ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-03-21-05-29-01
Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему...
2024-03-14-09-56-10
Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения...
2024-03-29-03-08-37
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
2024-03-29-04-19-10
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...

Рядом с облаками

Изменить размер шрифта

alt

 

У меня в руках документальная повесть писателя Николая Волкова «Пленники гор» – это о Верхнеленской поисково-съёмочной партии, в которой, после окончания восьмого класса, я со школьным другом Геной Зинковым работали маршрутными рабочими в тот роковой год, который и запечатлел писатель. В партию нас отправил отец Зинкова — начальник отдела кадров Иркутского геологического управления, чтобы летнее время не прошло без толку и к труду приучались.

Партия была одной из девяти Ольхонской экспедиции, базировавшейся в деревне Петрово — неподалёку от Еланцов. В геологический сезон партии были разбросаны в разных местах огромной территории, а зимой собирались на базе камеральничать, писать отчёты, составлять карты.

Шёл конец пятидесятых годов, развивалась космонавтика, а для ракет нужны были редкие металлы, которые содержал минерал микрокварцит. Из года в год шёл на Байкале интенсивный поиск.

Наша партия разместилась на мысе Елохин на самом берегу. Отсюда начались поисково-съёмочные работы. Мыс позволял держать надёжную связь с главной базой экспедиции воздушным и водным путём, но поисковые работы уводили на противоположный от берега склон Прибайкальского хребта, и геологам приходилось подниматься на заоблачные высоты с вечными снегами и ледниками.

Это не только усложняло и без того нелёгкую жизнь геологов, но выматывало до потери сил.

На Елохине мы расстались с Геной: я попал к геологу Борису Барвинскому и геофизику Анатолию Грушину. На катере нас доставили с запасом провианта и нехитрым оснащением для жилья и работы, необходимым в тайге. Мы разбили одну большую палатку, одну для бани, соорудили кухню-навес и стали готовиться к первому маршруту и моему дебюту в большой геологии.

Пока я ещё любовался заснеженными вершинами, доходившими до двух тысяч шестьсот метров. Мы находились далековато от партии, на мысе Первом Кедровом, и когда Байкал притих, нависла ломящая тишина, и только всплески хариуса нарушали её.

Барвинский был опытным таёжником, и мы к вечеру сделали в большой палатке нехитрые нары, а к палатке, приготовленной под баню, натаскали крупных камней для пара, соорудили очаг для кухни, выкопали погреб под продукты — в общем, обосновались. Катер должен был нас навещать, а пока мы рассчитывали свежий продукт получить от природы, глядя, как плещется хариус. У геолога к тому же боевой карабин, в снегах можно и оленя добыть. С голоду не пропадём!

После первого маршрута я перестал любоваться красотой Прибайкальского хребта, хотя вылазку Барвинский сделал небольшую — по карте решил обследовать ближайшие скальники, не доходя до перевала. Пока это была «прогулка», но набитый камнями рюкзак больно бил по спине, и геолог, увидев мой взгляд, стал образцы складывать себе. Он дотошно осматривал каждое обнажение, отколов породу, описывал её в своём дневнике, а Грушин обследовал скалы радиометром. В лагерь вернулись рано, но я понял, какая впереди ждёт работа. Вечером наловили рыбы и жарили её на рожне.

Утром взяли с собой палатку, консервов и стали подниматься по звериной тропе вдоль небольшой речушки. На плоскогорье Барвинский остановился: «Здесь возле ручья ставим палатку. Собирайте сучья для костра. Зайдём к западному склону и вернёмся сюда на ночёвку!» По обе стороны от палатки были отроги соседний гор, которые с одной стороны отделял километровый каньон с рекой внизу. На языке геологии такие места называются водоразделами, в этих горах их множество, и можно легко заплутать в них, так и не выйдя к Байкалу.

Утром, попив крепкого чая, разделили на троих банку тушёнки и отправились к вечным снегам, на которых чёрными пятнами лежали олени, их загнал туда гнус. «Вот нам и подкрепление к консервам», — потянулся Грушин к карабину Барвинского, но тот отодвинул его руку. «Пока у нас есть еда, надо работать» — убеждённо сказал геолог.

Мы вышли на перевал, внизу с одной стороны простиралась бескрайняя тайга, а с другой блестел Байкал. Начали спускаться, заработал молоток Барвинского, и рюкзак у меня стал наполняться. По другую сторону обрывистого каньона переливался и сверкал скальник.

— Золото? — с восхищением воскликнул я.

— Нет, как раз то, что ищем, — расхохотался в ответ Барвинский, — но туда нам не попасть — не альпинисты — придётся через Елохин по тайге перебираться, — он сделал пометку на карте, — а сейчас возвращаемся: солнце садится.

Я был доволен: рюкзак не так полон и образцы небольшие — нам обратно к берегу спускаться, а здесь работа ещё не закончена. Каждый день мы обследовали западный склон, но закончились взятые продукты.

— С утра сходишь вниз, заночуешь на берегу и с продуктами — назад. Осторожно и спокойно, хотя у медведей начались брачные дни, идёшь и по деревьям стучишь молотком, лохматые этого боятся и уходят, только не беги, если увидишь, — пояснял геолог.

Я был не в восторге, но отправился в путь по звериной тропе вдоль речушки. Когда началось смеркаться, стало не по себе, а когда уже показался берег, неподалёку от тропы увидел что-то непонятное и страшное, я стал стучать и кричать, а ближе разглядел огромную корягу, каких здесь множество.

Уф! Дошёл! Развёл наш очаг, съел банку тушёнки, напился чаю с сахаром, залез в палатку и уснул с головой в спальном мешке. Утром соскочил от непонятных звуков и схватил было молоток для обороны, а в отверстие под трубу просунулись ноздри, и нечто заржало по-лошадиному. «Ой, лошадь, откуда?» — обрадовался я, и выскочил наружу. Возле палатки стояла коричневая лошадь и тихо ржала — по видимому надо мной...

Я понял, что она прибрела со Второго Кедрового, где стояла партия Свинтицкого и где загружали на катера образцы пород. Там даже причал сделали, об этом рассказывал Барвинский. Послышался топот копыт и появился сам Свинтицкий: «Так и думал, что к вам пошла, — прокричал он, — что, напугался? С гор спуститесь — в гости загляну», — и ускакал, гоня впереди лошадь.

В горы поднялся без приключений, развёл потухший костёр, а в это время из маршрута вернулись геолог и геофизик. Они страшно обрадовались: весь день ни росинки во рту.

Уже внизу, возле костра, я рассказал про лошадь, и оба до упаду хохотали. «Хорошо я тебе про соседей рассказал, — всё ещё хохоча хлопал меня по плечу Барвинский, — завтра баню устроим...»

Но пришёл катер, и надо было собираться. Барвинскому сообщили радостную весть, что у него родилась вторая дочь и теперь есть Вера, а вторую назовут Надеждой, доживёт и до Любови.

Мы с Геной уехали в середине августа: надо было готовиться в школу, а то со мной начали случаться всякие неприятности, какой-то злой рок — то с каменной осыпи полетел, едва успел за стланник ухватиться. Как-то нога попала в расселину между камнями — едва вытянули...

Страшную весть узнали уже в городе в конце августа.

...В маршруты Грушин ходил с Катериной Бухаровой — женой начальника партии. Они заблудились в водоразделах. Барвинский нашёл их, отдал тёплую одежду, пищу. Они не могли идти продрогшие, уже снег пробрасывало.

Барвинский пошёл за помощью и не вернулся.

Геолог сам промахнулся в водоразделах.

Нашли Барвинского замёрзшим — на перевале началась непогода. Недвижное тело его лежало в семистах метрах от палатки, в которой геологи на всякий случай хранили специальный резерв продуктов и спальных мешков...

Дело Барвинского по его дневникам продолжили геологи Мац, Бухаров и Широбоков. А духи Байкала будто жаждали новых жертв. Виктор Давидович Мац, опытный таёжник, вдруг бесследно пропал в этих же краях. Его друг Иннокентий Михайлович Широбоков поднял все возможные силы, немедленно отправился на поиски. Тщетно! Когда прошли все мыслимые сроки, Виктор Мац сумел-таки выбраться к людям с закружившего его Прибайкальского хребта. Не хотел Байкал расставаться со своими микрокварцитами, испытывал геологов на прочность.

А в справочных документах осталась скупая запись: «По левым протокам р. Малой Черемшанки проявление полиметаллической минерализации обнаружено в коренном залегании. До получения анализов трудно оценить содержание рудных компонентов. Визуально рудопроявление представляет несомненный интерес. Широкое распространение рудных минералов цинка и свинца (сфалерита и галенита) в шлихах, взятых из речных отложений, свидетельствует о том, что дальнейшие работы не участке весьма перспективны».

  • Расскажите об этом своим друзьям!