Рассказы отца (продолжение) |
Первая медаль
– Пап, а ты «За отвагу» на Курской дуге получил? Борис остервенело крутил ручку телефона. 2-ой роты на связи не было, и по тому, как легко крутилась рукоятка индуктора, было ясно, что линия оборвана и оборвана где-то рядом. – Может, кто-нибудь в траншее запнулся, – надеялся Борис, но и сам не верил в эту спасительную ложь, – оборвал и сейчас… – Павлова, быстро, – комбат, не отрываясь от стереотрубы, протянул руку назад. Павлов, командир 2-ой роты, как раз и не отвечал. – С Павловым связи нет, – Борис произнёс эти слова каким-то жалким голосом. – Связь с Павловым, быстро! – голос комбата сорвался на крик, но был заглушен близким взрывом танкового снаряда. Комбат так и не оторвался от окуляров. – Я сейчас, – голос Бориса был сиплым, но спокойным. Кивнув радистке, сидящей рядом с ним, он схватил автомат и на ходу уже подхватил катушку с проводом. По траншее он бежал, держа в одной руке автомат, а в другой телефонную нить. Катушка весомо била его по спине, но он даже не замечал этого. 50 метров, 100, ещё один поворот и траншея кончилась. Дальше было свободное пространство, всего метров 20, а потом снова траншея, но уже 2-ой роты. Так называемый ход сообщения если и был ранее намечен, то сейчас его не было. А хуже всего было то, что метрах в 40 стояла немецкая «Пантера» и её пулемёт выбивал пыль по брустверу и свободному пространству. На дне траншеи сидели два бойца и отрешёнными глазами смотрели перед собой. Борис знал их в лицо, это были ребята из первой роты. – Что, славяне, загораете? – Борис присел рядом с ними и неожиданно пожаловался. – А у меня вот линия на обрыве. Один из солдат медленно повернул голову: – А на что твоя связь, сейчас всем хана будет! Вишь как лупит, не высунешься. Сейчас пехота подтянется, и возьмут нас голыми руками. – А чо сидите-то? – Борис начал заводиться и попытался высунуться из окопа. Всё тот же солдат ловко и сноровисто перехватил его движение и прижал к стенке окопа. – Не лезь, он хорошо пристрелялся, видишь? – и он подбородком указал себе под ноги. Там лежал третий, которого Борис поначалу не заметил. Тяжёлая пуля танкового пулемёта раздробила верхнюю часть головы так, что Бориса чуть не стошнило. – И что, так и сидеть? – голос его дрогнул. – Так и сидеть, – подтвердил мёртвым голосом солдат, – гранат у нас противотанковых нет, чего с ним сделаешь, он вишь как встал, не докинуть, вот и сидим, ждём. – Его напарник не произнёс ни слова и видимо даже не слышал разговора. Борис глянул ему в глаза, и ему стало жутко. – Вот это влип. Обрыв провода наверняка наверху, рядом, но добраться до него, и тем более скрутить кабель, хана, – подумал про себя Борис с ненавистью, на мгновение выглянул из окопа и сразу присел. Бруствер над его головой закипел от града пуль и засыпал его пыльной крошкой. Почему-то вспомнилась соседская девчонка, на которую исподтишка заглядывались все мальчишки во дворе, но она отдавала предпочтение Серёжке, его дружку. А на Бориса даже не глядела, только смеялась, рыжий, мол. Борис за такие слова пацанам не один нос расквасил, но что с девчонкой сделаешь! И себя вдруг, словно со стороны увидел. Идёт это он с работы первый раз в жизни, весь в мазуте, целый день какие-то железяки в керосине отмачивал, а его сверстники во дворе в городки играют. – Борька, распечатай письмо, – это Серёга к нему подбегает, – уже два кона никто открыть не может.* «Письмо» – одна из фигур в русской игре «городки», самая сложная для выбивания. А девчонка услышала и этак хмыкнула, и плечиками передёрнула. Ну, зараза! Взял он биту, встал к черте, осмотрелся, потом отошёл ещё на пару шагов, примерился к тяжести биты и снизу вверх, включая в движение бедро, бросил, практически не глядя на площадку с письмом. И пошёл себе домой отмываться. Только услышал за спиной восторженные крики, попал, значит. А на девчонку так и не поглядел, знай наших! – А если… – мысль ещё вертелась в голове, а он уже скинул со спины катушку, прислонил к ней автомат: – Покарауль, – и бросился бежать. Гранаты налево от входа, в нише, значит, можно не входить в блиндаж, лейтенант и не заметит, – он на мгновение представил что будет, если комбат его увидит, связи-то нет, и чуть не врезался в следующий поворот. Вот и вход в блиндаж. Борис упал перед дверью и сунул руку внутрь, наощупь отыскивая нишу с гранатами. – Есть одна, давай-ка вторую сюда, – обратный путь показался намного короче. Автомат и катушка с проводом стояли на месте, солдат удивлённо и недоверчиво посмотрел на него. – А я думал ты того, сбежал. – Не бзди, земляк, – Борис, не вставая с колен, выдернул чеку и бросил первую гранату в промежуток между танком и траншеей 2-ой роты. Грохот взрыва поставил его на ноги. До танка так и осталось сорок метров, а пулемет его выбивал длинный шлейф пыли на бруствере соседней траншеи. Как когда-то с битой пошла рука, и граната высоко взлетела в воздух. А Борис уже сидел на дне окопа, что там смотреть, не девчонка же. Взрыв! Танковый пулемет замолчал. – Раз, два, три, – Борис выпрямился. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что граната попала точно под днище танка, а этого ни один экипаж не выдержит. Несколько секунд, и с проводом в одной руке, катушкой в другой и автоматом за спиной он выскочил из окопа. Метрах в двенадцати конец провода чуть не выскочил у него из руки, Борис аж крутнулся на каблуках и упал на бок. – Всё, родненький, – зубами срывая изоляцию на проводах, он глазами искал второй конец, – вот он, даже вставки не надо, зря катушку тащил, – пожурил он себя за синяки на рёбрах, а руки уже сращивали очищенные концы. Связав два провода так, чтобы они никоим образом не могли коснуться друг друга оголёнными местами, он тряхнул провод и тот пошёл волнами, как у гимнасток лента, такое он видел в цирке на арене. Побежал обратно. Связи у комбата ещё не было, поэтому его движения были всё такими же стремительными, как и прежде. Пробегая мимо солдат, он хлопнул собеседника по каске. – Не дрейфь, жить будем! Буквально влетев в блиндаж он схватил трубку аппарата и, ещё не поднеся её к уху, услышал отборный мат ротного связиста. – Чего орёшь, давай Павлова, комбат требует, – как можно спокойней произнёс Борис и протянул трубку комбату. Лейтенант, так и не повернувшись от стереотрубы, схватил трубку и закричал в нее: «Ты какого…» Борис облегчённо вздохнул и потянулся к карману, где у него точно был табак на бо-о-ольшую самокрутку. Пальцы чуть дрожали, но табак не сыпался, бумага не рвалась. Цигарка получилась знатная. Прикуривая, он поймал восхищённый взгляд радистки и почувствовал себя совсем хорошо. Вечером Бориса вызвали к комбату. Тот сидел перед дощатым столом, на котором лежали документы и стояла чернильница-непроливайка, гордость батальонного писаря. Сам писарь сидел на другом конце стола и даже не поднял головы, так он был занят. – Товарищ старший лейтенант, рядовой Пискунов по Вашему приказанию прибыл. Комбат повернулся к Борису. – Ты что же это, друг ситцевый, самовольством занимаешься? Когда бросишь свои партизанские замашки, разведчики и те от тебя отказались, – комбат намекнул на недавние события, которые чуть не окончились для Бориса плачевно, хотя именно комбат и спас его тогда от серьёзного разговора с особистом. Борис как можно более непринуждённо пожал плечами, мысленно вспоминая свои грехи. – Вроде бы ничего особенного не было, что, наябедничал этот гад? (Писарь продолжал писать, не поднимая головы, – что он там разузнал, может… да нет, нас трое было, Петька уже в госпитале, а Валерка не сдаст...) Он благоразумно продолжал молчать. – Ну, что молчишь, язык проглотил? – продолжал разнос комбат, – мне доложили, – комбат бросил быстрый взгляд на писаря, – что ты сегодня танк подбил, так или нет? – Так точно, – Борис решил, что его видели бегущим за гранатами, – неужто влип? – Это когда же ты успел, я тебя разве отпускал с НП? – голос комбата поднялся на тон выше. Нет, не знает, не доложил этот, – Борис посмотрел на склонённую голову и перевёл взгляд на комбата: – Товарищ комбат, так это я когда делал линию на вторую роту, вы тогда связь требовали, а линию и оборвало. Ну, я побежал, а там «пантера» прямо на кабеле, не даёт проходу, вот и пришлось. – Борис перевёл дух и замолчал. Много говорить было опасно, мало ли что рассказал комбату этот… Комбат помолчал и потом спросил чуть подобревшим голосом. – Так ты что, это, «пантеру», ну, между делом подбил? – он как-то странно посмотрел на Бориса. – Так точно, – по-уставному ответил Борис и вытянулся по стойке смирно, прямо и бесхитростно глядя в глаза лейтенанта. Боковым зрением он заметил движение на другом конце стола, но продолжал «есть» глазами начальство. Наконец комбат опустил глаза и отвернулся. – Ты знаешь, что за подбитый танк положен орден? – Так точно! – Борис продолжал стоять вытянувшись. Комбат задумчиво стучал пальцами по столу. – Панасенко! – Слушаю, товарищ старший лейтенант. – Подготовь наградной лист на бойца, выпиши «За отвагу», понял? – Так точно, – голос писаря был сух и обижен. – Ладно, Борис, когда ещё твоя придёт, а сейчас держи, – комбат отстегнул от своей гимнастёрки медаль, подержал её в руке и решительно опустил в кружку, – это у тебя первая? – Ага, – ответил Борис, взял кружку и растерянно заглянул в неё. – Ну что смотришь, заработал, не задерживай кружку, первую награду обязательно обмыть надо, чтоб не последняя, – комбат встал из-за стола и протянул Борису руку. – Поздравляю, носи, заслужил.
Тэги: |
|