондрашов, военный обозреватель, грамотный человек, задаёт вопрос генерал-лейтенанту юстиции М. Кислицину:

..."Так может, создать осуждённым к пожизненному заключению такие условия, чтобы они сами молили о смерти? Скажем, использовать их труд на урановых рудниках!

Вот Вам, читатель, факт общественного мнения о "смертниках" на урановых шахтах.

На урановых шахтах, на которых я работал, бывал и знаю - никакие заключённые не работали. Правда, встречал в прессе, что в Германии, на первых порах, в сороковые-пятидесятые годы использовался труд заключённых. Но от него вскоре отказались.

"Смертники" же - те, что приговаривались когда-то и где-то судом к "высшей мере наказания", никогда ни на каких урановых шахтах не работали! Это факт, который я знаю и подтверждаю.

"Особый контингент"

Но бывает ложь, намеренная ложь, которая отравляет сознание людей по отношению к урану и атомной энергетике, да и к общественному строю, неугодному автору сплетен.

Однажды, уже в 2000 году, вижу и слышу по телевизору, когда-то главного идеолога ЦК КПСС, "правдиста", а затем "прораба перестройки". Он говорит:

" Я не двурушник. Я всю жизнь боролся с коммунистическим режимом. Старики не поймут. Я обращаюсь к молодёжи с примером бесчеловечности прошлого: после Великой Отечественной войны десять миллионов советских солдат и офицеров, бывших в немецком плену, были отправлены одним эшелоном на Колыму, спущены в урановые шахты и расстреляны пьяными охранниками. Спрашивается: разве можно было терпеть такой режим!?"

А теперь я обращаюсь, в первую очередь, к молодому читателю. Вы верите этому? Тогда принимайте очевидные факты и решайте о правдивости подобной "информационной пыли".

Во-первых, такого этапа нельзя было никогда создать и отправить на Колыму. Во-вторых, на Колыме никогда не было крупных месторождений урана и, соответственно, урановых шахт. В штольнях на севере, на мелких месторождениях урана работало по 20-30 человек в смену - это вообще не может быть взято в расчёт. Так где же их - десять миллионов расстреливали и как это можно вообразить? Это же бред. Это целенаправленная ложь! В русском языке не могу найти определение этой твари. А ведь грамотный деятель, понимающий, что врёт.

Но "соломинка" правды, за которую он цепляется, есть.

Да, действительно, на Колыме работали и жили бывшие "власовцы", служившие когда-то немцам, и даже бывшие "полицаи". Но жили. Сталин в конце 40-х годов отменил смертную казнь. Работали и воины Советской Армии, которые побывали в плену или даже в окружении длительное время. Многие после этого воевали и имели награды. Часть из них отправлялась по разным ПФЛ - "проверочно-фильтрационным лагерям", а часть была этапирована, в том числе, и на Колыму до выяснения причин плена, окружения и действий "за" или "против" Советской Родины. Они назывались "Особый контингент".

Я работал в начале пятидесятых годов с этим контингентом на Колыме на прииске Мальдяк.

Из "особого контингента" многие освобождались. Они заключали договоры о продлении работ на Колыме, обзаводились семьями, затем ездили на южные курорты страны и снова возвращались на Колыму без всякого принуждения. Я был начальником разведочного участка прииска. Главная задача - поиски россыпей золота, прирост запасов для работы прииска. Мои горные мастера были из этого самого "Особого контингента". Они работали на отдалении, документировали шурфы, проводили взрывные работы, осуществляли контроль промывки "песков" на золото. Держали в руках почти ежедневно золото и в конце дня сдавали в лабораторию прииска. Им доверяли. Их уважали. Это были честные порядочные люди. Они не озлобились на советскую власть, хотя испытали душевные травмы. Они знали, что это требовало время, не допускающее безответственности, в том числе и фронтовиков. Один из них, Коля Бут, вспоминая щеголеватых "особистов" и "чинуш" по его необоснованному обвинению, называл их коротко и ёмко - "суки нестроевые". Вот и вся его реакция на несправедливость Родины. Хороший был парень - опора в моей работе.

Так что, читатель, судите сами о "смертниках" на урановых шахтах.

При этом, конечно следует знать, что никакие урановые крупные предприятия не обходились без военных строителей и лагерей заключённых. И те, и другие использовались на строительстве объектов, а заключённые обычно - на "базе стройиндустрии".

Кстати, питались заключённые очень хорошо, одевались тепло и удобно. Постели чистые. Помывка регулярная. Библиотеки. Комнаты учёбы. Кружки самодеятельности. И всё это в "строгорежимных лагерях".

Я по долгу депутата горсовета Краснокаменска был одно время председателем наблюдательной комиссии за режимом в лагерной зоне Приаргунского уранового комбината. Так что это, читатель, всё из первых рук.

О подневольных "смертниках" достаточно. Не было их!

На урановых шахтах работали вольнонаёмные, в основном добровольцы. Это были учёные, инженеры, рабочие - мужчины и славные женщины. Каждый из них шёл на поиски радиоактивных элементов и на поиски и добычу урана. Это были урановые люди. Первым было всегда труднее и опаснее. И не надо никого винить. Все мы знали, на что шли.

 

О великих учёных - уранщиках, атомщиках сказано и написано много. Кто-то добавит ещё. Мы же вспомним тех, с кем приходилось встречаться и работать.

В конце XX века вышла в свет энциклопедия Мелуа А. И. "Геологи и горные инженеры России". (Под редакцией академика Н. П. Лавёрова. М. Издательство "Гуманистика", 2000 г.), намечается опубликование энциклопедии "Атомный проект". Много написано и за рубежом об "урановых людях".

Ну а я, если бы вдруг очутился во Франции, нашёл бы "родственную" могилу четырёх Нобелевских лауреатов: Марии, Ирен, Пьера и Фредерика - всех под одной фамилией Кюри. Постоял, поклонился и, наверное, почувствовал то великое, до конца не познанное явление, которое легендарно и фактически светит над их могилой - "радиоактивность".

Жаль, это несбыточная мечта: раньше такие, как я, были "невыездными", а теперь на билет не хватит годовой пенсии. Так завершается жизнь уранщиков.

 

В России самый великий урановый человек - это Владимир Иванович Вернадский. Он первый в России занялся поисками урана, он был инициатором создания радиевой науки, а затем урановой промышленности. Он был признанным Человеком XX уранового века. Он был первым, кто публично заявил как завещание властям и потомкам:

"Ни одно государство и общество не могут относиться безразлично, как и где будут использованы источники лучистой энергии".

Нашим бы властям и современному обществу понять это.

Не имею морального права не вспомнить заведующего радиологической лаборатории Главной палаты мер и весов России, Василия Андреевича Бородовского, которому в конце 1912 года удалось получить первый отечественный русский препарат радия. Он с восторгом сообщал В. И. Вернадскому технологию производства. А сестре и её двум дочкам показывал капсулу с радиевым свечением в темноте. Он был первый в России. Он не знал о радиоактивной опасности. Капсулу держал при себе. Даже когда его положили в больницу, хранил её под подушкой. На просьбу соратника Н. Г. Егорова взять препарат, ответил: потом...

Смерть наступила 28 января 1914 года. Похоронили В. А. Бородовского на Волковском кладбище Петербурга. В 1968 году могила его взята государством на вечную охрану (3). Помнят ли об этом сегодня?

Очень интересны некоторые случаи времён Гражданской войны

Если Февральская революция 1917 года победила на развале царской экономики, то Октябрьская революция победила на полном хаосе демократической вакханалии - требовалась жёсткая власть. В стране - последствия 1-ой Мировой войны. Гражданская война - внутри страны. Бесчисленное количество оккупантов - любителей наживы, в первую очередь, за счёт ресурсов страны. Казалось бы, не до радия, не до урана.

Но и в то ужасное время были "урановые люди", думающие о науке, о будущем, о своей стране. Уже в декабре 1917 года по инициативе В. И. Ленина был создан Высший Совет народного Хозяйства (ВСНХ). Высшую власть в стране - Совет Народных Комиссаров возглавлял Ленин, а ВСНХ курировал, а затем возглавлял Ф. Э. Дзержинский. В ВСНХ был создан научно-технический отдел, а затем несколько научно-исследовательских институтов. При ВСНХ создаётся секция радиоактивных элементов. Дзержинского называли "железный Феликс". Но по его деятельности, в результате чего был создан урано-радиевый завод и получен первый советский радий, его можно с полным основанием приобщить к "урановым людям". А по характеру поведения - к высоконравственным личностям.

Уничтожение памятника Дзержинскому во времена перестройки конца XX века следует считать грязным образцом проявления безнравственности. Это относится и к любому поочередному разрушению памятников в России - то Белым, то Красным. Непростительно.

Виталий Григорьевич Хлопин позже утверждал, что с 1918 года наступил период "блестящего расцвета научной мысли, в частности, в области радиоактивных элементов и явлений радиоактивного распада".

18 марта 1918 года (!) по предложению инженера-химика Леонида Николаевича Богоявленского Президиум ВСНХ постановил немедленно вывести из окрестностей Петрограда и Архангельска урановые концентраты из тюя-муюнской руды, которые могли быть захвачены немцами и англичанами. Планировалось их доставить на Урал в посёлок Березники Пермской губернии. Решение было кратким: создать радиевый завод на базе национализированного содового предприятия Русско-бельгийского общества. К В. И. Ленину за выделением средств для этой цели обратился авторитетный учёный Александр Евгеньевич Ферсман. В июле урановые концентраты были помещены в сарай Березниковского завода. Директором намеченного радиевого завода был назначен Л. Н. Богоявленский.

Вот Вам, читатель, казалось бы, невероятные факты для того времени с указанием фамилий инициаторов: Л. Н. Богоявленский, А. Е. Ферсман, В. Г. Хлопин, Ф. Э. Дзержинский, В. И. Ленин. Что это было за время! Какие были люди! Урановые люди.

Интересна из тех времён ещё одна фамилия. Не удивляйтесь, читатель, - это Александр Васильевич Колчак.

Он замечателен не только тем, что был полярным исследователем, за что был награждён международной Большой золотой Константиновской медалью "за личное мужество"; не только тем, что был героем Порт-Артура, Балтики и Чёрного моря - он был по духу инженер-адмирал, который вместе с химиком Л. Н. Богоявленским внедрял на Российском флоте мезоториевую окраску циферблатов, приборов для ночного видения. Вы помните, читатель, мезоторий - это радиоактивный изотоп радия - 228.

Более того. В наступательных действиях в 1918 году он захватил не только золотой запас, но и весь урановый запас России в Березниках. Однако несмотря на огромную ценность, весь запас урана - руды на радий, остался на месте. Возможно, по старой дружбе, было влияние Л. Н. Богоявленского. Кто знает.

Не могу не коснуться нравственной стороны вопроса о золотом запасе России. Почему этот запас в 1918 году был вывезен из Тамбова, Саратова и Москвы, и сосредоточен в Казани, где патрулировали различные банды и порой хозяйничали в районе бело-чехи?! Чья это инициатива?

"Золотой запас" был захвачен эсерами, белогвардейцами и белочехами и перевезён в Самару. Это южнее по Волге. Колчак перехватил это золото, перевёз в Уфу, велел пересчитать, опломбировать и направить в Омск. Не случись этого, неизвестно куда уплыло бы "российское золотишко" вниз по матушке по Волге.

Золотой запас позже по распоряжению Колчака был передан "иркутским большевикам среди которых (как надеялся Колчак) есть русские люди". А не признал он большевистское руководство за позорный "Брестский мир" с Германией. Считал это изменой.

Золото не пропало. Оно осталось в России. А при вскрытии личного сейфа Колчака, при его аресте, там был обнаружен морской кортик и Андреевский флаг... и ни копейки. Также в бедности прожил и умер командир охраны "Золотого эшелона" поручик М. К. Ермохин.

Это были высоконравственные русские люди - образец и упрёк неблагодарным потомкам. Время всё поставит на своё место. Может, будет и в России единый памятник Красным и Белым, "каждый из которых погиб за свои идеалы".

Как видим из фактов истории, А. В. Колчак тоже был причастен к урану.

Создатели атомных бомб

Кончаются войны. Начинается новый расцвет... чтобы снова браться за оружие. Так было всегда. В тридцатые годы мир узнавал о всё новых и новых открытиях... и об урановых людях.

А потом всё закрылось, "засекретилось". Только много позже мы узнали первых создателей атомных бомб. Кто же они?

В США - Рузвельт, Трумэн и Гровс, Оппенгеймер, Ферми, Неддермейер и Теллер.

В СССР - Сталин и Берия, Курчатов, Харитон, Сахаров. Американских атомщиков знают больше, российских - меньше.

Со Сталиным и Берия всё ясно. Не было бы их - не было бы в Советском Союзе атомной бомбы в 1949 году и водородной в 1953 году. Да и кто знает, что было бы?

Душевно о Курчатове. Я прожил свою урановую жизнь с портретом Игоря Васильевича Курчатова. Портрет прошёл со мной многие полевые партии. Он и сегодня у меня в комнате на видном месте. Курчатов создал первую в мире атомную электростанцию, чтобы людям дать мирный свет и тепло. Это он военные приложения атомной энергии считал вынужденными и временными.

Академик А. Александров вспоминает: "Вернувшись с испытания водородной бомбы, Курчатов сказал: Анатолиус, это чудовищно! Не дай Бог, если это применят против людей. Нельзя этого допустить!"

Это он, Курчатов, предельно занятый, с болью в груди поехал в "режимную" больницу, где лечился его друг, у которого на работе случилась неприятность. "Игорь Васильевич хотел смягчить огорчение друга и не дать ему выписаться раньше времени из больницы", - пишет Пётр Асташенков. "Они подошли к скамеечке, запорошенной свежим мягким снегом. Размели снежок. Сели. Им было о чём поговорить.

 

И в этот момент с каким-то слабым стоном Игорь Васильевич откинул голову на спинку скамейки... и уронил её на плечо друга. Так умер он на ходу, на полуслове, в заботе о делах, о товарищах по работе".

Написав свою книгу о Курчатове в серии ЖЗЛ, не мог автор указать фамилию друга И. В. Курчатова. Он в книге остался неизвестным. Время было такое.

Я заполню этот пробел сегодня. Это был главный конструктор атомных бомб Юлий Борисович Харитон. Что может быть трогательней до боли описанной картины. Два друга, два соратника, создатели атомных станций и бомб, добра и зла - на заснеженной скамейке, голова одного на плече другого. Жизнь и смерть рядом.

Сегодня нет ни того, ни другого. Но образный пример творчества и высокой нравственности остался жить для будущих поколений.

О Харитоне Ю. Б. мало публикаций - работа была его такая. А может, потому, что он из семьи "репрессированных".

Главное о нём. "В 1939 году Ю. Б. Харитон вместе с Я. Б. Зельдовичем провёл один из первых расчётов по возможному осуществлению цепной ядерной реакции на обогащённом уране-235. После создания КБ - 11 (Конструкторское бюро в Арзамасе - 16) руководил конструкторскими работами по созданию ядерного и термоядерного оружия. И так - вся жизнь". (6).

О Сахарове А. Д. особый разговор. Он был и закрытым, которого никто не знал. То он открытый... и оказывается, по мнению прессы, "тунеядец". То он "чужой", то снова "свой". То засвистывали его, то превозносили. И снова брезгливо отстраняли его предложения... То он "отец" водородной бомбы. - То вообще никто. Нет, он не отец водородной бомбы. Он талантливый физик и участник создания этой могучей бомбы с группой соратников. Он сам называет бомбу коллективной.

Ю. Харитон говорил: "У атомной бомбы три "отца" - Курчатов и мы с Зельдовичем".

Кто же в данном случае отцы водородной бомбы?

- Академики И. Тамм, Я. Зельдович, Ю. Трутнев, В. Гинзбург, а затем В. Адамский, Ю. Бабаев, Ю. Смирнов и А. Сахаров - вот они "отцы" - создатели первой в СССР водородной и самой мощной в мире взорванной термоядерной бомбы. И они не одни, огромный коллектив.

Не забыть бы главнейших - И. В. Курчатова и Ю. Б. Харитона. Но основная слава досталась А. Д. Сахарову.

Любил, грешным делом, вспоминать Андрей Дмитриевич про поцелуи "правителей" в его звёздный час. А вот как получилось. "Поцелуйчики" помогли не только его унизить - СССР развалить.

На вопрос министру "Средмаша" Е. П. Славскому:

"Кто ваши друзья?"

Ответ однозначный:

"Курчатов и Королёв!"

На вопрос:

"А Харитон?"

Восторженный ответ:

"О, это специалист высшего класса!"

Вопрос:

"А Сахаров?"

Ответ уклончивый:

"Это Гений. О нём, как о человеке, я не хотел бы говорить... Разный он"...

Я лично относился к Андрею Дмитриевичу Сахарову в разное время по-разному, в зависимости от его поведения.

Первое - это восторг от создания термоядерной бомбы. Второе - яростная душевная защита от толпы "трепачей" и "прессы" во времена его гонения.

Третье - сожаление от его политической деятельности.

При этом следует напомнить, что А. Д. Сахаров никогда не призывал к развалу СССР и не воспевал капитализм, как сегодня это преподносится его демократическими компаньонами. Он действительно был сторонником теории конвергенции - "оставить всё лучшее от социалистической системы, добавить всё приемлемое лучшее, наработанное человечеством, в том числе капиталистическими странами и, в первую очередь - демократию, гуманизм, стимулы".

Я готов был всегда с ним согласиться. И не согласен с пропагандой приписываемых ему идей после его смерти.

Кстати замечу. Уже в зените своей популярности А. Д. Сахаров как "духовный отец демократии" не хотел признавать "главного бульдозера демократической перестройки", первого президента России, смело заявляя: "Я не хочу с ним вступать ни в какие отношения!"

А. Д. Сахаров, действительно, разный и даже не всегда понятный. К примеру, проповедуя гуманизм, он мог быть сподвижником идеи явно безнравственной - создать максимально мощный термоядерный заряд и взорвать его, как говорят, в час "икс", у берегов США, чтобы волной типа "цунами" разрушить всё по прибрежной полосе враждебной страны. Что там людей - безвинную рыбу не жалко!

На фоне похоронной процессии А. Д. Сахарова я вспоминал всё это..., уважая и сожалея.

Так и остался в моём сознании Андрей Дмитриевич Сахаров как гениальный физик в озарении атомного света, грешный политик и великий мученик в образе распятого Христа, среди когда-то воспевающей, затем убившей и отпевающей его панихидной толпы при свечах и кадилах...

 

Об уранщиках, которые претворяли в жизнь идеи учёных и правителей

Конечно же, самый результативный и уважаемый человек, фактически создавший атомную промышленность ("Средмаш" - "Государство в государстве"). - Ефим Павлович Славский.

Он только министром "Средмаша" был более тридцати лет и работал в возрасте, завершающем девятый десяток лет. Он был награждён всеми высшими наградами страны. Но мне бросилось в глаза - количество орденов Ленина. Он был другом С. М. Будённого. Они оба рекордсмены по этим орденам, а в сумме орденов Ленина на двух друзей - равных им нет. Но не в орденах дело, хотя это характеризует в некоторой мере результативность их трудовой деятельности.

Я лично знал Ефима Павловича и могу выразить своё мнение о нём, хотя есть и другие мнения, особенно у тех, которые пришли позже на готовое и не знают "почём фунт лиха".

Деталь из прошлого. Всю войну 1941-45 годов он - директор алюминиевых заводов. Это значит, он работал все годы под ножом гильотины над его головой. Алюминий и Победа в войне стояли рядом. Ответственность гигантская.

А затем урановая, ядерная жизнь полвека - Вы всё понимаете, читатель. Работа на износ. Неоднократные, почти смертельные дозы радиации. Выручал его от природы могучий организм и жизненная воля.

Кстати, читатель, первый "плутониевый шарик" для первой атомной бомбы в руках держал он. Не просто держал - освобождал его от форм после гидравлического прессования. Это тоже о чём-то говорит, ведь мы с Вами, читатель, знаем, что при давлении критическая масса изменяется и что при этом может случиться!

Я помню его первый приезд к нам, геологам, в Приаргунье. Города ещё нет. Есть посёлки Краснокаменск и Октябрьский. Буровые вышки, шахты, отвалы в голой гористой степи. Интересный эпизод. Начальник нашего Первого Главка Н. Ф. Карпов прилетел заранее и строго давал инструктаж о нашем поведении и подготовке геологических материалов. Обрисовал Славского как грузного старого человека, который живёт по секундам. И не дай Бог, если пожелает посмотреть участки, а будет какая- то заминка. Говоря, весь трепетал. Затем вдруг перешёл к репетиции. Выходит из комнаты, затем открывает дверь, заходит боком и говорит: "Здравствуйте, я Ефим Павлович". И так несколько раз - пока мы не догадались встать при его заходе.

Когда же мы остались одни, то хохотали "до упаду". То главный инженер Волков, то Лев Александрович Морковкин - мой заместитель повторяли действия Карпова, выходя и заходя - "здравствуйте, я Ефим Павлович"...

Так это навсегда и осталось штрихом характера и поведения нашего начальника Главка. Без смеха не вспоминали - особенно когда Николай Фролович приезжал и гневался.

И вот прилетел Ефим Павлович, уже настоящий. Встретили. Поздоровались. Пришли в мой довольно просторный кабинет. Он осмотрелся, сел за большой стол где-то посредине, а мне сказал: - "У тебя работа круглые сутки, вот и садись на своё привычное место, не стесняйся, руководи как обычно, но излишне не отвлекайся".

Народу собралось многовато: его помощники, главные специалисты и мы, руководители двух партий со своими главными геологами. Он выслушал доклады по геологии и последним результатам, встал и, глядя на меня, предложил:

-А теперь показывай всё на месте.

Вышли. Карпов мне на ухо:

- Ему тесно в вашем задрипаном "газике", зови в автобус, чтобы всё было видно.

Поехали. И надо же было такому случиться: пошёл дождик. И автобус даже с ведущим передком забуксовал и не смог подняться на нужную вершину сопки.

Карпов в душе метал гром и молнии. Славский это почувствовал и говорит мне:

- Им, видно, трудно подниматься в гору, пойдём с тобой...

И мы пошли. Куда денутся другие! - Все пошли. С вершины было видно как на ладони. Я показал участки урановых месторождений, где намечается карьер и разворот работ. Ефим Павлович был внимателен, вежлив, над всякими «молниями» подсмеивался, дружески меня поддерживал, глядя на Карпова, а затем просто сказал:

-Все понятно. Я доволен. Большие дела впереди. А теперь, пора и поужинать…

Критиканы прежних времен часто упоминают "банкетные залы" и "ужины" как нечто "барское" для прошлого руководства. Мне часто приходилось бывать в этих "банкетных залах" и в широком, и в узком кругу, и на разных уровнях. Когда приезжал Е.П.Славский, то обычно присутствовали сопровождающие его специалисты, мы – местные руководители и один из секретарей обкома. Ужин, как правило, из блюд общего зала столовой. Посуда получше, да приправа покрасивей положена на тарелочках. Остальное – обычная производственная планерка. Если это итоговая планерка, то и водка бывала. В жизни не видел при Славском ни одного пьяного. Хотя выпивали, кто сколько хотел. Если ужины были в узком кругу, по домашнему, Ефим Павлович иногда позволял спросить "деликатес", обращаясь к зав. столовой Раисе Васильевне Лобановой:

- Раечка, а что если ты моего любимого борщеца принесешь.

Она за долгие годы знала его любовь к борщецу. Борщ всегда был в готовности. Конечно, для украшения стола и икорку добывали средмашевские снабженцы. Но это не как правило. Любил Ефим Павлович стихи почитать и меня просил:

- Давай, Володя, свои почитай.

Слушал всегда со вниманием. Сам же он читал стихи, как я шутя выражался, авторов до нашей эры. Он знал и любил читать стихи Державина. Видимо, сказывалась старая закалка.

Что было характерным для него, так это личное получение полной информации обо всем – геологии, производстве, снабжении, быте, школах, детских садах, настроениях людей. Казалось, у него нет мелочей. Он даже дни своего отпуска проводил зачастую на своих предприятиях. Мне он пояснил:

- Я и отдохнуть в отпуске имею право, и порыбачить, а главное - меня сопровождают специалисты. Они все мне по-свойски рассказывают и предлагают. Бывают интересные вещи, нужные для внедрения. Ну а главное, я знаю настрой людей: люди - это все.

И на других объектах он вел себя так же.

Примером тому – случай на Удокане.

О подготовке атомного подземного взрыва на Удоканском месторождении меди в Забайкалье, рассказывал мне Анатолий Тимофеевич Дербенев. Он нарисовал схему подземных выработок, камеру для атомного заряда, кабельные линии, пункт включения взрыва и пункт наблюдения.

Прилетел на вертолете Е.П.Славский. Сопровождали его военные. Он детально все изучил. Слетал на вертолете на все пункты. Был спокоен и уверен.

По "зимнику" прошли первые новые Камазы - пробный рейс от Могочи до Наминги. Атомный заряд доставили в Могочу… Но, согласно всемирному запрещению подземных атомных испытаний, намеченный взрыв для вскрытия медных рудных залежей, не состоялся. Может, и к лучшему – пусть что-то останется потомкам.

Особо следует отметить, как принимал решения Е. П. Славский. Помню, у меня в кабинете прошли доклады главных геологов Лидии Петровны Ищуковой и Юрия Гавриловича Рогова по геологии рудного поля и перспективам региона.

Славского сопровождал бывший министр геологии, его заместитель П.Я. Антропов. Он стал добиваться у геологов:

-Что может быть в Монголии? Нет ли там подходящей обстановки для месторождений урана?

Лидия Петровна, человек эмоциональный, сразу ему:

- Конечно же, там все напоминает наши структуры. Вам решать, но геология похожа.

Все было с доводами и показом интересных площадей, где целесообразно начинать работы.

Е. П. Славский, очень внимательно слушая, наблюдал за своим помощником. Тот же все больше проникался интересом к геологии Монголии. Он был грамотный, хваткий человек.

Ефим Павлович положил на стол свои могучие руки и сказал:

- Я вижу, все сторонники этой мысли. Вот что, Петр Яковлевич, готовь-ка "Постановление Правительства о начале работ в Монголии". А начинать будут сосновские геологи… Улыбнулся и спросил:

- Сделаете там работу, так же красиво, как здесь?… с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Я не удержался, спрашиваю:

- Ефим Павлович, а почему такое заключение о шерсти, вроде об уране речь…?

Он улыбнулся и разъяснил:

- Задолжали они на сто лет вперед. Поэтому, если мы найдем уран и начнем добычу, это будет только частичка долга… Давайте начинать…

Петр Яковлевич был в восторге. Лидия Петровна в хорошем настроении. Я удивлен примером и масштабом решения.

А ведь прошли всего считанные годы, читатель, в Монголии провели большие поисковые работы, нашли урановые месторождения, построили поселки и рудники. Урановая руда пошла на Краснокаменский урановый завод.

…Жаль только то, что началась разрушительная перестройка в стране. Все рухнуло. И работа, и рудники. А на разведанные месторождения урана в Монголии была наложена лапа США. Да и с Краснокаменского завода урановый концентрат пошел в США. Им надо – у них дети и внуки. У нас, вроде, впереди ничего нет. Одуматься бы нам, читатель.

А еще Ефим Павлович Славский до перестройки в стране мечтал и говорил:

- Мы создали атомный щит Родины. Нам больше никто не смеет угрожать. Наступило время нашу энергию направить на нужды людей. Они устали работать и ждать. Новые квартиры жилья, школы, санатории, подъем сельского хозяйства, дороги до любых мест, где живет человек – непочатый край дел. Но и дело урановое на подъем – выше и выше. Энергию - народу.

Он неоднократно высказывал эту свою мечту в самых разных вариантах. Этот крупный государственный деятель от Гражданской войны до последних дней жил интересами своего народа, интересами Страны.

Шел 1991 страшный год для советской страны. В этот год умер Ефим Павлович.

После его смерти в гостях у меня был Михаил Владимирович Шумилин. Я его называл иногда главным штурманом урановой геологии СССР.

Мы сидели вдвоем. Выпили по чарке, второй… и вспомнили многое и многих. Конечно, Ефима Павловича.

Михаил Владимирович рассказал, что он был у Славского за несколько дней до его смерти. Славский жил в скромной московской квартире один. Ему было тяжело. Не болезнь ломала его – у него были крепкие гены. Тревога давила его за разрушаемую страну, за будущее. Жаль было всего, что сделано и пойдет не на пользу трудового народа. И конечно же, обидно, что так свершилось. Мы выпили еще по чарке "за его помин" и сами поставили диагноз его смерти – инфаркт души. Он умер в горьких чувствах о недоделанном…

Но осталась песня, которую он, как буденновец, любил. Он имел личное право произносить гордо слова песни:

 

"Среди зноя и пыли мы с Буденным ходили

На рысях на большие дела.

По курганам горбатым, по речным перекатам

Наша громкая слава прошла".

 

Его "громкая слава" не прошла. Она поднялась еще выше, когда он как руководитель урановых дел поднял созданный "атомный щит" над головой Родины, а стремительные ракеты с ядерными боеголовками любому агрессору заявили: "не сметь"!

Как Вы знаете, читатель, урановая проблема охватывала, в основном, два министерства – «Среднего машиностроения», т. е. атомного министерства, которое перерабатывало уран, и «Геологии…», которое искало и разведывало уран.

Там и там были свои «урановые» главные управления.

Интересно то, что было два «Главка», два – «первых», два – «урановых». И руководили ими два начальника - оба заслуженные, оба «Герои социалистического труда», оба – «Карповы», оба – «Николаи». Только отчества были у них разные – «средмашевский» Карпов был Борисович, а «геологический» – Фролович. Оба крепкие, коренастые, видавшие виды мужчины, знающие свое дело, ведущие свои Главки к успеху… но, порой, больно хамоватые. Это присуще, к сожалению, многим, а в урановом деле оно было, было.

А ведь это были руководители Урановой отрасли страны. Можно было не ворошить этого, но нельзя - факты будут неполными… Да и выводы надо делать.

Вот некоторые примеры стиля руководства

Вспоминает заслуженный ветеран урановой геологии

Николай Николаевич Муромцев.

Эпизод с Б. Н. Чирковым. Помните, читатель, это тот Чирков, которому при назначении начальником Ленинабадского комбината №6 Сталин сказал: «Нужен уран. Вам ни в чем не будет ограничений».

В 1950 году Краснохолмскую экспедицию подчинили комбинату. Смятение в коллективе. Б. Н. Чирков собрал начальников геологических партий. В приемной ждали долго. Наконец дверь открылась, и мимо нас в свой кабинет, не здороваясь, быстро прошел Б. Н. Чирков. Беседа началась. К первому начальнику партии первые слова:

- Расскажи, как ты у государства миллион украл?!

В объяснении убытков были и упоминания о беременных женщинах, временно неработающих. Снова крик:

– Все беременные! Так чем вы там все занимаетесь?

В дополнение матерщина.

– Давай сюда снабженца!… А, морду наедать! Иди сюда!…

И так – годы. С матами, с наградами к урану…

И самого Чиркова постигла суровая судьба: в шестидесятые годы он был отстранен от работы, лишен наград и исключен из партии, хотя в общем он был волевой энергичный руководитель.

А вот примеры с Н.Б. Карповым и Н.Ф. Карповым в свете различных мнений по геологическим проблемам. Шел вопрос о значимости и перспективах пластово-инфильтрационных месторождений урана – нового типа, названного, с легкой руки П. Я. Антропова гидрогенным типом оруденения. Ныне это важнейший тип уранового оруденения, доступного для разработки методом скважинного выщелачивания. Большие запасы, безопасность работ, низкая себестоимость. А тогда все это было неведомо.

Доклад сделал главный геолог Букинайской партии В. М. Мазин. Коротко и толково он показал запасы и перспективы. Н. Б. Карпов, неоднократно перебивая докладчика, потребовал показать руду. Принесли образец песчано-глинистой слабосцементированной руды. Он тут же взял банку с водой и опустил туда образец, который, естественно, быстро расплылся. Возмущению Николая Борисовича не было предела.

-Это не руда, а жижа! – закричал он, не скупясь на далеко не лестные эпитеты в адрес геологоразведчиков. Выйдя из камерального помещения, и увидев зарево огней на буровых вышках, Н. Б. Карпов еще более возмутился, указав, что эту «жижу» разведывать такими темпами нельзя… Разведочные работы, после этого крика, на месторождениях Букинай и Южный Букинай были прекращены.

Какая-то аналогия вспоминается мне при работах и на урановых месторождениях Забайкалья.

И где бы вы думали? При разведке "урановой жемчужины" - Тулукуевского месторождения урана на Стрельцовке.

Уже километры под землёй пройдены! Уже сотни проб проанализированы... И вдруг крик начальника Главка Н. Ф. Карпова, обращённый ко мне и к главному геологу Ю. Г. Рогову:

- Вы очковтиратели! Враги народа! ... Нет у вас урана на Тулукуе - один торий! Вы ответите!...

Мы изумились необоснованному хамству и поехали в свою партию за доказательствами.

Главный геофизик Морис Петрович Кузнецов только и сказал: "Ерунду порет Карпов. Покажите ему сотни журналов опробования, отрезвите..."

Привезли. Показали. Как-то успокоили.

Ответственность, сомнения, срывы - всё было.

Хотя ведь для Узбекистана и России указанные места единственные, где сегодня добывается уран. Восторги и награды были позже.

Были казусы и при награждениях

Так, в списке на Сталинскую премию за открытие месторождения Чаули значились две женщины: Е. Д. Карпова – сотрудница ВСЕГЕИ и старший геофизик партии – тоже, Е. Д. Карпова. Какой-то незадачливый чиновник посчитал, что это дважды записано одно и то же лицо. Вычеркнули полевого геофизика… И здесь казенщина и безнравственность.

А вот как прошло награждение Н. Н. Муромцева

Вспоминает он сам:

"Неожиданно я был вызван в столицу, к начальнику Главка Н. Б. Карпову для информации о текущей работе. Завершив доклад, я попрощался и направился к двери.

- Да! Обожди, там в кармане моего пальто возьми свою награду, – сказал Карпов.

Я вытащил коробочку из кармана его пальто и открыл ее – там был орден Ленина!»

Ну как, читатель, стиль руководства тех времен?

Я сегодня, анализируя прошлое, думаю: а не послужил ли этот фарс с наградой – аналогией в кабинете Л. П. Берии, случившийся до этого.

Награждение К. П. Лященко

А дело было так. Вы помните, читатель, эпопею с месторождением урана «Мраморное» на Чаре, в Забайкалье. Урана мало. Работать вроде нецелесообразно. Два года. Пять штолен. Расходы. Но как принять решение о закрытии. Ответственность! Л. П. Берия вызывает курирующего месторождение геолога К. П. Лященко. Вопрос в лоб:

- Будет урановая руда или нет?

Ответ:

- Большой руды ожидать не приходится, надо сворачивать рудник.

- Вы подумали, что говорите!? Идите в другую комнату и два часа еще хорошо подумайте!

Я представляю настроение Кирилла Петровича. Мне приходилось с ним встречаться в Краснокаменске. Степенный, крепкий мужчина. Геолог. О нем тепло отзывается Борис Николаевич Хоментовский.

…И после двух часов Кирилл Петрович сказал:

- Да, надо закрывать.

- Вам еще дается неделя для домашнего обдумывания, идите!

А через неделю снова кабинет министра МВД СССР. Л. П. Берия. Люди. Генералы.

Вопрос:

- Не передумали?

- Не передумал. Надо закрывать.

Л. П. Берия открывает сейф, достает и открывает коробочку… и прикрепляет к костюму Кирилла Петровича орден Ленина.

- За мужество в геологии! Вы свободны! - сказал Берия.

Мы не раз смеялись по этому поводу. Радость была, видимо тогда не от награды, а при словах: «Вы свободны».

За «просчет» с Чарой никого не арестовали, никого не расстреляли. Понимали, что с решением о начале добычи, без предварительной разведки, поторопились. Был риск, но шампанского не получилось. Время требовало - время прощало излишнюю решительность.

Но это было тогда – при Л. Берии. А позже - за подобное ничего не платилось. Мужество не ценилось.

О награждении Александра Колтышева

Помню, мы – два руководителя двух самых крупных геологических урановых подразделений в Читинской области, приехали в обком партии и представили наградные документы, согласно разнарядке Москвы, на присуждение звания Героя Социалистического труда бригадиру проходчиков подземщиков Александру Колтышеву. За его спиной стояли рекорды СССР по скоростным проходкам. А объемы совместных общих работ под землей по протяженности превышали Московский Метрополитен. А запасы урана – единственные, практически, на всю Россию. Казалось бы, чего утрясать? Подписать бы, как полагалось тогда по форме, представление. Так нет. Один из секретарей обкома вдруг заявляет:

- Не подходит. Молод больно. 38 лет всего.

Я поясняю и возмущаюсь:

- 38 лет, верно. Но у него уже 20 лет подземного стажа! Это двойной срок на пенсию. Да и не живут такие горняки долго.

А мне в ответ:

- А вы что, считаете орден Ленина, за который я согласен поставить подпись, - мало?!…

Так получилось, что за все разведанные запасы урана России никто из подземных проходчиков Героем Социалистического труда так и не стал.

Я видел много ответственных толковых секретарей райкомов, горкомов, но эту гадину вспоминаю с отвращением. За друга Сашу Колтышева обидно. Ведь и Державу сгноили подобные партийные чинуши – не коммунисты, а именно подковёрные черви.

 

О Николае Николаевиче Муромцеве постараюсь сказать кратко, но от души.

Он свое отвоевал танкистом – тело в рваных ранах, которых врачи пугались. Затем урановая судьба. Вся жизнь отдана защите Родины и созданию атомного щита Советской Страны. Я помню его добродушным, хорошим человеком. В должности главного геолога экспедиций и объединения он обеспечивал запасами уранового сырья два комбината - Ленинабадский горно-химический и Навоийский горно-металлургический. Равного ему по результативности геологических работ, пожалуй, не было в Советской Стране.

Вот концовка его воспоминания, присланного мне, где он сам дает оценку себе как представителю поколения солдат и творцов. Вот они – слова прощания:

«Пройден большой и трудный путь, измерением достижений которого могут служить цифры выявленных запасов урана. Их я начинал считать единицами и десятками, а закончил – сотнями тысяч и первыми миллионами тонн. Все, что мог, я сделал, и пусть другой сделает больше!»

В книге «Путь к урану» я не мог привести полностью эту фразу с числовыми значениями о запасах. Сегодня секретность перечеркнута.

А цифры? Кажется невероятно, но это факты!

Прошли годы. Нет многих. Порой думаю: Такие, как Н. Н. Муромцев, могли бы спокойнее работать и, может быть, прожили подольше, если бы они работали не с руководителями типа Чиркова и Карповых, а напрямую с такими, как Е. П. Славский или В. И. Кузьменко.

Василий Иванович Кузьменко фактически создал Первое Главное Геологоразведочное Управление – Первый Главк, специализированный на поиски и разведку месторождений урана...

На примерах, лично мне известных, могу твердо заявить: Это он, заслушав внимательно сообщение, сделанное В. И. Медведевым и мной о новых находках в районе гольца Мурун на Северо-Востоке страны, дал добро на немедленное обеспечение нас техникой для незабываемых северных походов и оценки урановых рудопроявлений. Там сегодня урановая провинция, где еще будут работать урановые люди.

Это он принял решение создать отдельную поисково-разведочную партию №32 вплотную к партии 324 с конкретной задачей расширения перспектив Стрельцовского ураново-рудного поля.

Помню его слова, сказанные К. А. Метцгеру:

- «Константин Александрович, задачи у Вас колоссальные – разведка крупного месторождения. Вы не семижильны. А нам нужны новые месторождения для решения государственной задачи, в том числе создания здесь крупного комбината и строительства города. Потому я принимаю решение: создать у вас под боком еще одну крупную партию №32, с целью поисков и разведки новых месторождений урана. Мои условия: работать независимо, самостоятельно, людей от разведки не отвлекать, - он посмотрел на меня. И никакие препоны друг другу не чинить, – он посмотрел на Метцгера. Только взаимопомощь! Надеюсь, Вы меня поняли. Не подведите меня, старика…»

Эти слова, сказанные от души, я помнил и помню. Как Вам нравится стиль такого руководителя, читатель! Он был. Он жил. Это факт.

В результате высоких темпов поисков и разведки через несколько считанных лет там заработал и поныне работает единственный в России Приаргунский урановый комбинат и построен город Краснокаменск. Крупные люди обдуманно шли на крупные решения. Он остался в моей памяти светлым человеком. Пусть его могила будет неоскверненной на Новодевичьем кладбище в Москве.

Завершая разговор о руководителях типа Карповых и Антроповых, не могу не отвлечься на некоторые соображения.

Говорят, на Земле живет вечно зло и добро. Заметьте, зло всегда впереди. Даже применительно к атомной энергии на первом месте стоит зло - в виде ядерных бомб, а потом уже добро - в виде мирных атомных электростанций.

А еще говорят: ложка дегтя портит бочку меда. Вот, видимо, и в некоторых людях заложено подобное – пусть даже и бочка меда, но ложка дегтя отравляет и жизнь, и память о них.

Ведь все они прошли большую жизненную школу, имели большой опыт, совершали большие дела.

 

Ну зачем, скажите, министру геологии П. Я. Антропову, когда ему приносит документы первого отдела, пожилой человек, на глазах авторитетного совещания, тыкать пальцем в живот и хамски спрашивать:

- А это еще что за дистрофик, где такого подобрали?!

Я помню и очень уважаю Петра Яковлевича за многое, но подобное не простительно никому, никогда и наперед.

О Карпове, Николае Фроловиче, можно вспоминать бесконечно. Моя жизнь прошла то в его объятиях и лобызаниях, то под испепеляющими взглядами и матерными криками. Все было. И большие дела, и большое хамство.

Помню случай. Уже на закате служебных лет мы с Виктором Николаевичем Низовским работали над «историей создания сырьевой базы урана СССР». Сразу приятно оговорюсь. Виктор Николаевич Низовский, фронтовик, заслуженный ветеран урановой геологии, авторитетный руководитель Кировской экспедиции, открывшей крупнейшие месторождения урана в СССР в самые первые послевоенные годы. Это тот человек, без которого, пожалуй, не было бы объемной написанной «Истории создания сырьевой базы урана СССР» и книги «Путь к урану». Это тот человек, который на гнев Карпова и угрозу снятия отправил Николая Фроловича матом на три буквы, как говорят. А потом, когда был снят с должности и когда ему снова Карпов предложил руководящую работу, повторил свое послание «слово в слово». Смелый человек.

Так вот, Низовский и я заявились на квартиру к пенсионеру Н. Ф. Карпову с целью вовлечь его в написание хотя бы первого тома «Истории…» «Главное управление. Стратегия и тактика». Он встретил нас как старых, добрых друзей. Достал бутылку коньяка. Просмотрел предложенный план всей работы и его долю. Согласился, вернее одобрил… А потом дружески беседовали, вспоминали многих и многое. Это была наша последняя встреча. Зла не помнили.

Не болезнь оборвала последнюю деятельность и жизнь самого Николая Фроловича, а душевная боль за начавшийся развал урановой геологии.

Н. Ф. Карпов, участник Отечественной Войны, азартный первооткрыватель месторождений урана, четверть века руководитель первого уранового Главка. Как видим, фактически для всех был трудный, нервный урановый путь.

Я часто наблюдал выражение лица Фроловича и стойку в позе «смирно», когда он брал красную трубку так называемого «кремлевского телефона». Звонил порой ему какой-нибудь инструктор или «секретарь делопроизводства» из ЦК. То же самое и при звонках из какого-либо обкома КПСС.

Спрашивается, зачем все это? Ну на виду, понятно – дипломатия, угождение. А по телефону… Но все это было где-то внутреннее, отравляющее, гнетущее.

А непредсказуемые поступки? Как - то на очередном совещании подходит ко мне Николай Фролович и злобно на ухо говорит:

- Я тебе никогда не прощу твоих скоростных подземных проходок!…

Что – про что? На совещании вопросов о проходках вообще не было. Откуда это у него в голове рождалось? До сих пор не могу понять. Ведь и звезда-то его золотая – за запасы и темпы разведки.

А фразы!… Какое пренебрежение к человеку, который два-три года в отпуске не был: «Болтается неизвестно где!»

И другие ведь перенимали подобное: «хватит баклуши бить, черт знает, сколько можно отдыхать!» С одной стороны угодливая вежливость, с другой - необузданное хамство.

Бывало и такое. На совещании главных инженеров Главка по теме «сверхнормативных запасов» Н. Ф. Карпов вдруг заявляет:

- Всех будем увольнять! Начнем с Зенченко – у него самое крупное предприятие и самые крупные сверхнормативы!

Как понять такое заявление?

Встает главный инженер Краснохолмского объединения Колмогоров Николай Михайлович и в ответ заявляет:

- Если такое начнется и уволят Зенченко, я предлагаю всем уйти в отставку. Я первый подам заявление…

В зале одобрение. Карпов Н. Ф. больше не выступал… А потом как ни в чем не бывало смеялся, обнимал главных инженеров и меня в том числе. Вздорный был человек. Говорят, не злопамятный. Возможно. Но хамства было с излишком.

К примеру, экспедицию 324 посетил чиновник Главка, которому показалось, что зря работники экспедиции получают 10% надбавку к зарплате, называемой «безводными». Он, видите ли, увидел в заезжем доме краник с водой, не видя, откуда и как развозят водовозками воду по домикам и баракам трудящихся, живущих среди рудных отвалов, среди безводной степи.

Родился приказ: «снять надбавку!» В ответ родилось письмо коллектива на «верх» – «вернуть законную надбавку…»

Что тут было! Карпов Н. Ф. в диком гневе. Звонит мне:

- Ты что, главный инженер, куда смотришь, ослеп, не видишь, что твои «засранцы» творят - на меня писанину «состряпали…» И эта «баба – дура» тоже подписала. Они что «охренели…»

Я пробую успокоить его – бесполезно. А ведь бывали и подслушивающие устройства в телефонах. Он знал это, но шел в разнос…

Прилетел самолетом. Разгон. Оскорбления. Был просто невменяем. Боялся решения обкома.

И надо же такое, в эти «разгонные» дни – у него день рождения. Ужинаем, как обычно, в зале гостиницы. Сидим молча. Карпов насупившись. Сидит в средней части стола – видимо, пробовал копировать Славского Е.П. Справа от меня сидит начальник экспедиции 324 Владимир Георгиевич Попов - «главный виновник письма», и его замы. Слева, случайно прилетевший начальник Монгольской экспедиции №33 Литвинцев Василий Федорович, а левее начальники отделов управления и экспедиции.

Пауза затянулась. Я достал незаметно из под стола бутылку с коньком. Карпов видимо почувствовал это и вдруг заявляет:

- Кто мне сегодня нальет хоть рюмочку, будет сволочь!…

Владимир Георгиевич, не из робкого десятка, расставляет стопки, я разливаю коньяк и предлагаю тост:

-За здоровье Николая Фроловича и чтобы никак на этом здоровье не отразились происходящие события.

Все выпили… И он тоже. Закусываем. Я мимоходом говорю о том, что я сегодня виделся с секретарем обкома, который прилетел и остановился в гостинице. Карпов привстал:

-Как он?… Его настроение?!

Я поясняю:

-Он нормально на все реагирует – трудящиеся правы, надо отменить приказ и забыть об этом…

Подталкиваю В. Ф. Литвинцева ногой. Он понял, достает новую бутылку, разливает… А потом уже сам Карпов Н. Ф. подавал знак - «наливай».

Конечно же, свой приказ он заранее отменил и новый привез с собой, но ждал реакции обкома, трусил.

Вся эта история с точки зрения нравственности бесчеловечна к работникам экспедиции, дающим большой уран России и получающим не соответствующую труду зарплату.

Как он, Карпов, крупный руководитель, мог сам до этого докатиться? Загадка?

Конечно же, Карповы и Антроповы - это выдающиеся люди, сделавшие огромное урановое дело. Но не одни они. Порой мне кажется, они жили, они были при этом всем и даже… не хочется говорить. Дело сделано. Их заслуга есть и никуда от этого не уйти. Жаль только то, что могло и не быть многих трагедий. Но об этом немного попозже.

А сейчас я хотел бы отвлечь Вас, читатель, от пасмурной темы и ответить на вопрос:

А как пили водку урановые люди?

Хорошо пили. В полном смысле – хорошо. И много и хорошо. Много, потому что много. А хорошо, потому что водка не мешала работе. Обычно поздний вечер. Ведь работа не нормировалась. Ужинали и выпивали…И говорили о работе. А утром все "как стеклышко". Я удивлялся: до чего же крепкие волевые люди. Урановые люди и работать могли, и выпить с удовольствием.

Помню случай на берегу Аргуни после очередной защиты запасов урана перед комиссией ГКЗ (Государственная комиссия по запасам). Весна. Ветерок. Холодно. Раскинут брезент, на котором полевая закуска, в основном, свежепеченая рыба, конечно, и другое. Идет разлив по стаканам. Рядом со мной Николай Степанович Зонтов, главный геолог «Средмаша» – крупнее по значимости и должности в урановой геологии не было. В телогрейке, ватных штанах, валенках, шапке ушанке – все нашли для него. Сидит, как Будда, и спокойно ждет. Ему налили полный-преполный стакан. Разливают другим. Он мне неторопливо, почти на ухо рассказывает:

- Вот, Володя, какая история, мне жена иногда говорит:

- Коля, не пей утром. А где ей понять, что после вчерашнего торжества утречком возьмешь полный стакан, отхлебнешь опупок, а потом пьешь, пьешь – какое наслаждение. И знаешь, Владимир Петрович, - ты уже готов к новой работе, и день проходит замечательно.

Поймите, читатель, меня правильно. То, что я рассказываю вам – это факты. Но, главное, факты в том, что цель определяла настрой человека и, видимо, организма. Не опускались.

Рассказывает Георгий Семенович Куценко:

«Готовили мы своего начальника Карпова как передовика производства на коллегию Министерства Геологии СССР. Он велел написать для него текст выступления. Я написал. Он пришел. Я лег на койку, выпил чарку. Вторая на столе. Говорю: «Читай». Он читает: «Все плохо", - говорит. Я вторую пью: «Читай»!

Он взмолился. Дал чарку ему – пошло лучше… Потом Карпов всё переделал. На коллегии он читал наизусть – все было хорошо». Смешной факт, но за ним люди. Живыми всех помню.

 

Помню и такой случай. Поздно вечером заехали в баню прогреться. На улице холодный забайкальский степной ветродуй. Заместитель министра «Средмаша» Петр Яковлевич Антропов, который и предложил погреться, военный строитель Н. С. Станишевский, мой заместитель Лев Александрович Морковкин и я. Попарились. Начальник Орса Бенкогенов Геннадий Петрович, «в знак старой дружбы» принес коньяк и закусить. Станишевский наливает всем по полному стакану коньяка.

- Ну что, крякнем?! И все, и даже я выпили по стакану. Потом повторили… Чем бы закончилась банька, не знаю. Мне что-то показалось многовато. Но тут подъехал Ус Юрий Алексеевич, начальник краснокаменской стройки и передал Антропову, что Ефим Павлович ждет его на ужин в гостинице. Баня завершилась… А утром все на работе. Все четко, как по графику… Что это были за люди? Ответ: урановые, разные, нашенские.

 

Помню горняка Колю Голубева. 1955 год. Степь Приаргунья. Вечер. Костерок. Горит «кизяк» и… денежные купюры. Сидит Коля и сжигает тройки, пятерки… не торопясь, греясь у маленького огня. Говорю:

- Плохо в степи дров нет. Но денег надолго не хватит. Кончай, Коля… А он мне:

- Начальник Приймак В. П. сказал, что канаву рудную пройти надо. Интересная, говорит. И срочно. А я в запое и друзья, канавщики тоже – я угощаю их. Потому, дожгу деньги и завтра «как штык»… С утра за канаву. И перед друзьями чист.

И канаву выкопал и на «шпурки» сходил. Работал Коля как вол. Добрый был, честный. После высылки на Колыму и освобождения - вольный, одинокий.

Так началась наша дружба на полвека… до конца.

Однажды, уже в Иркутске, после приезда с «поля», сходили с ним в баньку, сели у меня за столом и выпили по стакану. Я редко выпивал. Но тут захотелось. Говорю Коле:

- Какая-то она сегодня вкусная, Коля.

Видеть надо было его лицо. Оно засияло, глаза прищурились, как будто его душу тронул кто-то. Он отвечает:

- Да она же всегда вкусная, Петрович… и улыбка. Не забыть Николая Константиновича. Что это были за люди?! И ответ все тот же – урановые люди.

 

Немного о грустном и трагическом…

Проходка первой алмазной шахты

Нет ничего больнее, чем ранить невинную человеческую душу.

Помню, вызывают меня срочно в Москву. 1984 год. Летим в Архангельск. Дальше вертолетом в геологический поселок «Светлый». Были в моей жизни и «Светлые» и «Звездные» поселки. Но здесь задание «особое» – как всегда. Вопрос шел об алмазах Северо-Запада страны. Сели. Александр Леонидович Лапин, главный инженер Первого Главка мне говорит:

Видишь, вон там копер набекрень. Шахту «Степняки» проходили. Раздавило ствол. Плывуны. Задание Правительственное срывается. Московские и Ленинградские метрополитеновцы отказались. «Невозможно» – говорят.

Местные ребята – геологи собрались. Лапин спрашивает их:

-Где будет алмазная шахта?

Они показывают. Он берет небольшую елочку, сломанную при расчистке вертолетной площадки, втыкает вершиной в сугроб и мне говорит:

-Вот тут будет шахта. А тебе, Петрович, надо ее пройти. И срок: пока зима - завоз, забурка - весной, за год пройти, чтобы взять несколько сотен тонн - валовую пробу на алмазы. Как будешь проходить, твое дело. Организуем всех, если понадобится.

Я снова повторяю – каково, читатель? И что бы Вы думали. Смелость города берет. В. Г. Попов, начальник экспедиции 324 взял на себя комплектацию и проходку ствола шахты В. И. Круглов - проектно-техническое руководство проходкой, М. М. Матусеев организовал обуривание контура ствола и заморозку пород с помощью мощных компрессоров. Завоз распределен между подразделениями Сосновского и Кировского ПГО. Короче – работа по сетевому графику. Начальником шахты «Бокситовая-2» назначен Соколов Сергей Васильевич. Грамотный горняк «Сосновки». Проходка ствола поручена знаменитой бригаде Виктора Ивановича Байдюка. При всем этом проходка «вручную» отбойными молотками, чтобы сохранить стенки замерзшего ледяного стакана глубиной 150 метров.

Я спускался в забой. Видел эту варварскую работу, когда осколками породы секло лица проходчиков. Не вытерпела душа инженера. Составили с Сергеем Соколовым паспорт буро-взрывных работ по минимальной схеме и решились. Не наобум решились, читатель, а десять раз отмерили. И более того, подготовились к затоплению ствола, если будет намечаться просачивание плывунов после взрывов. Суть такова: В критический момент закачать воду и подождать, пока замерзнет: охлаждающие компрессоры работали постоянно. Все пошло по - инженерному, по - горняцки. Но как только «верха» прослышали о взрывчатке - не дай бог, что случиться - крик, истерика, резолюции: «Отменить», «Запретить»! Мне телеграммы:

– «Соколова и Байдюка уволить!» А по телефону эпитеты в их адрес такие, что бумага не выдержит, покраснеет. Обстановка, я вам скажу. А проходить надо. Из Главка - запреты. Мои указания - продолжать работы. Но как получать взрывчатку при запретах?! Без оснований взрывчатку не выдавали.

И вот тут сработало то, что называется русской смекалкой. В. И. Круглов и В. Г. Попов, согласовывают с начальником 117 экспедиции Г. И. Новиковым и продолжают проходку с получением «ВМ» – взрывчатых материалов, якобы на разбивку «негабаритов», то есть вывалившихся в стволе крупных глыб с помощью ВМ. Ответственность за выдачу ВМ брал на себя и начальник ПТО экспедиции 17 Николай Георгиевич. Я не знаю, понятно ли Вам, читатель, какую ответственность взяли на себя эти люди – а если что случись! Это же не лишение должности - и тюрьма могла ждать. Сработал инженерный, человеческий фактор, способствующий успеху. Это образец высокой нравственности.

В.Г. Попов и В.И. Круглов мои друзья- я горжусь этим.

Ствол был пройден в срок с высоким качеством. Даже главный горно-технический инспектор ЦК Профсоюза Герман Григорьевич Ларичев после осмотра ствола осмелился записать нестандартно: «Безобразие – нет ни одного нарушения. Замечаний нет. Отлично». Подпись.

Это ведь тоже нравственный поступок, который поддержал исполнителей работ С. Соколова и В. Байдюка, да и всех остальных. Для них такая оценка незабываема.

Так мы завершили задание Правительства.

Перед отлётом из Архангельска (домой в Иркутск и Краснокаменск) зашли в ресторан и заказали на четверых... 40 чашек кофе с коньяком. Сорок порций коньяка из мензурок слили в стаканы, а от кофе отказались.

И выпили: за первую алмазную шахту на Северо-Западе России. Принимай, страна, алмазы!

Воздвигли рабы государевы подземный алмазный храм... и, нарушая "сухой закон", отметили украдкой свой успех.

Впереди ждали новые задания.

 

А что с С. В. Соколовым? После алмазного задания он направлен на выполнение нового задания «Правительства» – на проходку штольни на Дальнем Востоке в горах с отметкой около 2000 метров для разведки олова.

Я намечал там околоштольневые сооружения. Скалы, обрывы, россыпи, подъезд опасен – надо было жить у штольни, что- бы уменьшить риск при подъездах.

Несмотря на трудности, проходка штольни бригадой Байдюка начата и завершена досрочно и качественно.

И вот - очередные награждения. Представлены многие. Не забыт и Сережа Соколов – представили к ордену Трудового Красного Знамени! Представлен… но в Главке – вычеркнут… Этот по - настоящему грамотный инженер-организатор успешного выполнения многих «Правительственных» заданий – за бортом награждаемых. Эту награду он не получил. Эту низость никогда не понять. И однажды… в свой профессиональный праздник «день шахтера» Сережа принимает последнее решение. Он, рожденный классный подземщик, уходит в вечный полет – выбрасывается с балкона 5-го этажа своей квартиры в Краснокаменске. Последний полет… Что он думал? У меня и тогда, когда я узнал, и сейчас сжимаются желваки. Это была не истерика. Это лопнуло чистое сердце, оно не вытерпело хамства, зла и равнодушия людей. Это похоже на трагедию академика Легасова В.А. после ликвидации Чернобыльской аварии.

Я работал, выйдя на пенсию, геологом в экспедиции. Узнав о трагедии, пришел к главному инженеру, который был после меня и положил тексты телеграмм родным, в бригаду Виктора Байдюка и в экспедицию 324, где есть слова:

«Смерть его - роковая ошибка. Жизнь его - трудовой подвиг».

Виталий Александрович Гончаренко - честнейший и внимательный человек, организовал все, что мог и…- запись в "Книгу почета" С. В. Соколова на вечную память.

Представляю, что творилось в душе Владимира Георгиевича Попова, начальника экспедиции 324, что творилось у Виктора Круглова, у Виктора Байдюка, у ребят – подземных проходчиков. Я снова вспоминаю поведение шахтеров в 1991 и 1993 годах. Наша разруха готовилась и за рубежом, и внутренними червями. Грустно, но это факты, которые нельзя забывать.

А фляжку из нержавеющей стали, с символом алмаза и дарственной надписью, я храню. Вот эта надпись: "Зенченко В. П. г. Архангельск (Светлый) Бокситовая-2 1985-86 г.г. ГРЭ-17 НПГО". Это ребята из Невского уранового объединения, которые в то время работали на алмазы полярного Северо - Запада нашей страны, Саша Шабалин, Геннадий Новиков, Виктор Орлов - подарили нам эти фляжки – выпить и помянуть. Помянуть первую, успешно пройденную шахту и тех, кто это совершал. Это все, что они смогли. Спасибо им.

«Бокситовая», вместо «алмазная». Это была тоже секретность.

А когда была выделена запоздалая денежная премия за проходку шахты проходчикам, бригада решила зачислить всю свою премию на счет детей – девочки и мальчика Сергея Соколова до их совершеннолетия.

Вы знаете, читатель, что новое «Правительство перестройщиков» в 90-х годах XX века обворовало всех тружеников страны, в том числе и этих малолетних детей. На их счету в конце века к их совершеннолетию значится сумма, которой не хватит на пару булок хлеба. Даже в «воровском мире» никто не позволял никогда подобного – это было «вне закона».

А ведь Сергей Соколов принадлежал к тем, без которых не могло быть урановой промышленности… да и алмазной провинции на Северо-Западе России.

Я не буду расписывать догадки многих подобных случаев – их сложно устанавливать, но корень был всем понятен.

На ваш суд, читатель, еще один яркий пример.

Метцгер Константин Александрович, начальник геологических партий 117, затем 98, затем 324. Это знаменитые номера, а затем промышленные месторождения урана. Из этих партий вышли классные геологи, крупные руководители геолого-разведочных работ, лауреаты Ленинской и Государственной премий. На районных торжественных собраниях справа от К.А.Метцгера всегда сидел секретарь райкома, слева председатель райисполкома. Авторитет. Слишком самостоятельный. Он, немец. В 1941 году по заданию маршала Жукова он с отрядом прошел по тылам немцев с целью разведки и диверсий. За это был представлен к званию Героя Советского Союза… но где там – немец, нельзя! Получил орден Ленина. Немец! А в 1942 году немцы из армии списаны. И он в геологии. И с первых дней в урановом деле. Идут годы. Кипит работа. Разнарядки к наградам. И снова обсуждается кандидатура на Героя Социалистического Труда… Но опять – он неуживчив, он немец. И вот, среди награжденных, он получает орден… Какой бы Вы думали, читатель?.. Нарочно не придумать: как специально для него – «орден Октябрьской Революции» - символ дружбы народов… А потом - аппаратная работа. Для него тоска.

Он как - то встретился со мной в коридоре, когда меня отправляли на повышение - "принимать Восток страны" и говорит:

- Берись за любое большое дело. Иначе тоска. Конец…

Это были мной слышанные его последние слова.

Не выдержала душа солдата и труженика. Накинул Костя петлю на шею...

Прости, Константин Александрович, - ни Ты, ни Мы не замечали порой потери друзей в нашей бешеной скачке к урану.

А мне запало в память: Метцгер – это второй Маринеско. Один был подводник – другой подземщик. Оба встретили смерть в темноте послевоенной жизни.

Очередной вопрос: Что же с нами происходит? Какая червоточина сидит в нас? Куда идем?

 

Были и другие талантливые яркие руководители экспедиций, которые ушли подобным путем. Причины те же самые – нечеловеческие отношения. Сделать бы вывод… Но не буду больше вас утомлять, читатель, грустью прошлых лет – это не урановая радиационная пыль, это духовная инфекционная пыль. Обходите ее стороной – она страшнее любой радиоактивной.

А что было в жизни уранщиков светлого, радостного, смешного?

Все было: и светлое, и радостное, и смешное. Была целенаправленная результативная работа и жизнь. Конечно же, в первую очередь это радость открытий. И костер, и тосты, и песни.

А вот рекорды страны по скоростным подземным проходкам к урановым залежам всегда отличались организованными встречами горняков. Были здесь и Забайкальские цветы «марьины коренья», и пионерские галстуки на грязную робу проходчиков, и торжественные речи, а вечером банкет «на всю деревню». Обязательно приглашались соперники из соседней партии. Тосты. Встречные планы новых рекордов. Выпивали. Танцевали. Плясали. Пели. И как всегда за столами, как у «канадских лесорубов», говорили о том, как лес рубить, то есть какие схемы, какие методы, какая организация – все о работе. И конечно, похвалялись. «Мы вас, да мы вас. И не только в работе…»

Помню Васю Орлова – буровик знатный, лихой, красивый парень - похваляется:

- Да мы вас и на лыжах, и в футбол, а сегодня на скоростной проходке обошли… Вот еще до ваших баб доберемся - и хана вам, в наших соревнованиях.

Конечно, хохот, аплодисменты, поднятие рюмок… Хотя все знают, что футбол - то всего раз выиграли, но концовка смачная! И всегда тосты «за Родину», за «атомный щит»! Об этом приятно вспоминать и говорить можно долго. Это было в завершение находок и разведки. А жизнь ведь была обычной среди геологов, из которых многие мечтали найти, но пока не находили.

Работали, знакомились с молодыми специалистами, вводили их в дело. И смешное было…

Вот, к примеру, Василий Иванович Бражников старейшина уральской урановой геологии, начальник Зеленогорской экспедиции, встречает молодого специалиста Арчила Григорьевича Гоготишвили, будущего заместителя генерального директора Краснохолмского уранового объединения в Средней Азии.

Но это было потом. А тогда – были годы молодые. Начало пятидесятых. Василий Иванович крепкий - здоровый, в военной форме… и пьяный - на лоне природы.

Кто такой?

Молодой специалист Гоготишвили.

Пей!

Не пью, не могу.

Выходи! Становись под дерево!

Достает наган.

- Пьешь?!

Нет!

Стреляю!…

Хохот. Василий Иванович смеется:

А как иначе замену готовить!

Сильно дружили они потом. Дружил с ними и Радий Иннокентьевич Панфилов, заместитель генерального директора Сосновского объединения.

Это он, Радий Панфилов, на непонятный вопрос начальника Главка:

"Радируйте состояние дел экспедиции Карпов".

Ответил, как и требовалось, радиограммой:

"Убитых, раненых нет. Все живы. Панфилов".

Соберутся бывало эти люди вечером после Всесоюзного совещания – шутки, анекдоты… планерки. Я хорошо знал их всех. Отличные мужики. Вспоминаю как живых. Не верится, что их больше не будет…

А что было нравственное, примерное, интересное?

К примеру, первый начальник Сосновской экспедиции

Анвар Габидулович Гарифулин, который начал свою деятельность с просмотра приказов начальников партий. Первым попался А. М. Бильтаев, отличный геолог, но самовольный и даже, не по возрасту, хулиганистый. Просмотрев его приказы, А. Г. Гарифулин заставил многие из них переделать: изменить стиль и убрать оскорбительные выражения. Более того, заставил извиниться перед некоторыми людьми, указанными в приказе по партии. Гарифулин объяснил Бильтаеву:

"За провинность наказывай, но не оскорбляй. Приказы на двери висят. А в контору жены и дети заходят – каково им!"

К слову, А. Г. Гарифулин один из тех, кто причастен к открытию Удоканского медного месторождения, ныне известного во всем мире. Он даже был вставлен в список на Ленинскую премию. Но кто-то вспомнил, а может воспользовался тем, что он на заре разведки открытого Елизаветой Ивановной Буровой медного рудопроявления, получил строгий выговор. И за что, думаете? За то, что он организовал группу опробования и первые необходимые оценочные работы на этом проявлении меди. Но тем самым «отвлек трудовые ресурсы от урана». Вот тебе на! А ведь план и по поискам урана был выполнен, и опробование медных проявлений произведено. Однако и тогда было чиновничье – «нельзя»… Прошло время. Присуждение «Премий» состоялось. Гарифулина в списках не было. Позже Кузьменко перед ним извинился.

 

Следующий интересный случай тоже с приказами.

Как-то захожу я к начальнику экспедиции Степанову В. М. и говорю:

- У меня в «деле» более десятка выговоров «прошито». Скажите, они копятся Вами на всякий случай?..

Он только и сказал:

- Я проверю.

А назавтра девчата из отдела кадров мне по секрету сообщают:

- Зашел вчера вечером Вадим Михайлович и попросил все приказы с выговорами не только на вас, но и на других в топке котельной вечером сжечь, что мы и сделали вот этими руками. Так что конфеты за вами…

До чего же славные девчонки были.

Вадим Михайлович Степанов четкий был руководитель экспедиции – целеустремленный, обязательный, честный. При нем Сосновская экспедиция получила «юбилейное знамя» на вечное хранение», орден Ленина к знамени экспедиции. При нем состоялось решение по результатам работ геологов «Сосновки» начать строительство крупнейшего в России уранового комбината. Но не вынесла его натура фронтовика, прошедшего путь от десятиклассника до капитана, от Одессы через Сталинград до Берлина, хамства «верхнего» начальства. Ушел в науку. Всегда болел за дела любимой «Сосновки», но не допускался даже в здание.

Прошли годы. Однажды его пригласили на юбилейное торжественное собрание Сосновского объединения и огласили, что в зале Степанов – зал разразился аплодисментами. Умер В.М.Степанов по диагнозу врачей от инсульта. Я был с ним до самой его смерти. В основе гибели – инсульт не мозга, а души. Не мог принять «перестройку в уродливом виде» воин и творец «уранового проекта». Это его ученица-аспирантка Политехнического института Марина Тугарина, когда побывала в командировке по гидроопробованию в полевых партиях Сосновской экспедиции, восхищенно сказала:

- Я слышала многое о Сосновской экспедиции, но не думала – какая это организация! Какие люди! Какие-то неиспорченные!..

В этом заслуга и Вадима Михайловича Степанова.

 

Примером высочайшей нравственности могут служить эпизоды на подземных работах.

Эпизод первый. Ликвидация купола. Шахта №5. Помните, читатель, пожар в стволе. Этот случай рядом со стволом. Под землей. В районе руддвора «разыгрался купол». Это обрушение кровли на локальном участке с дальнейшим падением породы и ростом купола вверх. Требуется немедленное его закрепление, чтобы прекратить разрастание купола. Работа крайне опасная.

Начальник шахты, Пичугин Юрий Сергеевич, при мне ведет раскомандировку. Просит поближе подсесть проходчиков Старкова и Гута. Оба крепкие, опытные, жилистые мужики. Опыта у двоих – на десятерых хватит. Рожденные горняки. Пичугин говорит тихо – сам был когда-то проходчиком, - коротко и ясно:

- Мужики, на вас надежда. Купол вырос еще на 5 метров. Больше некуда. Надо закрепить. Крепеж подготовлен на месте, в руддворе. Подсобники будут рядом. Работы все прекратил. Вентиляцию выключаю. Пока вы в куполе, клети ходить не будут. Ты, Старков - верхний, прижимайся к стороне ствола – там цементация получше, а ты Гутик - нижний, жмись к крепи – сам все знаешь. На вас надеюсь. Я рядом. Вопросы есть?

Какие вопросы, все ясно, Сергеич…

Работа началась. Кто кого - кровля их, или они ее утихомирят? Время не замечается. Одно напряжение у всех. В перерыв я спустился на горизонт посмотреть, да и остался до конца. Пока работали в зловещей дыре, я невольно сравнивал их подвиг с подвигом Александра Матросова. Разница не большая. У Матросова отчаяный подвиг в бою, последний крик души и бросок тела на амбразуру пулемета:

«Вперед, Сашка: друзья гибнут»!..

Сквозная боль и вечный свет памяти.

В данном случае надо подбираться к такой же смертельно- опасной амбразуре сознательно, терпеливо, долго… и выжить, чтобы не подвести Сергеича, оправдать доверие.

И сделали порученное дело… Устали. Уснули прямо в бытовке. А потом крепко выпили – благодарили судьбу.

И подумалось мне, что если бы такие человеческие отношения, как у начальника шахты Пичугина и его подчиненных Старкова и Гутика, были на Чернобыльской АЭС… или, допустим, на подводной атомной лодке «Курск», погибшей на рубеже веков, – не было бы катастроф и гибели.

Высокая нравственность людей – залог успеха светлых дел. Безнравственность, где царит чванство и хамство командиров производства, приводит к равнодушию подчиненных и… к трагедиям! Старков и Гут были оба из знаменитой бригады Александра Колтышева. Говорили любя – Саша Колтышев. Это был образец человеческих отношений в условиях жестких подземных работ. Все скоростные проходки превышали намного всесоюзные достижения горняков. Так, например бригады Саши Колтышева и Володи Константинова в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина выдали проходки 1222 метра в месяц с одного горизонта, через один ствол. Пусть кто-нибудь сделает больше. Подобное повторила бригада Виктора Шефера.

Ни одного «ЧП», ни одного несчастного случая на скоростных проходках. Это была дружная школа передового опыта и скоростных проходок.

На этом рекорды остановились. Остановилась лихая горняцкая жизнь уранщиков. Началась перестройка социализма на капиталистический лад.

Второй случай. Обрушение кровли - на промышленной шахте. Это уже ЧП. При проходке восстающей выработки, похожей на купол, произошло обрушение. Завалило троих. Аварийно откопали первого. Это был Коля Дмитриев. Прошу запомнить имя и фамилию, читатель. Любимец болельщиков футбола – «девятка», любимец девчат, отличный веселый парень. Весь в породе, в пыли, в крови… проткнутый обломками буровой стали.

 

 

Его последние слова:

- Со мной все кончено. Не теряйте время. Спасайте других… Может, кто-то останется жить.

Коля погиб. Но беспокойство о друзьях пророчески сбылось – хотя вскоре умер второй, третий остался жить.

Жаль, но таким людям не суждено долго жить. Так получается. Они сгорают, как свечи, освещая путь другим.

Таких людей я встречал в геологии – в Саянской тайге.

 

Таёжные люди

Вспоминаю Кольку Иванова.

Где-то начало 50-х годов. Снаряжение никудышное. Старая палатка. Спальник и спецовка. Питание – консервы и макароны, когда придет конный караван.

Но были люди, которые не давали никому киснуть в самые трудные минуты. Заводилы, шутники, трудяги. Перед глазами двое – Колька Иванов и Леня Еремин. Один - освобожденный «зэк» по одной трети срока – за хорошую работу. Второй - только демобилизованный из армии.

Это они однажды поспорили на десять щелчков по лбу – переплывет ли горную речку Ленька со связанными за спиной руками. И переплыл. Туда и обратно. Надо было видеть это. Его относило. Кувыркало через валуны. Он вылез на том берегу. Поднялся. Прошел метров сто вверх по течению и снова в реку. И снова то же самое. А Колька точит нож и приговаривает:

- Не сумеем спасти, дорезать будем, - и смеется своим особым смехом. Лицо тощее, жилистое, спецодежда всегда на голое тело – ничего другого у него и не было. Однако получил свои десять щелчков без обиды. Подначивал:

– А за двадцать щелчков поплывешь?

Сам же он, когда приходил караван и не мог переправиться к основной стоянке партии, кидался в воду без раздумья и плыл на другой берег, и переплавлял на своих плечах первые продукты. Пока мы переплавляли груз на плоту, еда была уже сварена на всю партию.

Колька обычно подходил к сваленному дереву всегда со стороны комля, то есть где толще и тяжелее, хотя сам был тощий, как «кощей» – одни жилы.

Помните, это он шутил, подвешивая крючок с радиоактивным эталоном к прорехе оператора Гриши.

И, конечно же, не забыть эпизода, когда над плесом реки Урик появилась залетная утка «крохаль». Утятина! Стрельба. Крохаль падает в воду, которая относит его к перекату…Породистая собака - утятница, на команду «фас»! не реагирует. Ее схватили Колька и Ленька, держа за лапы, раскачали и бросили со скалы дальше утки. Собака оплыла утку и вылезла на берег, отряхиваясь А Колька прыгнул за уткой… и добыл дичь. Пока начальник партии Сергей Павлович, держа утку, рассматривал ее, Колька снял с собаки ошейник с медалями и незаметно подкравшись, надел ошейник на начальника, и, улыбаясь, заявил:

- Подать фото!

Все смеялись доупаду. Смеялся и восхищался Колькой и сам Сергей Павлович Плешанов.

Колька не исполнял работу поискового рабочего – он ее искал, находил и выполнял как никто другой. Вечерами, перед сном он любил рассказывать «зэковские романы» про Синбада Морехода», привирая на ходу все, что мог придумать. К примеру:

«…и вот Синбад-Мореход добрался до Урикской партии, «ксива» у него, конечно, в порядке была»…

Мы обычно говорили:

- Колька кончай базарить, не смеши, спать надо.

В маршруты, дальние – он первый. Готов все на себя нагрузить. Такой он был. Таким запомнился. Без таких – нет поисков урана.

А ведь я побывал снова, много позже, в «Чертовых воротах». На вертолете Ми-2 я летел в отряд Олега Никифорова. Это было почти по пути. Не утерпел. Подсели на знакомую до боли площадку. Осень. Предупреждение шторма. Геологи вышли с полевых работ.

К вертолету подбежали те, кто остался в зиму, кому некуда уходить – такие как Колька Иванов. Лопасти вращаются. Спрыгиваю. Здороваюсь. И сразу спрашиваю:

- Кто знает, кто видел, где Колька Иванов?

Один, придерживая ушанку, мне говорит:

- А Вы случайно не Петрович?

Я говорю:

– Да! Откуда знаешь?

И он поведал. (Лучше бы я не залетал. Лучше бы надеялся когда-нибудь залететь!)

Колька нам всегда рассказывал, что у него большой друг есть Петрович, который говорил ему, что литий – металл будущего. Сейчас он ищет другой металл будущего – знаю какой, но не скажу. Он верил, что Петрович обязательно прилетит когда-нибудь…

Где сейчас Колька? Где? - добиваюсь я.

- Кольки больше нет. Колька провалился под весенний ледоход, простудился, доставить в больницу не смогли. Вот в этой баньке он в горячке умирал. …Бредил… звал кого-то…

В горле комок. Попрощался со всеми за руку, влез в вертолет… и машинально, открыв дверцу, выбросил на лужайку мешок хлеба, предназначенного отряду Никифорова. Поднялись. Развернулись. Летим мимо табора геологов. Они машут руками, отламывают куски хлеба. Жуют… и снова машут руками…

Работа в метель и пургу постепенно сняла боль этой встречи. Он, Колька Иванов, тоже был урановый человек – кто вспомнит о таких.. Небось, и креста уже нет на могиле. Он - бывший заключенный за ведро совхозной картошки - фактически высоконравственный человек. Он называл меня большим другом. Я помню его также другом, с которыми пошел бы в любую разведку.

Леонид Еремин, геологом стал, а вторую половину жизни инспектором ЦК профсоюза по технике безопасности. Мою организацию приезжал проверять. Строг больно был – все как положено. Оставаясь наедине, мы вспоминали таежную даль, молодость, …и как он нарушал технику безопасности со связанными за спиной руками, переплывая реку. И вспоминали Кольку Иванова.

Такие люди сопровождали меня и в северных зимних походах.

 

Не забыть Ваню Левенкова и Мишу Гаврикова.

Однажды, это было в отрогах Кодара. Зимний тракторно-санный поход к ранее открытому Торгойскому месторождению урана. Завоз техники, горючего, материалов. Бездорожье. «Зимник». Январь. Мороз 400. Ваня Левенков на своем бульдозере С-100 впереди. Толковый бульдозерист. Опытный таежник. Маленького роста. Работал в бульдозере стоя, если работа была сложной. Его задачей было пробивать путь в лесу и сугробах – идти первым.

В одном месте мы задержались – спускали с обрыва технику и сани с емкостями со страховкой тросами и тракторами. Мороз. Свет фар. Рев дизелей… И вдруг подбегает ко мне сопровождающий первый бульдозер Боря Кобычев и кричит:

- Бульдозер провалился… ушел под воду. Ваня успел выбраться. Прыгает мокрый на льду. Это километра два отсюда…

Мать честная! Даю команду:

- Коля, Леня в вездеход! Топоры, пилы с собой. Тепляк с печкой к месту «ЧП». Остальным продолжать спуск и двигаться по следу.

Подъезжаем. В свете фар маленький человек, покрытый изморозью и льдом, прыгает в натоптанном сугробе.

- Ваня, в тепляк! Раздеть, растерать, в спальный мешок и спирту… и чаю горячего! Коля, Леня, пилить сушины, разжигать большие костры вокруг утонувшего бульдозера – здесь будет основная рабочая площадка. Создадим микроклимат. Ясно?

Ясно.

Пора за работу. Артиллерийский тягач буровит сугроб вокруг площадки, выискивая светом фар нужные сушины. Наконец все сделано. Костры горят. Весь санный поезд из десятка тракторов, бульдозеров, тягачей и вездеходных машин подтянут. Короткое собрание на площадке между костров. Задача: Ужин. Подготовка в четыре нитки буксирных тросов – пять штук по 20 метров каждый. Будем цеплять бульдозер и тракторами на пологий берег. Сейчас до ужина ломаем тракторами и ломами проход во льду.

И вот та минута, когда кому-то надо нырять в воду, чтобы зацепить 4-х жильный трос за фаркоп утонувшего бульдозера. Снимаю куртку, берусь за унты… На плечо ложится рука Миши Гаврикова, нового водителя, но уже вошедшего в коллектив.

Так не полагается, начальник. Если утонешь, нам тоже крышка. Давай-ка я, да и получится у меня получше…

Вот так, читатель! Кто его просил? Кто его этому учил? В какой школе? Что он будет за это иметь? – спросили бы другие.

- Только ты, Петрович, сам тоже страховочку подержи. Догола раздеваться не буду – железо рваное все-таки в воде… и смеется.

А "шкурнического" только и было, когда полез в воду, напомнил:

- Не все Ване, может, и мне стопашек спирту перепадет. Смеется… и уходит под воду. А потом выныривает и кричит:

- Палец фаркопа заело. Кувалдочку надо.

Я тороплю парней с кувалдой –"киянкой".

А Миша меня успокаивает:

- Не торопи, Петрович, я подожду здесь плюсовая температура, не то, что у вас на морозе.

Черная вода, лед, туман, отблески огня костров и фар, и мокрая голова смеющегося человека в полынье. Прошу вас, представить все это, читатель.

Принесли кувалдочку. Спустился. Зацепил под водой трос. Вынырнул… Ух! И бегом в тепляк.

В общем, бульдозер вытащили. Мокрый, чистый! И тут Ваня Левенков появляется – оживший, отогретый, в чужой робе и сразу по - деловому ко мне:

- Петрович, давай помощника - и за профилактику. Масла везде сменить надо, болты башмаков и крепеж протянуть. Какой чистенький-то!

И похлопывает рукой по бульдозеру.

К утру все было сделано. Поход продолжался. И так два месяца. Последние две недели на высокогорье снег два метра. Тугой. Надувной. Бульдозер не пробивает, а уминает траншею поперек хода колонны. Круглосуточная работа дизелей и людей.

Но все когда-то кончается. Когда-то завершается. Дошли до «Звездного». Сразу расчистка под палатки и под баньку – почти три месяца не мылись!

Подтянули весь «караван». Двадцатиместная палатка с печами и длинным, наскоро сколоченным столом и сиденьями, была готова. И ужин готов – середина ночи.

А какой ужин, читатель! Все горячее: и тушёнка, и макароны… и рыба - расколотка с перцем… и спирт – сегодня можно.

И тосты:

- Наша взяла! Дошли, всем ветрам назло!… и за атомный щит Родины!

И мой тост: - За вас, ребята!

К утру уснули… Тишина. Первый раз двигатели заглушили, воду слили. В ушах звон. И северные звезды над головой в предутренней мгле – большие, лохматые.

Я спал всегда за токарным станком в походной мастерской (ПРМ). Ваня Левенков обычно в походе спал в кабине бульдозера, но на этот раз в ПРМ-ке, рядом с печуркой на ящике с инструментом – ему хватило места.

Проснулись… И он вдруг мне так озабоченно говорит:

- Петрович, сегодня больше километра не пройдём - снег больно плотный…

Я ему:

- Ты что, Ваня! Дошли. Отдыхай вволю. Сегодня все отдыхаем. Завтра делом займемся.

А он мне:

- Я правду говорю, Петрович. Не пройдем больше километра!

Глаза усталые, голос жалостливый:

- Не пройдем… Устал бульдозер, не под силу ему…

Вот она – мать честная!.. Полвека прошло, но не могу вспоминать его слова без слёз... Себя не жалко!… Бульдозер жалко – не под силу ему, устал бульдозер! А Ваня Левенков, маленький сибирский человек с большой русской душой, видите ли, не устал.

И все тот же вопрос: - Что это за люди?!

...И обидно за то, что когда я подал рапорт о поощрении участников похода, тогдашний начальник экспедиции бросил:

- Что, теперь всем медали на задницу вешать!

…А еще больнее, когда прошли годы. Ваня Левенков отморозил руки и ноги на таком же где-то зимнике. Отрезали ступни и кисти рук. Настоял, чтобы разрезали кисти на три части – три больших пальца… И ведь работал еще. Пусть на подсобных работах, но работал. А потом пенсия. А потом, как и все, он был обворован государством. И сбережения украли, и стаж северный обрезали. Как и многие на пенсии, он прирабатывал: сторожил уже на каком-то хоздворе на родине, на Урале. … И вот передо мной телеграмма… - «Петрович, Неля, потеряла трагически правое крыло Ивана тчк 40 дней помяните может геологи кто прилетит. Левенкова Маша.» И письмо – «убили Ивана на дежурстве за хламное чье-то барахло».

Кого убили! Труженика, пенсионера, инвалида! Так и хочется снова закричать:

- Господи, если ты есть, почему позволяешь такое?!

Урановый человек был Иван Левенков. Державу строил. Проснется ли совесть у правителей страны – вспомнить о таких тружениках, вернуть трудовые сбережения и стаж трудовой на Севере заработанный, вернуть хотя бы тем, кто жив пока. Ведь не пройти им свой путь заново. Вернуть веру. Устали они ждать, …устали. Это все факты, читатель.

А таких как Иван Левенков, Миша Гавриков, Колька Иванов вспомните однажды у костра за чаркой и предложите тост:

«За малоизвестных урановых людей»!

А какие они – главные и заслуженные геологи-уранщики?

А такие же, обычные, простые и… тоже малоизвестные. Помню, вышли мы несколько человек из Кремля после получения золотых знаков Лауреатов Ленинской премии… и растворились в обычной людской сутолоке. Никто и не обратил внимание на этих «заслуженных» – геологов-уранщиков, атомщиков – технологов и конструкторов космических ракет. Короче, это обычные люди, прошедшие трудный путь, вышедшие из среды, порой, Кольки Иванова, Миши Гаврикова. Только звезда удачи была их ярче. И главное в том, что в их заслугах перед отечеством много труда таких же, как они, других геологов-уранщиков.

И неприятно то, что многие, даже государственные деятели, в том числе многие депутаты Госдумы не понимают даже статуса звания «Лауреат Ленинской премии» – высшей награды страны за открытия в области науки и техники.

Я не могу говорить о многих – это большие жизни, это не уместить в многотомные энциклопедии.

Я могу только вспоминать людей, близко мне известных или которых я уважаю и знаю по их особо нравственным поступкам.

Шумилин Михаил Владимирович один из главных геологов «Главка». Симпатичный человек с веселыми глазами. Руководитель, почти никогда не теряющий самообладания. Знаток производства и науки, обладающий колоссальной информацией об уране. О таких людях можно говорить легко, открыто, радостно. Свою нравственность он выражал также просто, емко и шутливо:

«Пускай нас сложат штабелями.

Пусть попадем мы в нижний ряд.

Мы будем знать, что рядом с нами

Мужи достойные лежат»…

Много достойных людей работало в Главке!

Попутно об уране на Байкале и байкальской воде

Идет рассмотрение геологического проекта работ в районе Байкала. Докладывает Сергей Мешалкин. Михаил Владимирович Шумилин, будучи уже главным геологом «Главка», выслушав внимательно все аргументы в пользу разворота работ, откинулся на спинку стула, обвел всех присутствующих проницательным взглядом и рассудительно произнес:

Проект составили хорошо и обосновано. Рудопроявление урана имеется. Месторождение, пусть небольшое, возможно. Но учитывая, что сырьевая база урана для промышленности фактически создана, надо ли «рубить лес» на побережье Байкала и мутить чистую воду, которая может пригодится потомкам?.. Давайте поступим так:

Вы мне эту часть проекта не докладывали. Я ничего не слышал… И перейдем к рассмотрению других объектов по проекту… А пока перерыв.

Я был в восторге! Ведь это было не только разумно, но и смело по тем временам.

Это был образец истинно государственного подхода к делу – в гармонии с природой, без оглядки на «Органы»…

Ведутся различные разглагольствования об экологии Байкала, но подобных решений что-то я не припоминаю. А ведь могло и не быть «вредного предприятия».. и Байкальска, если бы нашелся в прошлые годы такой человек, как урановый геолог Шумилин.

Я приведу Вам, читатель, некоторые факты, а вы сами подумаете… Начальником строительства уранового завода в Краснокаменске был майор УС Юрий Алексеевич. Он же - потом строитель многих атомных объектов в Подмосковье, а затем – создатель «саркофага» на Чернобыльской атомной станции… А перед этим майор УС - военный строитель Байкальска! А еще напомню факт, что реакторы в первые годы были - «графитовые», но планировались, как более перспективные - «на тяжелой воде»!.. Пусть ваша догадка, читатель, останется летучей легендой… а факты об Юрии Алексеевиче Усе – майоре тех лет, генерале на пенсии в XXI веке, достоверны. Я знал Юрия Алексеевича, жил рядом, работал рядом… и в один райком за «выволочками» ездили.

Удивительные истории увязываются с Байкалом и ураном

Как-то раз заходит ко мне куратор из КГБ и говорит:

- Есть данные, что США располагают сведениями об урановом промышленном объекте на Байкале. Таких объектов нет, но надо эту «легенду» поддерживать… как дезинформацию.

Я ответил, что принял к сведению и рассказал ему о своих личных работах вокруг Байкала и на острове Ольхон, о радиоактивных проявлениях, даже рудопроявлениях урана, о древних «копях Вернадского».. Но ничего не высказал о том, что американцы, может, больше знают, что планировалось на Байкале, чем местные органы КГБ. У меня нет фактов о добыче "тяжелой воды". Есть только догадка – легенда. Факты в другом месте.

Много пишут об урановой опасности Байкала. Мы уже беседовали с вами, читатель, об этом. Но вот недавно – сенсация!

О “байкальской воде”. (АИФ в Восточной Сибири №48 2001 года). Статья доктора медицинских наук, заслуженного врача России, зав. кафедрой детских болезней мединститута…

И что бы вы думали пишет этот заслуженный врач? Не только ерунду о байкальской воде. Он несет страшную пропаганду о вреде байкальской воды. И причина даже не в том, что автор связывает Байкал с «вулканической деятельностью» – непонятно, почему и зачем.

А дело в том, что проповедуется «вредность чистой – то есть слабо минерализованной байкальской воды. Проповедуется постоянное питье «жесткой воды» и «минеральной воды».

Более того, автор рекомендует, чтобы не получить инсульт или инфаркт, постоянно употреблять жёсткую минеральную воду…

Уважаемый читатель, никогда не принимайте подобное на веру. Такие проповедники – хуже, «радиоактивной пыли». Это информационная «пыль». Напомню: дикие звери не пьют в тайге «минеральную воду». Они грызут «солонцы» (синтезированный биопродукт) и лижут соль. Минеральные источники они обходят стороной – ни одного следа у такой воды, даже в звериных местах. Именно жёсткая минерализованная вода вредна для питья. Звери понимают, но не все люди знают это.

Примером тому Л. П. Берия – кавказский человек. Говорят, он любил «Боржоми», которую ему ежедневно по его просьбе, давали после ареста до суда. Но затем он затребовал уролога из-за нестерпимой боли в почках. Если бы его не расстреляли, пришлось бы ему ложиться на операцию почек, а потом смерть от инфаркта.

Вот потому продолжу затронутую тему о воде. Минеральная вода, действительно, с древних времен применяется эффективно в виде ванн и как целебная вода при изжогах и гастритах желудка. Она в основном щелочная и разбавляет кислый желудочный сок, чтобы он не разъедал больные стенки желудка. Это природное лекарство. А любое лекарство, полезное - для одного, вредно – для другого. И нельзя пить лекарство постоянно. Да и другие желудочные средства имеются сегодня, более эффективные и менее вредные.

Не уподобляйтесь многим, даже «академикам» и крупным «правителям», у которых на столе президиума всегда бутылки минеральной воды. Они плохо кончат. Безграмотность наказуема!

Мне приходилось выращивать камни из минеральных вод и заниматься их исследованием совместно с классными специалистами И. Е. Васильевой и В. П. Роговой. Я видел строение этих камней на фотографиях, полученных с помощью электронного микроскопа. Установлен факт строгого соответствия набора и содержаний элементов в определённой "воде" и в "камне", вынутом в ходе хирургической операции из почки человека, систематически употребляющего эту воду.

По иронии судьбы, им был директор санатория, где анализировался целебный источник… Он умер от повторного инсульта.

 

Как-то знакомый хирург мне говорил: бывают кровеносные сосуды так заизвесткованы, что их скальпель не берёт. Хоть слесарные кусачки применяй.

О вредности питья минеральной воды (это не касается лечения минеральными ваннами), пожалуй, достаточно.

Вывод: не байкальская вода вредна, а минерализованная.

Так что, читатель, приезжайте на Байкал, пейте чистую байкальскую воду. И не бойтесь, что ваше «лицо сплющится как у местных бурят из-за употребления этой воды» - как заверяет один из заслуженных врачей России. Какая чепуха!

 

И радиоактивности не бойтесь. А приводимые порой «авторитетные» «международные» нормы - сверхосторожная выдумка, нереальная в жизни.

В любом подвале или подполье деревенского дома, да и в других подобных местах количество радона практически всегда превышает в несколько раз «теоретические» нормы.

Так что же, не жить больше на земле?! В бетон или жидкое стекло замуровываться!

Экология нужна, природу надо беречь. Но нельзя природой пугать людей. Ее надо использовать разумно.

Урановая наука

Это, прежде всего, научные организации – ВИМС, ВСЕГЕИ, МГРИ, ИГЕМ РАН и научные учреждения «Минсредмаша». Из личных друзей и товарищей незабываемы Р. Ф. Данковцев, Н. И. Мусеибов, А. А. Черников, А. Н. Еремеев, Г.А. Машковцев, Д. Я. Суражский, Ю. М. Шувалов, С. В. Бузовкин, А. А. Смыслов и многие другие. Общения с ними незабываемы.

Я говорил вам в начале беседы о темпах разворота и роли науки. В научных учреждениях работали много чудесных, одержимых людей. Одним из ведущих геологов-уранщиков мои друзья называли академика Н. П. Лавёрова.

Недавно, уже в новый век звонит мне из ВСЕГЕИ, Сергей Владимирович Бузовкин, замечательный геолог – о делах и здоровье беспокоится.

Спрашиваю его:

- А как ваша геологическая урановая жизнь?

Он весело отвечает:

- Помнишь Геннадия Петровича Полуаршинова? Так он на подобный вопрос ответил: «Если сказать, что хреново - то это будет слишком оптимистично».

Мы с Сергеем по телефону посмеялись. Я передал привет нашим общим друзьям из ВСЕГЕИ и особо Юрию Михайловичу Шувалову, о котором мог бы с удовольствием рассказывать многое. Сам же подумал: прав был Нильс Бор – шутки порой глубже помогают выразить существо проблемы. В данном случае - урановой проблемы – клеветы на уран и падение интереса к нему. Но хочется верить – уран понадобится стране. Поднимется наука и производство. Снова будут встречи новых друзей у новых костров на поисковом пути к урану.

Дополню о людях урановой промышленности

Я вспоминаю ветерана урановой промышленности , бывшего главного геолога Приаргунского горно-химического комбината. Подчеркиваю, единственного уранового комбината в России. Борис Николаевич, государственник старой закалки Он до сих пор не может смириться с тем, как можно урановую руду выбирать не полностью - только богатую часть, объясняя это рентабельностью. Он считает, что лучше государственные средства направить на добавку действующему комбинату, чем гробить на новые сомнительные «прожекты». Да и потомкам в других местах что-то надо оставить.

Лев Николаевич Лобанов. Это тот Лев Николаевич, который, являясь главным геофизиком Краснокаменского уранового комбината, бледнея от негодования, при виде, как выпадает глыба процентной руды из кузова самосвала, мог выскочить из легкового автомобиля, поднять огромный кусок урановой руды на грудь, положить в багажник и попросить подвезти его до рудной площадки лаборатории завода.

При этом, негодуя, он в тоже время восторженно рассказывал о богатой вскрытой руде.

Он любил говорить тосты – за Державу, за друзей, за геологов, за комбинат. Он был умный, оригинальный, яркий представитель урановой промышленности.

Интересно и то, что Лев Николаевич вел в своей записной книжке график получения БЭР (рентген) за период его геофизической деятельности в Польше, Румынии, Средней Азии – в Майлису и на Приаргунском комбинате.

Я смеялся и спрашивал:

- Лева, а когда кончина твоя просматривается?

Он показывал график и отвечал:

- В 50 лет! Прошу отметить.

И надо же такое! В этот роковой срок он умер.

Перед смертью, когда к нему в Московскую больницу приехала его жена Раиса Васильевна и вместе с медсестрами зашла в палату, он восторженно, как всегда, произнес:

- Дорогие вы мои, наклонитесь, а то сил моих нет подняться. Дайте я вас всех расцелую…

Его могила самая ухоженная, в центральной части Краснокаменского кладбища.

Не забыть оригинальность, деловитость, решительность и смачные руководящие указания, Сталя Сергеевича Покровского, директора Приаргунского комбината.

Город, комбинат, Покровский - единое целое. Вот и все. Он не любил А. Д. Сахарова. Уважал Е. П. Славского. А зеленых, которые говорят, а ничего дельного не предлагают и не делают, презирал. Сам же был сторонником чистоты и порядка на производстве, в городе и на площадях... радиоактивных отходов.

Это он, С. С. Покровский, на учредительном собрании «Ядерного общества СССР» на заявление представителя «зеленых»: "Я не принимаю вас безумцев! Я покидаю вас, господа!" выкрикнул: «Ну и катись - хрен с тобой!», чем вызвал восторженное одобрение в зале.

Борис Николаевич Хоментовский не раз вспоминал этот эпизод – чувствовалось его одобрение емкого выкрика С. С. Покровского.

Сталь Сергеевич рассказывал мне перед смертью, как он обивал пороги Правительства новой России, которое возглавлял «завлаб».

- На просьбу выделить из наших же заработанных средств на продолжение поисков урана для подкрепления сырьем комбината на будущее, мне ответили: «Если понадобится нам этот самый ваш уран, мы наймём французских геологов, и они в этой вашей Сибири, этого урана найдут, сколько хочешь»!..

Вот, сволочье! Они найдут! Чего они после войны у себя под носом в Германии не нашли!?..

Он тогда получил первый инфаркт в Москве. Второй инфаркт оборвал его жизнь…

Какие таежные случаи вспоминаются?

Лучшие годы – это таежные годы. Трудные, рискованные. Говорят, звери страшны в тайге. Нет, звери не страшны, если их не злить. Они даже могут быть приветливыми и дружными.

К урану по следам медведя. Помню, с напарником Сергеем Дорошковым пробирались мы через заросли таежной широкой долины. Осень, снежок, мокрота. На груди у одного радиометр, у другого - магнитометр – и ничего больше. Усталость валила с ног. А табор еще не скоро.

И вдруг почти по ходу маршрута свежий медвежий проход в густых зарослях. Следы огромные – проход свободный. И, мы конечно же, следом за медведем по его проходу через труднопроходимую долину. Страх? Какой там страх! Проход – находка. Шутили: «хорошего человека зверь не тронет». Подбадривали себя… И не тронул. По склону леса медведь пошел своей дорогой, а мы своим путем… к урану, а затем к табору, где нас ждали.

Забавный случай на грани смерти

Случилось это в отряде В. И. Медведева. Он сам шёл маршрутом и встретил огромную медведицу, которая бросилась на него. Как Всеволод Иванович взлетел на сушину, почти без сучков, представить невозможно.

Медведице с первой попытки это не удалось.

Вот этого времени и хватило, чтобы Всеволод Иванович достал пистолет - ТТ и выпустил все пули в зверя. Свалились оба - медведь мёртвым, а Медведев на медведя, так как единственный сук обломился.

На выстрелы прибежали отрядники. Всё поняли. Восторгались мужественным поступком начальника. Шутили: медведь на Медведева, ну как в природе - подобное к подобному. Похлопывали медведя по грубой шерсти, приговаривая: "Ты не съел нашего шефа - мы съедим тебя". Хохот. Потирание рук.

... Разделали тушу. Один из парней от усталости навалился на сушину... и она рухнула!

И снова хохот, изумления... И вариант: а если бы сушина упала вместе с Медведевым прямо в лапы медведя?!

Ясно одно, не было бы одного из первооткрывателей месторождений урана в XX веке и академика МАНЭБ В. И. Медведева в XXI веке.. Так, что всякое бывало.

Добыча зверя

Это понятие чисто таежное. Выдается разрешение на отстрел зверя в определенном небольшом количестве для пропитания полевого отряда, обычно в экстремальных условиях. Это требует и умения, и мужества.

Однажды начальник отряда Сверкунов Валерий и минералог Володя Давыдов засели на солонцах. Ждут зверя. Зверем обычно называют изюбря. Володя приготовил даже фотоаппарат. Но зверя нет и нет. Ночь. Володя залез в спальный мешок – теплее. Валерий, опытный таежный парень, ждет наготове.

И вот под утро появляется… сохатый. Огромный, могучий - на фоне светлеющего неба. Метров сорок до него. Водит носом. Почувствует - уйдет. И Валерий стреляет. Он метко стреляет. Сохатый не упал и не бросился наутек. Он решительно повернулся, нагнул голову с могучими рогами-лопатами и помчался на выстрел. Володя пробовал высунуться с фотоаппаратом из мешка. Валерий понял: промаха быть не должно – иначе конец. Крикнул:

- Беги!

И стал на колено. Метрах в десяти сохатый принял пулю в лоб… упал на колени, пропахал последние метры и подцепил рогами мешок с фоторепортером. Валерий кинулся на помощь, схватился за рога, пытаясь оттащить сохатого. Но тот кивком головы отбросил в сторону и мешок с Давыдовым и Сверкунова. Валерий вскочил. Схватил карабин, успел передернуть затвор и выстрелил в ухо сохатого… Тишина зазвенела над тайгой. Охота удачно закончилась. Зверя добыли… Отряд был с мясом. Попутными рейсами мясо отправлялось и в соседние отряды.

Убийство в тайге

Отряд Бориса Кобычева закончил работу. Осень. Сплав по реке Олекме на базу партии в Олекминск. Течение не очень быстрое. Вода небольшая. Прозрачная. Пожелтевшие берега. Изредка старые стоянки свои и якутских геологов.

Борис докурил последнюю папиросу, поджег пустую пачку из под «Беломорканала» и бросил в воду. Огонь разгорелся. Пачка вся в огне. И вдруг… но это вдруг редкое. Из воды вылетела огромная голова тайменя с широко открытой пастью, схватила горящую пачку и ушла вглубь. Удивлению и последующим пересказам не было конца. Пристали на ночлег. Места дикие, пустынные.

И вдруг шумная ватага из шести человек появилась на плоту. По разноцветным ярким одеждам и ярко - желтой палатке на плоту было ясно – туристы из центра страны, может, из столицы. Увидев геологов и хорошую полянку для ночлега, они пришвартовались, весело и возбужденно приветствуя геологов – хозяев полянки. Как обычно, таежная встреча всегда обоюдно приятна. Новости. Рассказы о случаях в тайге, совместный ужин у костра.

Туристы рассказывали, как они увидели на берегу маленького медведя и открыли по нему стрельбу. Как они палили! А медведь? То упадет. То снова бежит по берегу за уплывающим вниз плотом с людьми. То встанет на задние лапы и тянет передние к ним. Картечь визжит мимо и бьет больно его по лапам, в живот, по глазам! Медвежонок уже не может понять – люди ли это?.. и падает, обнимая теплые камни.

Смолкают голоса. Замирает природа. А туристы, доплыв до геологов, все рассказывают и восторгаются – кто сколько раз выстрелил и кто именно уложил медвежонка.

Геологи всё поняли.

Туристы проплывали утром именно тот привал, базу якутских геологов, к которому приходил и прижился маленький медвежонок, названный ими «найденыш». Он особенно любил сгущенное молоко. Когда они уходили в маршруты, он оставался на таборе вместе с таборщицей и перебирал банки из - под этого молока. Иногда он уходил в тайгу – терялся на несколько дней. Приходил. И все радовались. Медвежонка угощали вволю. Он ходил на задних лапах и передними просил еще.

Так прошло лето. Под осень он ушел, и думали, навсегда... Но к несчастью он вернулся.

Сумрак окутал души геологов. Они все поняли. Убит «найденыш», которого они тоже ласкали и угощали, когда бывали в гостях у якутских коллег… Конечно же, это он – «найденыш».

Первым поднялся Коля Голубев, самый смирный, добрый человек в отряде. Коля - работяга. Он подошел к пришельцам и твёрдо сказал:

- Вот так это. Отчаливайте-ка отсюда подобру - поздорову.

Его жилистая рука, казалось, передавит топорище в кулаке. Некоторое замешательство. Затем выкрик:

- Ты чего! Мужик! Осоловел!

Борис клацнул затвором, досылая патрон в ствол карабина.

- Мужики, вы чего?

Борис встал и, бледнея, выдал:

- Вы, сволочье, убили нашего почти ручного медвежонка. Вам забава, а нам ком в горле. Вы не добытчики - вы убийцы. И мирного ночлега вам здесь не будет… Патрон в стволе, поглядим, чья возьмет.

Туристы быстро собрались, ворча и вроде не понимая, отчалили от берега. Их плот скрылся за поворотом реки. В отряде царило тяжелое молчание… Уже много позже Борис мне говорил:

- Я был готов, если бы не было со мной моих отрядников, перестрелять этих стервецов, невзирая на их ружья.

Хороший, резкий был геолог Борис Кобычев и друг надежный. Жаль, погиб трагически. Такие люди тихо не умирают. В геологии такие трудились, жили, совершали порой настоящие подвиги. Они знали: добыча и убийство – разные понятия.

Грудью на пулю

Александр Летов - начальник партии грудью пошел на пули. В геологическом поселке амнистированный преступник устроил стрельбу по жителям. Пьяный. Разъяренный. На поясе полный патронташ. Стрелял по детям, женщинам – кто попадет на глаза.

Сашу Летова уважали все. Я помню его студентом, у нас в отряде, на практике в Приаргунье. Крепыш. Штангист. Баянист. Играет, поет, закрывает глаза. Почему - то, любил грустные песни. Хотя слыл шутником.

Он был уверен в себе и шел на преступника, надеясь убедить его силой слова и души.

- Костя, кончай, пошумел и хватит. Давай поговорим за жизнь, а хочешь, выпьем…

- Не подходи, Сашка, не подходи, начальник!

Саша подходит и почти берется за ствол ружья.

- Не горячись, браток. Все уладится. Мы же с тобой люди!

Читатель! Его последнее слово было - люди…

Спаренный заряд под руку разорвал его сердце…

И проснулся народ. Откуда у мужиков смелость появилась. Взрыв ненависти не остановят ни закон, ни пули. Кинулись на убийцу. Избили. Скрутили. Сдали на суд закона. Снова срок… Затем жизнь. И новые убийства…

Странные люди. Странные власти. Нелепые законы: права на жизнь убийцам и бесправие на жизнь труженикам, старикам, детям. Современная ублюдочная нравственность, придуманная законодателями вопреки законам природы.

В природе никогда зверь в борьбе с другим зверем, допустим, за владение самкой не убьет соперника. Свалит, победит, но не проткнет, не добьет рогами. Побежденный уходит живым. Но если вожак озвереет и начнет грызть волков и волчат, озлобленная стая разорвет его в клочья. Научиться бы нам жить, перенимая лучшее, проверенное от природы.

Подвиги урановых технократов

Горно-буровой агрегат – ГБА-2О – чудо, сотворённое рабочими руками.

Я уже говорил о чудесах ученых и конструкторов. Но жизнь принимает то, что пригодно к конкретным условиям. Например, буровой станок БСК-100 был разработан конструкторским бюро для поисковых работ на поверхности. Его узлы предусматривали перевозку даже вьючно… Но жизнь приняла этот станок в подземных условиях. Станок не мог бурить в глыбах сложных грунтов, но прекрасно работал с алмазными наконечниками в монолитных крепких породах под землей.

И наоборот, станок НКР, разработанный институтом для подземных условий, смог работать прекрасно в сложных поверхностных условиях. Так вот, в горно-таежных условиях, где разнообразие и природных отложений, и трудности с передвижением буровых агрегатов, жизнь потребовала новый агрегат.

И вот тут-то, согласно поговорке: «Голь на выдумки хитра», я взялся за решение этой проблемы. По таежной проходимости лучше всего подходит трелевочный трактор. К нему крепится буровой станок НКР, работающий на сжатом воздухе. Значит, третий агрегат-компрессор. Конечно же, для облегчения спуско-подъемных операций нужна легкая мачта. Как вы понимаете, не обойтись без коробки отбора мощности от двигателя трактора и дополнительных приводов для генератора, подъемников через блок мачты и регулировки бульдозерного ножа, который желательно закрепить впереди трактора. Задача в голове поставлена. Через пару часов схема на бумаге набросана…

Ну а дальше что? – спросите Вы. А дальше, если пойти по обычному пути конструкторских бюро – заявки, чертежи, расчеты, согласования и тому подобное. Год-два это минимум времени и уйма затрат финансовых и нервных.

Я подхожу к своему таежному механизатору Алексею Алексеевичу Асламову, показываю схему и даю некоторые пояснения.

Ставлю конечную цель – лучший в СССР горно-буровой агрегат для любых условий при поисках урана до глубин хотя бы 20 метров. Еще пару часов ходим с ним вокруг трелевочного трактора. Его глаза загораются – он предлагает варианты компановки. Я ему:

- Тебе, Алексей, виднее ... Помощники нужны?

Он мне:

- Да чо там! Мешаться только. Надо - попрошу. Пожалуй, Толяна Шевченко возьму, да того бурильщика, который первый будет на агрегате работать.

Вы чувствуете, читатель, стиль и темпы… А через два месяца… Да, да! Через два месяца агрегат показывает свои изумительные возможности в лесу. И сразу спрос: сделать еще!

Второй агрегат по указанию Главка доставлен на ВДНХ (Выставка Достижений Народного Хозяйства СССР). Золотая медаль. Заказ в центральные мастерские. А там как положено – чертежи, схемы, бюро, согласования… Через год пошли агрегаты.

Прошли десятки лет. Я дружу с этим рабочим человеком. Русским по душе, с азиатскими умными глазами. На таких Россия стояла и стоять будет. Это его высшая оценка любого рационализатора – «лишь бы голова по резьбе была завернута». Вот это и есть – элита рабочего класса. Ее бы беречь, ее бы поощрять – страны богаче бы не было в мире.

 

К элите рабочего класса я отнес бы многих буровиков, которые, как и горняки, превышали в труде всесоюзные лучшие и мировые высшие достижения. Руководили ими заслуженные инженеры – Василий Квитка, Сергей Матвеев, Леонтий Грысюк, Виктор Фёдоров, Михаил Сосновских, Борис Зимин …

 

Это перед ними, нашими буровиками-уранщиками, была поставлена задача:

- Разбурить забетонированный аварийный реактор Чернобыльской АЭС!

Замурованный дикий циклоп со смертельной радиоактивностью! Что от него ждать? Надо исследовать – взять пробы из стенок и тела. Кто смелый?

Передо мной воспоминания Владимира Захаровича Иванова, ведущего инженера-буровика Кировского уранового объединения. Вдумайтесь, читатель в простоту изложения.

"В ноябре 1987 в производственный отдел заходят три человека и представляются:

- Мы из Чернобыля.

Оказалось, что для исследования процессов, протекающих внутри аварийного реактора, нужно в защитной оболочке реактора пробурить несколько скважин.

- Бурить так бурить. Но нужно посмотреть на месте, в каких условиях и что нужно делать.

И вот вместе с Ю. С. Разумовым едем по 30-ти километровой зоне. Брошенные села, запущенные поля – удручающее впечатление.

После выполнения всех формальностей, идем в печально знаменитый четвертый блок. С интересом рассматриваем саркофаг, бронированную кабину, брошенную технику.

Помещение № 207/5 – за бетонной стеной - вышедший из строя реактор. Туда нужно бурить скважины. Без объяснений понятна важность поставленной задачи.

Надо, значит, надо! Уже в декабре была забурена первая скважина. Опыт в области алмазного бурения пригодился. В необычных условиях задача была решена».

Вот они - русские люди. Я знал их. Не забываю вечную курительную трубку Юрия Разумова, земляка - иркутянина. Как им теперь на чужой стороне живется. Сладко ли? Вот это и есть те самые производственники - уранщики, которые находили, разведывали и передавали уран атомщикам в руки.

Я не оговорился, сказав, – в руки.

Ядерный заряд 1-ой бомбы в руках и под прессом!

Самоотверженность и риск жизнью – по другому я не назову то, что сейчас покажу вам, читатель.

Приближался август 1949 года. Последний срок для испытания первой советской атомной бомбы. Срок Сталина. Контроль Берия.

К этому времени от металлургов в цех по изготовлению ядерного заряда поступил плутоний в виде небольших плавленых цилиндриков. Их масса составляла только 110% массы двух конечных тонкостенных полусфер из плутония, которые после горячего прессования должны были пройти механическую обработку с естественным отходом плутония.

Уместно привести воспоминания А. Г. Самойлова об этих решающих для создания атомной бомбы технологических операциях с количествами плутония, даже превышающими минимальную критическую массу. Приготовьтесь, читатель!

"Прессование было поручено произвести мне. Народу в цехе было мало. Остались только ответственные за эти работы.

Я взялся за рычаг гидравлического пресса.

У всех в это время было гнетущее состояние, каждый обдумывал свое бытие: будет ли он жив или разложится на атомы?

Все думали, не ошиблись ли физики, учли ли они все факторы, влияющие на изменение критической массы, не произойдет ли ядерный взрыв во время горячего прессования металла?

Все замолкли, наступила тишина.

Пуансон медленно стал опускаться в аппарат, давление на манометре постепенно стало возрастать и дошло до требуемого показателя.

Прессование благополучно закончено!

Все радостно зашевелились, засуетились, громко заговорили. Собралось начальство.

Затруднение испытали при извлечении изделия из разъемной прессформы. И здесь нам помог своей могучей силой Ефим Павлович Славский – изделие было извлечено и выглядело оно блестящим.

Операция обточки была очень ответственная, трудоемкая и требовала большого внимания, осторожности и смекалки, чтобы не запороть изделие в брак.

И делал это Михаил Степанович Пойдо…

Все мы тогда дошли до высшей критической точки нервного напряжения.

Вдруг А. П. Завенягин, зам. Л. Берии, решил, что изделие запорото по сферичности и весь свой гнев обрушил на М. С. Пойдо, который молча, мужественно продолжал вести обработку изделия до конца и сделал его с большой точностью на примитивном оборудовании.

Случай с М. С. Пойдо мог привести к двойной трагедии. Без М. С. Пойдо мы, наверняка, запороли бы изделие" (5).

Вот такие дела, читатель, делали уранщики-атомщики.

Были и нервные срывы начальства, и железные нервы, и золотые руки инженерно-рабочей элиты.

Кстати, читатель, и ценили этих людей, и награждали. К примеру, А. Г. Самойлов, - Заслуженный изобретатель России, Лауреат Ленинской и четырежды Лауреат Государственной премии СССР.

От поисков урана на бреющих полетах, подземных проходок к урановым залежам, до изготовления первого плутониевого шарика, встряхнувшего мир, – это все делали, настоящие мужчины, урановые люди.

Но с нами были и женщины - уранщики

На пути к урану рядом шли женщины - геологини, наши жены – почти декабристки. Они работали наравне с мужчинами. Не меньше нас они уставали на работе, но терпеливо несли домашнюю ношу. Они рожали и воспитывали детей в полевых условиях. Сколько общественных инициатив исходило от них. Сколько дружеских застолий с песнями и шутками. Какие они были веселые, славные!…

Прошли годы. И очень жаль, что ни мы, ни наша социальная система не смогли обеспечить им достойную жизнь на склоне их лет.

Я уже говорил о великой Марии Кюри – ее знает весь мир. Женщины поисковики, разведчицы - почти неизвестны.

Но и они создавали основу урановой промышленности.

Это и Женя Никольская – первый бортоператор на аэрорадиометрических поисках урана с воздуха. Это и Женя Котельникова и ее подружки – документаторы бурового керна и подземных обнажений урана. Они же маршрутчики «и в снег, и в ветер». Это и Ира Васильева, специалист высшего класса по спектральному анализу, это Вера Рогова – минералог, доктор наук. Это и Тоня Гоголева, и Валя Медведева и Галя Ченских, которые первыми анализировали пробы радиоактивных проявлений Стрельцовского уранового рудного поля. Это Лидия Петровна Ищукова, которая долгие годы возглавляла геологическую службу разведочной партии, а затем экспедиции №324. Она Лауреат Ленинской премии «за открытие крупного месторождения»…урана в России. А еще я должен рассказать о высокой нравственности простых работниц полевых партий.

Люда Боровик, когда узнала, что ее муж Толя взрывник подорвался в забайкальской тайге… и уже через 15 часов, после доставки вертолетом, самолетом, находился на операционном столе в больнице Москвы и ему грозила полная слепота, звонит мне и предлагает: - Отправьте меня, чтобы взяли любой мой глаз на пересадку Толе.

Кто в нашей жизни, читатель, решается на подобное! Помню, я успокоил ее, как мог, словами надежды… и написал, не отрываясь, стихи, посвященные ей и таким женщинам как она. Приведу, читатель, последние строки:

«Такая работа, работа моя

То радость, то горе… а люди какие!

Но этой девчонке, любовь затая,

Цветы принести мы должны неземные».

А как снабжались геологи-уранщики?

Никогда, никакого шика в жизни и работе геологов-уранщиков я не замечал – одна напряженка. Но были и шуточные истории.

Руководитель Приленской экспедиции Андрей Михайлович Константинов, будучи под хмельком, рассказывал:

«Это было где-то в 1965 году. В шахтах забои были водообильными – «боевики» размыкали. Для взрывных работ мы скупили в Якутске все презервативы - более тысячи…

Прошло несколько месяцев. Наш снабженец, по заявке гидрогеологов для водного опробования, прибыл в то же Якутское аптекоуправление и положил перед бухгалтером заявку на тысячу сосок (!)… Бухгалтерша дико захохотала:

- Что, не помогли вам наши презервативы?! Ха-ха-ха!»

Мы тоже все смеялись.

Такое бывало и в других экспедициях. Туго бывало. Даже своих ОРСов (отделов рабочего снабжения) у геологов уранщиков не было. Хотя некоторые светлые завистники поговаривали:

-Чего вам не работать! Вам все дают!

Да это факт! Почти всегда товарные накладные были с красной полоской – «задержке не подлежит». Шли вагоны с оборудованием… со взрывчаткой и сталью без остановок. Завидуйте!

Оплата труда… И трагические итоги

Говорят, геологи много денег получали. Гуляли, кутили… Факты гульбы, конечно, были. Особенно в годы послевоенные. Да и геология урановая была молодой. А почему бы и не погулять после длительного полевого сезона среди гор и тайги, после голодовок и сухого закона, после паутов и мошек, после тушенки и макарон. Или почему не погулять после трех лет непрерывной работы на Севере, имея отпускных шесть месяцев и какие-то сбережения. И рестораны, и солнечные пляжи и знакомства с женщинами... А затем телеграммы на Север в партию или на рудник: «Шлите на обратную дорогу. Отдохнул хорошо. Иван». И высылали. И возвращались. И снова месяцы и годы безвыездно в поле, на отшибе. Кто их смеет судить, этих «геологов-работяг»!

Фактически получали зарплату они не высокую. Судите, читатель, сами. На повременной оплате – это оклады, тарифные ставки, обычные для всей страны. Плюс 40% или 25% доплата за полевые условия, плюс очень редко 10% безводных – кто работал в пустынных степях. Уранщики получали, в отличие от других геологов, «урановые» 20% к ставке или разряду – это постоянно. Вот эта доплата и была престижной. Так что легенды о больших зарплатах геологов - уранщиков несколько преувеличены. Однако хватало месячной зарплаты, чтобы самолетом страну перелететь от края до края.

Все бы ничего. Но была несправедливость в оплате. Вы знаете, читатель, что в Конституции Страны была статья:

«Каждому по труду». В этой фразе глубокий двоякий смысл. В сталинское время понимали – чем больше сделал продукции – тем больше получи оплату. С хрущевских времен труд понимался, как затраты времени – по ним и получай. Обещали «нашему поколению жить при коммунизме» и получать «по потребности». Если при Сталине была в основном у сдельщиков прогрессивная система оплаты труда, когда за превышение нормы более 100% платили сразу в полтора раза больше, а за 200% уже в три раза, то в последующие времена – только прямая сдельщина. Более того, если ты перевыполняешь норму, то тебе ее вскоре пересмотрят и поднимут – тем самым за объем твоих выполненных работ расценку и зарплату срежут.

Хочу подчеркнуть: не «планирование по достигнутому» было плохо. Нет. Это нормально. А «пересмотр норм выработки по достигнутому» был преступлением. Именно это привело к «уравниловке», отбивало руки рабочим, душило рационализаторов и инженеров. Это рождало апатию в стране и, в конце концов, привело к равнодушному созерцанию расстрела Советской власти в 1993 году.

Мне приходилось говорить об этом с М. С. Соломенцевым, членом политбюро ЦК КПСС. Я приводил пример, как может стоять, не работая, экскаватор, за ним очередь ожидающих автосамосвалов, - состав вагонов под погрузку, а где-то простаивать урановый завод без руды. И только потому, что экскаваторщик уже выполнил дневную норму, сидит, отдыхает и никак не заинтересован больше трудиться - боится, что норму пересмотрят.

Соломенцев слушал и улыбался. Но не перебивал меня.

Я говорил о том, что нельзя рубить инициативу людей и нельзя давать маленькие в четыре сотки участки в садоводствах, и нельзя урезать у сельских жителей их придомные участки и запрещать подсобные хозяйства в рабочих поселках.

Я говорил:

- Нужно разрешить работать и справедливо платить. Убрать уравниловку. И страна будет богаче и сильнее, и люди будут жить лучше и стараться для Страны.

И он ответил. Я полагаю, его ответ - от имени тогдашнего «Правления страны».

Он сказал:

- «Все правильно. И страна будет могучей, и жить люди будут лучше… но что наши друзья за границей скажут?!»

Вышли мы из здания ЦК молча, а затем почти разом проговорили:

- А что наши друзья за границей скажут?!

Это был 1970 год. Теперь - то мы знаем, что эти друзья сказали, становясь в очередь для вступления в НАТО. И внутренние «друзья» тоже свое слово сказали. Мрачный финал.

А в конце XX века пришла окончательная расплата и с геологами, и с уранщиками, и со всеми «трудягами» советской страны. Трудовые сбережения изъяты.

Даже Ленинская премия, которая не выдавалась на руки, а обязательно перечислялась на личный счет в сбербанк, превратилась в сумму на полбулки хлеба… У меня она так и не потрачена. К примеру, на 2000 год значится - 1 рубль 70 копеек. Каково лауреатам?! А ведь по статусу, Ленинская премия – высшая награда страны. Она присуждается только один раз в жизни за особые заслуги. Дважды лауреатов Ленинской премии в области науки и техники в мире не было и нет.

А пенсия у геологов-уранщиков, особенно северян и горняков-подземщиков, да и многих других рискованных профессий, стала относительно меньшей, чем у обычных городских служащих или дворников в Сочи, которые спокойно заработали 45 лет стажа и максимальную пенсию. Это и понятно, так как выход на пенсию у людей рискованных профессий, у северян и полевиков геологов был ограничен возрастным барьером в 55 лет, 50 лет, 45 лет. Их с почестями провожали на «заслуженный отдых» с максимальной пенсией тех времен.

Однако трудовой стаж за работу во вредных и северных условиях изъят «задним числом» из пенсионных расчетов.

«Правители страны» так и не поняли, что геологу - полевику, чтобы заработать полный «календарный стаж» надо было пойти работать в десять лет, а имеющим высшее образование - приступать к труду в пять лет. А подземщику-горняку, чтобы получить календарный стаж 45 лет и выйти на пенсию, как «положено» по тем же законам в 45 лет «по здоровью или старости», надо начинать трудиться сразу после рождения.

Это не шутки, читатель. Я обсуждал это с творцами «пенсионного закона с индивидуальным коэффициентом» в Госдуме.

Основа безобразия в том, что никто из "Правителей" – от законодателей в Думе до 1-го Президента России не читал этого, утверждённого ими же закона, не видел грамматических, стилистических и смысловых ошибок. А почему не читали? Ответ прост: им это лично не интересно. Они свои пенсии определили совсем по другому закону – специальному для них. А на трудящийся народ, выходит, наплевать…

И вывод: факты безнравственности «правителей», к справедливой оценке труда, рождают равнодушие, а затем пренебрежение к своим трудовым обязанностям. Следствие всего этого безобразия – аварии и катастрофы на урановых комбинатах, и на Чернобыльской АЭС и других АЭС, которые могут быть впереди, и на атомных подводных лодках,... и где хотите.

Это очень серьезно, читатель. Это особенно опасно в атомной энергетике. Опасно в любом деле…

В подтверждение приведу один небольшой пример с полетом Юрия Гагарина в космос. Все знают, как он благополучно слетал, приземлился в аппарате… и весело шагал к правителям по ковровой дорожке с болтающимися шнурками ботинка. Всем было радостно и весело… Но мало кто знает, что когда Гагарин уже сидел в кабине ракеты и отмена полета была уже невозможной по технологии старта, он заметил по приборам и сообщил:

- В кабине – разгерметизация!

И Королев и все понимали – это же катастрофа!

Моментально, как последний шанс, команда Королева наладчикам-слесарям:

- Устранить!..

Устранили… И ракета ушла в космос.

Но в нужное время Гагарин не вышел на связь. Вы понимаете, читатель, состояние Королева и всех организаторов полета?.. Гагарина завертело так, что нельзя понять – где небо, где Земля!.. Но и это прошло. И возглас был радостный: «какая она красивая!» ...Но при снижении снова неполадки. Последний шанс – катапультирование. И катапультировался Юрий… И пришёл в себя… Но! Снова беда – заело дыхательный клапан. Он задыхается, бьет по шлему… Или умелые действия, или мужество… или счастливая случайность – клапан открывается… Все хорошо. Радость на весь мир – величие Советской страны.

Но не спасло ни мужество, ни умение Гагарина и Серегина в последнем полете. Мы с Вами, читатель, не эксперты. Но разгильдяйство авиационных служб, как будто, доказано, что и послужило возможной причиной великой трагедии и скорби.

Подобное было и перед пуском первого спутника. На стенде он не подавал сигналы. Оказалось - клемма не наброшена. Королев только и сказал:

- Позовите наладчика, я посмотрю ему в глаза.

Всякое бывало. Но работали уранщики, атомщики конструкторы самозабвенно. И не за деньги! Почему? Да потому, что цель была ясной – оборона страны, будущая атомная энергетика, будущая жизнь с гарантией! Люди чувствовали себя людьми и не хотели другой оценки.

Благородная цель - определяла благородную жизнь.

Какие песни пели геологи-уранщики?

Хорошие песни пели – душевные, и патриотические, и призывные. Работа такая. Одна из песен отвечает на поставленный вопрос.

«Кто бывал в экспедиции,

Тот поет этот гимн.

И того по традиции,

Мы считаем своим;

Потому что мы народ бродячий,

Потому что нам нельзя иначе –

Потому что нам не жить без песен,

Потому что Мир без песен - тесен»…

Сегодня, на стыке веков, когда разрушена урановая геология и душа болит, песни вспоминаются с особой грустью.

В «урановых падях» погасли огни

Другие туда не дошли, не смогли.

Когда долетят на воздушных шарах,

Мы памятью пламенной будем в кострах.

Так мы геологи ощущаем происходящее.

Но было время - нам песня «строить и жить помогала». Это было действительно так.

Однажды, будучи уже главным инженером крупного уранового объединения, я привлек ребят песенных, и мы составили «Сборник популярных геологических песен» в честь сорокалетия «Сосновгеологии».

У меня один из приезжих главковцев спросил:

-Зачем это вам, главному инженеру, надо? Я ответил:

-Чтобы производительность и эффективность труда повышать!

Показалось - ответ его удовлетворил.

А как же иначе. Бешеные нагрузки – должны быть и человеческие разгрузки. И нравственность шлифовалась. Помню слова Туриянского:

«Мы молимся давно другому богу.

Мы пасынки эпохи боевой.

Дай бог, друзья, нам верную дорогу

И светлую звезду над головой»…

 

Приведу отдельные строки песен, которые мы пели, а Вы, читатель, найдете их в песенниках или записных книжках ваших товарищей.

«Люди посланы делами,

Люди едут за деньгами,

Убегают от обиды и тоски.

А я еду, а еду за туманом,

За мечтами и за запахом тайги»

 

«Мы выпьем за тех, кто бредет в непогоду,

Чтоб спички не взмокли, костер не погас.

Пускай им звезда освещает дорогу

В глухой, неуютный полуночный час...

 

А вот известные слова Ю. Визбора:

«Забудется печаль и письма от кого-то.

На смену миражам приходят рубежи,

Но первая тропа с названием «Работа»

Останется при нас оставшуюся жизнь»…

 

А это поют в тайге все.

«Милая моя, солнышко лесное,

Где, в каких краях, встречусь я с тобою!!!"

Я помню многих геологов и …геологинь. Одна из студенческой группы РМ-48-2 любила меня, где ты, Тося Белова? Фотографию другой, ленинградки Гали, я носил в нагрудном кармане. Прожил жизнь с Нелей из Иркутска. Сыновья по «белу свету»: один, Сергей - геофизик, а внук, Мишка – студент МГРИ в первом году нового века… И друзья во всех краях, с которыми подружился на геологических тропах. И милые женщины – не забыть. Как тут не вспомнить слова песни:

«Окончив МГРИ, мы по лесным селеньям

Разлетимся в дальние края.

Ты уедешь к северным оленям -

В жаркий Туркестан уеду я…"

И расставались… чтобы не встретиться уже никогда

Когда я говорю мы - геологи, я вспоминаю слова Виктора Левина:

«Мы - это те, кто с рюкзаками,

Кто летом не снимает сапоги,

Кто по тайге без троп шагает…

И называют нас – «Полевики».

 

Незабываемо пел под гитару Валентин Иноземцев:

«Куда же идем мы, и кто же нас гонит.

Куда же зовет нас лихая судьба»?

 

«И в снег, и ветер, и звезд ночной полет

Меня мое сердце в тревожную даль зовет…

Не думай, что все пропели, что бури все отгремели

Готовься к великой цели, а слава тебя найдет…»

 

И не слушайте, читатель, тех, кто будет вас убеждать, что в советское время все это навязывалось «сверху», да еще «партаппаратом». И демонстрации, и песни были приняты в среде нашей как что-то неотъемлемое. Массовое и индивидуальное было рядом. И гордость за Державу, и обида за то, что гнездится где-то рядом и серость, и пакость. И независимо от этого, почти на каждой геологической вечеринке была песня со словами:

… «Жила бы страна родная

И нету других забот…»

Патриотические песни были естественными для военного и послевоенного поколения – без каких-либо показух и лицемерия. Это была жизнь поколения творцов.

Светлое и чистое перемежалось с шутками – беззлобными, веселыми.

«Все перекаты, да перекаты.

Послать бы их по адресу...

На это место уж нету карты.

Идем, бредем по абрису…»

 

Наши аэропоисковики пели свои песни.

«А ты, улетающий вдаль самолет

В сердце своем сбереги…

Под крылом самолета о чем - то поет

Зеленое море тайги…»

 

Поисковики на земле, в дебрях горной тайги и в степях пели разные песни, но и свои «полевые».

«Закури, дорогой, закури!

Завтра утром с восходом зари

Ты пойдешь по тайге опять

С молотком свое счастье искать…»

 

…Геологи и геологини были равноправны:

"Я уехала в знойные степи.

Ты ушел на разведку в тайгу.

Надо мною лишь солнце палящее светит,

Над тобою лишь кедры в снегу".

 

На что надеялись?

«Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость…»

 

Только у горняков - подземщиков не было новых песен. Они пели редко под горькую:

«А молодого коногона

Несут с разбитой головой».

 

Грусть и задор были рядом:

«Ни мартовские дни, ни вечная жара,

Ни обелиски под звездой жестяной,

Не оборвут следов к пылающим кострам,

К непройденным вершинам безымянным…»

Геологи-работяги искали, шли к руде, знали, как дорого она дается:

«Говорят, геологи-романтики,

Только это, братцы, ерунда!

Вы ее попробуйте достаньте-ка,

Догадайтесь, где она – руда?"

 

Они называли урановые рудопроявления «звездными» именами, они верили в результаты своего труда. Полеты на Луну были только мечтой, но они пели:

«Я верю, друзья, караваны ракет

Помчат нас вперед от звезды до звезды.

На пыльных тропинках далеких планет

Останутся наши следы»

Я вспоминаю с теплотой и грустью тех, кто умел петь геологические и романтические песни и, конечно же, особо

Георгия Семеновича Куценко, главного инженера Степного уранового объединения. Он очень любил в песнях смысловую глубину на уровне легенд и крылатой мечты.

Когда мы встречались на Всесоюзных технических совещаниях, мы завершали их дружескими посиделками с планерками и песнями.

Я помню его голос – равного не знал. Я говорил:

" Гоша, давай с твоей любимой". И он безо всякого начинал:

«Посидим по - хорошему,

Пусть виски запорошены -

На Земле жили - прожили мы не зря…"

Ему здорово подпевал Дмитрий Петрович Бобрицкий, если бывал рядом. Оба кончили трагически. Д. П. Бобрицкий пустил пулю в висок, не выдержав хамства «верхов» и склок местных чинуш. А Георгий Семенович, не принял контрреволюционную «перестройку». Он в октябре 1993 года вскрыл ножом вены на шее и руках. Это был сильный человек, не то, что какой-то главный инженер Чернобыльской АЭС, царапающий свои вены стеклом разбитых очков и живущий после этого годы, когда многие его жертвы уже забыты в оскверненных могилах.

Перед смертью Гоша обнял дерево, попрощался с ним и полоснул по своей судьбе. Ребятам, которые кинулись к нему, он ясно сказал:

- Не надо. Главное, что бы ни на кого тень не падала. А я посижу один, оставьте меня…

Видно, не зря он любил песню и пел от души:

«Секут нас, как плети, ветра и дожди

Мы вечные дети на Млечном пути.

Звезда наших странствий, гори, не сгорай.

Мы ищем, мы ищем затерянный рай»

Он мечтал о красивом гимне СССР.

Наша последняя встреча была весной 1987 года в Новосибирске. «Посиделки» в ресторане совпали с моим уходом на пенсию и началом работы над "Историей создания сырьевой базы урана СССР". Сдвинули пару столиков. Помню за столом главные и ведущие инженеры Главка: Андрей Константинов – из Киева, Сергей Кувин, Николай Гуменюк, Виталий Гончаренко – из Иркутска, Гавриил Комарницкий - из Новосибирска, Георгий Семенович Куценко – из Целинограда. Подсаживались и другие парни из главковских объединений и экспедиций. Георгий Семенович взял бразды правления в свои руки. Заведующей залом ресторана он заявил:

- Я и мои друзья «сухой закон» отменяем. Вас приглашаем в соратники, сейчас нам пока по три «ваших лимита», а сверху три бутылки коньячку для затравки... Да, и скажите вашим симпатичным официанткам – пусть на меня сегодня не рассчитывают.

Я с друзьями в номерах гулянку продолжать буду».

После напряженного совещания расслабление было полное. Первый его незабываемый тост:

- На этом сборище главных инженеров заявляю: я горд, что жил и работал в одном урановом коллективе с Владимиром Петровичем и нашими друзьями. Время неумолимо зачем-то нас пробует уничтожить, но память нашу и дела, пока мы живы, никому не очернить. Будь здоров, Петрович. Надеюсь, история дел наших будет объективной.

Потом было много тостов и повторялись «лимиты» ресторана. Кончилось все в нашем номере гостиницы. Все шутили. Гоша шутил и пел песни. Как он пел! Какие песни!

«Мы дети Галактики»… но самое главное:

Мы дети твои, дорогая Земля..."

«А для звезды, что сорвалась и падает,

есть только миг, ослепительный миг…»

Он как-то особо чувствовал свой миг жизни.

«Как много их, друзей хороших

Лежать осталось в темноте»…

Я и сегодня говорю словами песни:

«Но не порвать связующую нить,

Она дрожит во мне и не сдается.

Друзья уходят – кто же остается?

Друзья уходят – кем их заменить?»

Многие уранщики не приняли чужой жизни, чуждой нравственности. Они верили в рассветы и новую лучшую жизнь.

И пели:

«Встают рассветы над планетою,

А впереди таежная заря;

И каждый шаг, как песенка не спетая

Про новые пути и города».

И знали, на что идут, когда помощь, может, уже не понадобится. Георгий Семенович, может быть, последние минуты своего душевного одиночества перебирал в памяти слова геологических песен:

«Не больничным от вас ухожу я, друзья, коридором

Ухожу я, товарищи, сказочным, Млечным путем»

 

 

А может, самую любимую свою шептал:

"Будут мир, будут радуги,

И шагнут внуки, правнуки... дальше нас"

Эх, Гоша, Гоша. Пой песни в галактиках – ты достоин жить вечно. Ты был урановый человек.

«Друзья уходят – кто же остается?

Друзья уходят – кем их заменить?»

Такие порой грустные песни пели геологи-уранщики. Не судите их, читатель. У многих из них в душе было свое – чистое, сокровенное. Но делали и сделали они общее дело – с лихвой обеспечили ураном «атомный проект Страны».

Они считали, что на Земле после открытий и освоения урана будет светло и тепло людям.

И пусть, как завещание геологов-уранщиков, звучат слова Вадима Лудикова:

«Да здравствуют сегодня и всегда

И счастливы, кому судьбой досталось

Безжалостно разменивать года

На трудовую, добрую усталость»!

 

А какие символы создавали уранщики?

Жила в уранщиках глубокая вера в светлое. В геологическом поселке «Октябрьский» в годы разведки урана красовался лозунг:

"Главное, ребята, сердцем не стареть".

А в поселке Краснокаменск:

" Спешите делать добро".

Эти лозунги были и в других геологических, порой, «палаточных городках».

Первым символом в 60-е годы созданным руками геологов и школьных пионеров, был выложенный из каменных глыб на самой высокой горе голубь. Голубь на урановой горе – это символично.

И организовал все это добрый мой приятель Глеб Пакулов. Он с биноклем и рацией разместился на противоположной горе и оттуда диктовал, куда какой камень класть. Ребята - школьники исполняли. Работа тяжелая, творческая. Когда же покрасили белой краской контур около сотни метров и переехали на автобусе полюбоваться со стороны поселка, воскликнули: Белый голубь. Гора - «Голубь»!

Глеб Пакулов разведывал уран, писал стихи и лозунги. Говорят, «скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Его личными друзьями были многие известные люди, но более близкими всемирно известный писатель Валентин Распутин и Александр Вампилов. Гена-Глеб (так называли его друзья) веселый, разнообразный, талантливый. Помню, на даче В. Г. Распутина он сел на полированный пенек, заменяющий стул в домике, и воскликнул:

- Здесь я напишу истинную историю России!

Шутил. Ничего не предвещало беды.

Но беда, пришла внезапно, на Ангаре, в виде скрытого тяжелого бревна - «топляка», которое перевернуло лодку… и Глеба и Сашу Вампилова. Когда Глеб вынырнул, схватился за лодку и увидел плывущего к близкому берегу друга, стало полегче. На берегу стояла машина «Волга» и двое парней и две девушки смотрели на приближающегося Вампилова. Глеб, как он мне рассказывал, почему - то кричал им:

- Бросьте хоть «запаску», помогите!

Но двери машины захлопнулись, и машина укатила… Глеб видел, что Саша доплыл почти до берега, похоже, встал ногами на дно, глубина по грудь… и вдруг взмахнул руками и упал на спину. Вода поглотила его…

Глеб, по его выражению, закричал лихоматом:

- Спасите друга!!!

Рыбаки подтащили лодку Глеба к берегу, и все кинулись к месту, где скрылся под водой Вампилов. Ныряли. Бродили. Вытащили Сашу… Но было поздно. И никто не смог бы уже помочь ему. Он не захлебнулся. Его сердце надорвалось и остановилось. – Видимо, не выдержало стресса и дикой безнравственности тех, кто, глядя на его отчаянную попытку доплыть, плюнули… и сбежали.

Что это за люди – они ведь живут… Как Земля терпит и носит их?!

На правом берегу Ангары, у ее истока, на высоком скальном берегу памятник Александру Вампилову. Там всегда цветы. А Глеб… ушел в себя. Изменился. Замкнулся. Безвинный, несет тяжесть вины.

Глеб, урановый человек, сними тяжкий крест, направь последнюю энергию на путь освещения высокой нравственности, как направлял прожектор на гору, где ночью был виден голубь. Не торопи жизнь. «Не мотай свои годы, как с клубка». Такие люди, как ты, Александр Вампилов, Валентин Распутин, были нужны всегда и сегодня в посильной борьбе за новую высокую нравственность, которая только и сможет спасти жизнь на Земле от гибели.

Не могу не отметить, что брат А. Вампилова, Михаил Вампилов, геолог-уранщик, классный минералог, десятки лет проживший у подножия горы «Голубь» и отдавший годы жизни изучению урановых руд, встречает новый век на пенсии, прирабатывая в школьной или театральной гардеробной. Встречаемся. По-соседски здороваемся. Обмениваемся парой слов. Тоска.

Флаг над "Красным камнем" и на Чернобыльской трубе

Во все века военные походы, а затем и трудовые подвиги сопровождал флаг. Вот потому, когда мне пришлось завершать свои работы на Стрельцовском урановорудном поле, я организовал строительство площадки над скалой «Красный камень», где был водружен на высокой металлической мачте красный флаг, а на бетонном фундаменте сделана надпись «Красный камень».

Михаил Лаврентьевич Хорунжий, строитель Днепрогэса и поселка Краснокаменска, сделал это в лучшем виде. С площадки открывается вид на забайкальские горы и сопки. Вокруг шахты, рудные отвалы, а под скалой отработанный рудный гигантский карьер, откуда вынута «урановая жемчужина» – Тулукуевское месторождение.

Кругом уран: и под землей, и на земле, и над головой бог неба – Уран.

А на фоне синего неба - красный флаг на "Красном камне"!

В конце века «перестройщики» пробовали заменять неоднократно красный флаг на «триколор», но его в первые же ночи смельчаки срывали. Потому городское руководство Краснокаменска больше не требует этой замены, а руководство комбината по традиции ежегодно обновляет красный флаг таким же новым.

Степной ветер колышет красное полотнище – символ исконно русской красоты и Советского могущества, символ трудовой славы уранщиков-Краснокаменцев. Может, это единственный красный флаг в России на стыке веков. Жива Россия.

 

Красный флаг на трубе Чернобыльской АЭС не раз обливался грязью в прессе:

"Зачем? Кому это надо? Кому взбрела в голову эта затея?!"

Я догадываюсь, чья это идея. Возможно инициатором этого завершающего подвига строителей «саркофага» был мой добрый приятель и земляк по Краснокаменску Ус Юрий Алексеевич. Ведь это он водрузил на бетоне в голой Забайкальской степи огромный символический плакат:

«Я знаю - город будет, я знаю - саду цвесть».

Это тогда, когда палаток не хватало военным строителям.

И город построен… и «саркофаг» сооружен. И майор Ус уже в новом веке генерал. Его почерк. И не судить тем, кто не понимает духовного состояния ликвидаторов аварии в радиоактивном аду. Темпы определяли уменьшение накопительных радиационных доз. Имена покорителей разгневанного реактора надо бы занести на видные почетные места. Это настоящие маяки. Это урановые люди.

А разве водружение флага Победы над рейхстагом Берлина было безопасным среди града смертельных пуль? Это символ воинской славы.

Хотя и в этом случае находились злоязычники. А Герой Советского Союза Егоров… умер в забвении, семья жила в нищете, а внуку не в чем было ходить в школу в годы «демократической перестройки». Даже генерал армии В. И. Варенников, обращаясь к первому президенту России, ничего не мог добиться для Егорова.

Правда, при нашей встрече с ним (по поводу ресурсов урана и мер против их расхищения), Валентин Иванович сказал мне, что он добился приема внучонка Егорова в Суворовское училище. Дай-то Бог, чтобы внук стал защитником Родины, как его дед.

Как видим, у воинов-победителей, военных строителей «саркофага» и урановых людей Краснокаменска один и тот же символ – красный флаг. С ним искали уран, с ним создавали атомный щит Родины.

Последняя встреча в Главке

Она состоялась в последнем году уходящего века. По старой памяти, меня пропустили наверх. Новые порядки, новые решетки, хотя секретность фактически снята. Пустынные коридоры. Нет прежней деловой сутолоки. Меня встречали как родного человека. Я говорил:

- Первый раз в Главке ничего не прошу, ничего не добиваюсь – пришел повидаться, поздороваться… попрощаться.

Евгений Андреевич Пятов, последний из геологических урановых могикан, показал мне карту России, где я увидел свои знакомые урановорудные площади в Сибири… и ничего нового. Полнейшая фактическая остановка поисково-разведочных работ на уран. Реорганизация Главка. Разгром Главка.

Пока суд да дело, в «первом отделе» уже и стол накрыт. Старейшина Главка, Александр Афанасьевич Комонов, ему за 80 лет, вечный разумный противовес шумливого Н. Ф. Карпова. Та же приветливая улыбка, объятия… слезинки на глазах по поводу встречи.

Александр Петрович Шабалин, с которым работали на Востоке страны и завершали алмазную шахту «Бокситовая-2» на Северо-западе» страны. Собрались ребята - геологи, девчата «первого отдела»… а в среднем - то этой молодежи за пятьдесят и более. Вспоминаю душевные разговоры и тосты:

- За урановых людей – за людей первого Главка!

Более теплых слов в свой адрес я никогда не слышал.

Александр Афанасьевич, вытирая глаза и вспоминая, говорил:

- Эти полвека – трудное время. Но радостное. Вы все такие молодые, и я не старый. Работа кипела. Были и восторги. Были и несправедливости. Но знайте, Володя, мы не только восхищались вами – мы вас любили в Главке. И передайте всем Сосновским ребятам, кто уцелел, большой привет. Их результаты для России неоценимы.

Засиделись допоздна. Проводили меня… навсегда. А через считанные месяцы рухнул Главк – навсегда ли?

Я вернулся в Иркутск. Зашел в "Сосновку". Все свое, родное. Собрались пятеро: генеральный директор В. Г. Попов, руководитель "Читагеологоразведки" А. Д. Кондратюкин, генеральный директор АО "Сосновгео" В. К. Сверкунов, председатель профкома Николай Иванович Гуменюк - и я, приехавший из Главка. И тоже вечерняя посиделка – мое впечатление о Главке, обмены мнениями и мой тост:

- Ребята, вы сумели сохранить то, что другие развалили. Держитесь дружнее. Сегодня не до подвигов – сегодня подлости не надо делать. А выжить можно только поддерживая друг друга». Мне показалось, что так и будет. Хочу надеяться.

Последний костер

Это тоже символично. Мы собрались у меня на дачном участке, где живой лес, вид на Байкальские горы, уютная банька с верандой и навес над столом и лавками у костра для гостей.

Повод был: 70- летие нашего друга, куратора из науки, Юрия Михайловича Шувалова. Собрались друзья. Собрались ветераны урановой геологии: Михаил Денисович Пельменев - один из исследователей Витимского урановорудного поля, позже первый заместитель министра Геологии СССР; Борис Власов - бывший начальник Центральной экспедиции; Всеволод Медведев, начальник Северной экспедиции, ныне академик МАНЭБ; Олег Никифоров - ведущий геолог; Евгений Максимов - начальник Центральной экспедиции; Дмитрий Самович - главный геолог «Сосновгеологии», ветеран аэропоисков; Юрий Игошин - ведущий геолог, Попов Владимир Георгиевич - генеральный директор «Сосновгеологии», и я - слуга ваш покорный.

Сколько рождалось воспоминаний у этого собрания людей! Они все прошли полувековой путь к урану. Они были целеустремленными. Все хотели найти урановую руду… и находили. И слава находила их. Они испытали и боль разлук с друзьями, и разруху урановой геологии. Конечно же, у костра были и тосты. Желали Юрию Михайловичу Шувалову доброго здоровья. Особенно я желал, и подчеркивал, что из корыстных соображений: профессор, приезжая ко мне на дачу, всегда любил колоть дрова, просил иметь запас неколотых дров.

Владимир Попов произнес тост:

«За неравнодушных и влюбленных в дело»!

Все поддержали. А вот затем Михаил Денисович Пельменев в своем тосте высказал глубокую мысль:

«Где мера, которой можно измерить равнодушных? Их много. Они значимы».

Поднятый вопрос обсуждали. Вроде - нет меры. Но пришли к одному выводу:

«Равнодушные всегда «соучастники» и хороших дел, и преступлений. На них нельзя положиться. Но факт: они были, есть и наверное, всегда будут… И решения всегда принимаются с учетом их «голосов». Сами равнодушные должны бы понять, что пока их «хата с краю», ничего на Земле к лучшему не изменится – все может «пойти прахом» под атомный гул.

Максим Горький так сказал о равнодушных:

"А вы на земле проживёте, как черви слепые живут.

И сказок о вас не расскажут, и песен о вас не споют"...

 

Вечер был долгим. Приходили к выводу, что после деятельности геологов должен для потомков оставаться не только «Музей красивых камней», но и «Музей хороших людей».

На тех и других «образцах» новые молодые ребята должны становиться грамотными, нужными Родине людьми.

В своем завершающем тосте я употребил термин «урановые люди»: «Ребята, «урановые люди», выпьем за то, чтобы где-то в пути нам снова друг друга найти!»

Расходиться не хотелось. Все дружно повторили «парилку» и снова стол…, и разговоры, и стихи.

Вспомнились строки стихотворения ведущего геолога Леонида Гаврилова:

«Последний раз в ХХ веке

Мы пьем за всех, с кем довелось

Рубить визирки, в шахтах мокнуть,

Ломать тайгу, как дикий лось.

Стряхнем по капле водки на пол,

А после выпьем и споем,

Последний раз в ХХ веке

За этим дружеским столом»!

И снова рассуждали – кто они, эти урановые люди? Смертники? И приходили к выводу:

"Нет! Урановые люди не смертники! Это творцы. Смертники те, кто пробует строить мир в алчных интересах, не согласуя свои действия с законами и возможностью природы. Смертники те, кто не желает понимать и различать: права и обязанности, ответственность и… нравственность".

Вся страна решала «проблему урана». Многие так и не узнали до конца своих дней, что они работали на «урановый проект». Но они были, они жили, они творили. Они создали самое яркое произведение ХХ века – атомную энергетику.

Так хочется, чтобы в XXI веке в нашей стране рождались и мужали подобные сыны Отечества – красивые, сильные, смелые, высоконравственные.

Урановых людей породила и объединяла урановая цель: создание ядерного щита Родины и внедрение атомной энергетики в жизнь страны. Не было бы цели – не было бы ничего подобного!

В любом деле значение поставленной цели определяет масштабность мышления, оперативность действия и нравственность целенаправленных людей.

Любой финиш – расслабление.

Потеря цели – деградация.

Бесцельная жизнь – безнравственная жизнь.

Безнравственная жизнь – разложение и гибель.

А если говорить серьезно о «смертниках», читатель, мы – все потенциальные смертники, стоящие на урановом пороге с критической массой…

Урановые люди - это люди, когда-то «секретные», и теперь не известные никому. У них даже нет никаких, ни в каком документе записей, что они работали «на уран». Им бы памятник поставить – да не знаешь кому.

Шутя, вспомнили, что когда-то академик Трофим Лысенко запрещал убивать коров-рекордсменок, считая, что те заслуживают памятника.

 

И пришли к мысли: почему бы действительно не поставить памятник всем уранщикам страны по аналогии с памятником «неизвестному солдату» и назвать - «неизвестному уранщику».

И представляли, что это будет человек в сапогах, с рюкзаком, с радиометром на груди, а в руке «образчик» с нежным сиянием.

А рядом две каменных плиты. На одной слова:

«Потомкам - жителям XXI века, мы оставляем такое наследство, которое позволит им думать о нас с благодарностью».

Елизавета Бурова

А на другой плите - самооценка геологов-уранщиков:

"Все, что мог, я сделал

И пусть другой сделает больше!»

Николай Муромцев.

 

Однажды, на поминках Бориса Кобычева очень метко подвел итог жизни Юрий Козаченко:

"Пусть нас считают рабами, но мы строили Храм!"

Все это, читатель, живые слова людей, которых, к своему счастью, я знал лично. Это факты. И наш «костер» – тоже факт. Хотя хочется верить, что надежда сгорает последней… и мы снова не раз ещё встретимся и, может, большей компанией не у последнего костра.

 

...И он состоялся. Первое воскресенье апреля - это День геолога. В Иркутске в 2002 году в этот день ударил мороз и поднялась снежная метель. Метеослужба сообщала: "Такого не было с 1908 года". Говорят: "Хозяин собаку во двор не выгоняет". И в этот день звонок: "Петрович, попробуй добраться до своей дачи... затопи печку, к двум часам жди гостей... Пришлось добраться. Затопил печку в баньке. Открыл дверь на веранду, чтобы теплом пахнуло...

А к двум часам нагрянули гости: кто через забор, кто в обход по сугробам. С рюкзаками. С сумками... Метель. Восторги. Шутки. Объятия.

Я понял, что инициаторами дружного сборища в пургу были: главный геофизик "Сосновки" Иван Васильевич Шивторов и генеральный директор "Сосновгео" Валерий Кимович Сверкунов. С ними мои старые соратники по работе на урановых объектах.

Вот они перед глазами: улыбающийся главный инженер Виктор Членов, главный геолог Виктор Бухаров, ведущий геолог Игорь Ляшонок, энергичный Антон Зубовский, геофизики Сергей Максимов и Феликс Федорчуков, главный энергетик Георгий Подойницын. И, конечко же, сюрпризом, в такую погоду, наши милые геологини: Галя Максимова, Надя Лаврентьева, Тамара Алексеева, Лида Подойницына, Лена Шивторова и моя декабристка Неля.

Нашли железный лист. За ним развели костёр. Кто-то взялся жарить шашлык. Другие на тесной веранде собрали все столики, табуретки, чурки, доски. Стол готов и красиво накрыт. И выпивка, и закуска. Никакая пурга не страшна. И, конечно же, тосты:

"За тех, кто в поле. За прежние находки. За надёжных друзей. За Россию... И за тех, кого следует помянуть".

А ещё был тост напоследок, на посошок: "За традицию встречать День геолога у Петровича возле костра, несмотря на погоду".

Для меня был двойной праздник. Не забывают меня урановые друзья... Запомнился чудесный метельный праздник...

 

Порой хожу в одиночестве по своему участку и сетую на себя: может, маловато я скамеек наделал, чтобы рассадить всех друзей у костра… И строю скамейки.

С особым теплом вспоминаю друзей урановой молодости. Были и ошибки. Были и заблуждения. Зла ни на кого не держу – стараюсь вспоминать только светлое.

И снова вопрос: Может ли быть дружба навсегда? И отвечаю – может!

Помнится урановая дружба

И вспоминаю Вадима Аминева, с которым работали летом в 1955 году в районе Стрельцовки. Зимой на камералке могли прокутить зарплату и полмесяца жить на жареной картошке. Почти полвека спустя в Москве, куда я был направлен в кардиологический центр, мы встретились. Он достал бумажник и сказал:

- Вовка, я зарплату получил, а ты, наверное «на мели», давай пополам ее поделим.

Он кандидат наук, ветеран геологии, подрабатывает к пенсии в какой-то охране. А слова - то какие: «Давай поделим пополам».

И снова вспоминаю слова песни:

"Чтоб дружбу товарищ пронес по волнам,

Мы хлеба горбушку – и ту пополам".

Друзья в Ленинграде, в Москве, в Чите, в Краснокаменске, во многих городах страны, и конечно в Иркутске. Все разные, но свои навсегда. Вспоминаю и вижу их лица. И тех, кто живет, и тех, кого нет.

Разве забыть Сережку Дорошкова, с которым пять лет прожили в "общаге", в студенческой коммуне, а годы спустя грели у костра друг другу спины, засыпая в холодную ночь в гольцах Акиткана.

Есть дружба, читатель, она обязана жить!

Конечно же, умрет старая гвардия уранщиков… но должна народиться новая элита урановых людей, которая решит самую сложную проблему человечества – обеспеченность энергией, теплом и светом. И как завещание по вопросу использования ядерной энергии в будущем, я напомню:

«Не допускать грязных людей до ядерной энергии. Тогда эта энергия послужит не на вред, а на благо».

...«Вот и все, что было, вот и все, что было»…

Закончился путь к урану. И вот мы не в таежном, а в большом каменном доме.

Урановый дом

XX век урановые люди провожали с грустью: умер урановый проект. XXI век не принес надежд – урановая распродажа, мертвая тишина над «остатками урановой геологии» России. Нет радостной весенней суеты при сборах на поисковые работы. Нет аэропоисков. Нет наземной армии полевых отрядов. Нет разведчиков. Нет бурения. Нет скоростных подземных проходок к урановым залежам. Нет радости открытий и нет тостов «За находку!». В Сибири, где-то «посредине земли» – в Иркутске доживает Сосновская ордена Ленина экспедиция. Нет прежней цели, нет прежних ассигнований, нет больше промышленной базы. Осталось здание, где небольшой штаб, ждущий указаний… И конечно же, «фонды», где рядами стоят железные сейфы с тысячами документов и сотнями многотомных геологических отчетов - результат работ десятков тысяч урановых людей за ушедший XX век.

А рядом жилой массив – «звездочка», где доживают «неизвестные» люди. Это те люди, которые создали «урановую базу» России для атомной промышленности и «атомного щита» Родины. Это мои соратники, это мои товарищи, это мои друзья.

А еще стоит там один дом, такой же, как все, но в котором собраны почти все золотые знаки Лауреатов Ленинской премии за открытие урана России, знаки Лауреатов Государственной премии, высших орденов и медалей «За трудовую доблесть», множество специальных знаков – «Шахтерской Славы», «Заслуженный геолог» и памятных сувениров за трудовые подвиги.

В нем жили и доживают профессионалы почти всех геологических служб, первые уранщики Сибири 20-х годов и авторы отчетов по промышленным запасам урана России в XX веке. Это инженеры, и кандидаты наук, и доктора наук, и профессора, и члены академий. Это конкретные исполнители полевых работ и люди, прошедшие трудовой путь к урану от «геолога – работяги» до руководителя геологических служб партий, экспедиций, объединений и Министерства геологии СССР. Со многими жильцами моего дома я работал на поисках и разведке, вместе со многими принимал ответственные решения.

Вот они, заслуженные уранщики России, жильцы «уранового дома»: Патриарх урановой геологии Сибири П Е. Луненок, М Л. Хорунжий, Н.С. Рожок, В.А. Меншин, В.Ф. Токин, Л.Е. Окунев, В.Н. Тертичный, кандидат г.м. наук В.Я. Киселев, К.А. Метцгер, доктор г.м. наук М.Д. Пельменев, профессор Ж.В. Семинский, Лауреат Государственной премии В. А. Солодовников, И. Р. Коробенко, Лауреат Государственной премии В.А. Шлейдер, кандидат г.м. наук, академик МАНЭБ В.И. Медведев, заслуженный геолог В.П. Дзядок, Лауреат Ленинской премии Ю.Г. Рогов, кандидат г.м. наук Г.В. Зверев, В.С. Третьяков, В.Ф. Литвинцев, Б.М. Журавлев, М.П. Сосновских, Ю.В. Кульгин, Л.Д. Чирцов, О.С. Никифоров, Л.А. Морковкин, Лауреат Ленинской премии Г.П. Гагарин, Г.М. Левит, Н.И. Смехнов и другие ветераны урановой геологии.

Особо следует отметить из жильцов «уранового дома» славных женщин: Заслуженного геолога России Т.Н. Михайлову, женщину-буровика, кандидата техничеких наук Т.П. Бронникову, легендарную «хозяйку медной горы» Лауреата Ленинской премии Елизавету Ивановну Бурову, первооткрывателя чароита, доктора геолого-минералогических наук Рогову Веру Парфентьевну и, конечно же, самую заслуженную «урановую женщину» России, доктора геолого-минералогических наук, первооткрывателя многих месторождений урана, Лауреата Ленинской премии Лидию Петровну Ищукову.

И доброе слово членам семей, супругам моих товарищей, шедших рядом на пути к урану. Памятное доброе слово руководителю строительства и жильцу дома В.И. Темникову и инициатору строительства дома начальнику Сосновской экспедиции лучших результативных ее лет, профессору, Лауреату Ленинской премии Вадиму Михайловичу Степанову. В этом доме живет и автор книги, Лауреат Ленинской премии - ваш собеседник.

Сегодня незаметные жители этого дома и местечка «Звездочка» - элита урановых людей ХХ века.

Надежные, режимные люди – лучшие кандидаты в охрану и в вахтеры торговых фирм XXI века. Они, хозяева своих квартир, по сути, и не жили в них: то крайний Север, то голые степи… палатки, балки, таежные домишки. Одна работа – жизнь на потом… Сохранить

«Потом» – наступило. Грустная картина.

…Все чаще и чаще, на рубеже веков, убирают дворники по вечерам рассыпанные цветы и разлапистые ветки пихты после грустных, прощальных панихид.

Рядом с домом – небольшой скверик. С давнишних пор, на высоком дереве свили себе гнездо черные вороны.

Ворон – не буревестник. Ворон – предвестник печали. Но жильцы дома привыкли к птицам и полюбили ворон. В последние годы хватало времени наблюдать, как птицы выводили птенцов, а затем учили их летать. Ворон подталкивал птенца на край гнезда, а ворона страховала его в первом полете. Это умиляло урановых людей. На глазах рождалась новая жизнь. Грустно было вдовам или редким вдовцам-геологам. Мужская грусть больнее всего… Но жизнь идет своим чередом.

Однажды вороны сидели долго одни. О чем говорили они, никто не знал – вороний язык не знаком людям. А утром выпал снег. Ворона сидела покрытая снежком, как белым саваном. Ворон улетал… и прилетал снова. Он стряхивал снег со своей подруги и подолгу сидел рядом, как бы согревая ее. И снова улетал… И прилетал. Стало очевидным – ворона умерла.

Удивительно, но она больше месяца сидела в такой позе, цепко, не шелохнувшись. Только снег на вороне нарастал зимним сугробом. Старый ворон уже не стряхивал снег. Он просто прилетал и подолгу сидел рядом. Молодое воронье тоже прилетало посидеть рядом. Но больше оно беспокоилось о своей жизни. Молодые вороны постепенно веточку за веточкой растащили родовое гнездо. Опустело дерево… И однажды ворона в сильный ветер упала вниз… Дворник прибрал ее останки… Но ворон, пока мы живем, прилетает ежедневно и подолгу сидит на этом дереве… Ворон грустит – его жизнь в прошлом. Но память его жива… Жива его любовь… Никогда, как теперь, мне не казались черные вороны такими светлыми птицами.

Их смоляная урановая окраска как бы роднила их с жильцами уранового дома. Грустили соседи. Грустил я. Люди с душевным волнением обсуждали трагедию ворон, как свою…

Моя грусть сливалась с грустью одинокого ворона и с грустью моих соседей – старых уранщиков.

Новый век, где твой свет?!

Где ты, Уран – бог неба? Полей чистым дождем уставшие сердца людей, омой их. Всели веру в угасающие души. Освети вершину нравственности, чтобы увидели все… - куда идти, куда лететь…

Содержание:

• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Предисловие. Обращение к читателю
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 1. Мифы и факты об уране. Кто такой Уран - бог неба? Что такое природный уран?
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 1. Мифы и факты об уране. Урановая проблема. Секретные экспедиции
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 1. Мифы и факты об уране. Радиоактивная пыль и причины трагедий
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 1. Мифы и факты об уране. Смертники или Урановые люди?
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 2. Уран и человечество. Урановый век. Войны миров и нравственность
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 2. Уран и человечество. Народ, власть и нравственность
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 2. Уран и человечество. Новый век... или конец света?
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Часть 2. Уран и человечество. Современные мифы... и что дальше?
• «УРАН И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО». Прощание с читателем. Послесловие

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.
• Записки андрагога. Из дневника «Союза неугомонных»
  
  С 2009 года в Иркутске действует добровольческий образовательный проект «Высшая народная школа (ВНШ) для людей пенсионного возраста», девиз которой «Не доживать, а жить!» В этом году школке исполняется 15 лет…