ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

По какой-то странной причине люди склонны идеализировать вампиров…

Дина Хапаева, polit.ru   
29 Января 2020 г.
Изменить размер шрифта

Книга историка и социолога Дины Хапаевой «Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма» посвящена танатопатии — завороженности нашего общества смертью. Ниже предлагается любопытный отрывок, посвященный вампирам.

По какой-то странной причине люди склонны идеализировать вампиров…

В наше время вампиры не только вытеснили людей на второй план повествования; по сравнению с людьми, они всемогущи и неуязвимы. В классических историях описываются некоторые способы умерщвления вампиров — например, серебряная пуля или осиновый кол. До относительно недавнего времени эти методы были действенны, человек мог одержать победу даже над самим Дракулой, но сейчас всё изменилось. В романах Стефани Майер человек абсолютно не способен уничтожить вампира. В «Ночном дозоре» Лукьяненко люди совершенно беспомощны в противостоянии с нелюдьми; лишь оборотень или старший по иерархии вампир может оборвать жизнь себе подобного. В некоторых других книгах и фильмах вампира может погубить солнечный свет, огонь или укус оборотня. В основном же нынешние вампиры бессмертны и превосходят человека во всём: они способны летать, обладают магической силой, могут читать мысли смертных и воспламенять предметы усилием воли. Вампиры проходят сквозь стены и предвидят будущее. Эти невероятные возможности соотносятся с их описаниями в классических нарративах, но за одним важным исключением: в традиционных готических историях вампир всегда, рано или поздно, появлялся в качестве совершенно омерзительного чудовища. Вот, например, как описывает Дракулу рассказчик Джонатан Харкер:

И тут я увидел нечто, наполнившее меня ужасом до глубины души, — наполовину помолодевшего графа: его седые волосы и усы потемнели, щеки округлились, под кожей просвечивал румянец, губы стали ярче прежнего, на них еще сохранились капли свежей крови, стекавшей по подбородку. Даже его пылающие глаза, казалось, ушли вглубь вздувшегося лица, ибо веки и мешки под глазами набрякли. Такое впечатление, будто это чудовище просто лопалось от крови. Он был как отвратительная пресытившаяся пиявка. Дрожь и отвращение охватили меня, когда я наклонился к нему в поисках ключа <...>. Мне безумно захотелось избавить мир от этого чудовища.

При первой же встрече с Дракулой бедняга Харкер испытывает чувство физического отторжения, даже еще не зная, с кем он имеет дело:

Когда граф наклонился и дотронулся до меня рукой, я невольно содрогнулся, почувствовав — не знаю отчего — сильное отвращение, и, как ни старался, не мог его скрыть.

В «Кармилле» Ле Фаню, несмотря на красоту графини Миркаллы, сердце юной рассказчицы, Лауры, переполнено ужасом, когда она вспоминает свою подругу:

Но прошло еще много времени, прежде чем ужас от пережитого стал забываться, и теперь Кармилла вспоминается мне в двух разных образах: иногда — как шаловливая, томная, красивая девушка, иногда — как корчащийся демон, которого я видела в разрушенной церкви.

Еще один пример: прелестная сербская пейзанка по имени Снедка из рассказа «Семья вурдалака» превращается в чудовищный скелет на глазах у ошеломленного маркиза.

В современных текстах вампиры могут быть пугающими, но не отталкивающими. Так, если они превращаются в животных («Родня: избранные» или «Дневники вампира»), то подобная трансформация делает их еще более привлекательными. В «Empire V» Пелевин столь красочно описывает процесс трансформации в летучую мышь, что читатель невольно восторгается этой поразительной герменевтикой внутреннего мира вампира. Это разительно отличается от описания Харкером графа Дракулы, когда он «боком спускается по стене замка, словно гигантская ящерица», — рассказчик переполнен чувством отвращения. В классических историях животные повадки вампиров лишь подчеркивали их чудовищность. Так, Кэрол Сенф считает, что в каноническом романе Стокера Дракула и прочие вампиры представлены как существа совершенно иного порядка, стоящие ближе к представителям животного мира, чем к людям. Дракула передвигается как зверь — точнее сказать, рептилия; это «существо настолько бесчеловечное, что любому читателю становится ясно, что держаться от него надо подальше».

И тут опять наблюдается разительный контраст между современными и классическими вампирами: кровожадные герои современных вампирских саг представлены невероятно привлекательными. Вот какое впечатление производят они на школьницу из «Сумерек»:

Одна высокая, стройная, с длинными золотистыми волосами и фигурой фотомодели. Именно такие чаще всего появляются на обложках глянцевых журналов. По сравнению с ней остальные девушки в зале казались гадкими утятами. <...> Я смотрела на них потому, что никогда в жизни не видела ничего прекраснее, чем их лица, разные и одновременно похожие. В школе заштатного городка таких не увидишь — только на обложках журналов и полотнах голландских мастеров.

А вот еще более восторженное описание вампира Эдварда Каллена:

Наверное, даже на небесах не найдешь ангела красивее! <...> На ярком солнце он выглядел более чем странно. Я никак не могла привыкнуть, хотя и наблюдала за ним уже несколько часов. Бледная кожа, слегка покрасневшая после вчерашней охоты, сияла, словно усыпанная алмазами. Эдвард неподвижно лежал на траве, а расстегнутая рубашка обнажала сверкающий мускулистый торс и блестящие руки. Мерцающие, цвета бледной лаванды веки были полузакрыты, хотя он, конечно, не спал. Мне казалось, что передо мной статуя, вытесанная из неизвестного людям камня, гладкого, как мрамор, сверкающего, как хрусталь.

При этом современные вампиры элегантны и обладают безукоризненным вкусом. Помимо физического совершенства, они также артистически одарены, а их интеллект и социальные навыки несопоставимы со скромными человеческими возможностями. Кроме этого, современные вампиры — носители высокой культуры. В фильме «Поцелуй проклятой» (Ксан Кассаветис, 2013) вампиры представляют собой рафинированную артистическую элиту. Пожалуй, наиболее типичным недавним примером этой тенденции может послужить кинокартина «Выживут только любовники», согласно которой все достижения человеческой культуры, включая величайшие музыкальные произведения и даже пьесы Шекспира, — это заслуга вампиров.

Со времен эпохи Возрождения считалось, что человек — его природа, тело, разум — это вершина эстетического совершенства. В современных же вампирских сагах люди бесконечно далеки от таких идеальных существ, как вампиры. Представителям рода человеческого в этих историях остается лишь поделиться с читателем своим чувством унижения от сравнения с совершенством вампира, как, например, это делает Белла из «Сумерек»: «<...> рубашка была распахнута на груди, обнажая шею и мускулистый, как у греческой статуи, торс. Разве такой красавец может быть моим? И не мечтай!» А в каком блеске предстают голливудские вампиры в исполнении таких актеров, как Брэд Питт или Кейт Бекинсейл!

Важный момент: авторы современных вампирских саг нарочито подчеркивают непривлекательность человека по сравнению с элегантным вампиром. К примеру, Белла Свон в романе «Сумерки» — девушка некрасивая, и даже в день своей свадьбы на фоне вампиров женского пола она смотрится крайне невыигрышно. Одной из вампирш приходится приложить все усилия для того, чтобы Белла выглядела подобающим образом. В «Ночном дозоре» тоже немало упоминаний о человеческом несовершенстве:

Я пробежал мимо светящихся витрин, уставленных поддельной «гжелью», заполненных бутафорской едой. Мимо, по проспекту, неслись машины, шли редкие прохожие. Это тоже было подделкой, иллюзией, одной из граней мира, единственной доступной для людей. Хорошо, что я не человек.

В романе Пелевина «Empire V» люди до такой степени социально неприспособленные и умственно отсталые, что новообращенным вампирам приходится проходить специальный обучающий курс («Дискурс и гламур»), позволяющий достичь необходимого уровня философской утонченности и уверенности в себе. Главный герой книги — недавно «обращенный» вампир Рама так рассуждает на тему странного отношения нынешних людей к вампирам:

По какой-то странной причине люди были склонны идеализировать вампиров. Нас изображали тонкими стилистами, мрачными романтиками, задумчивыми мечтателями — всегда с большой долей симпатии. Вампиров играли привлекательные актеры; в клипах их с удовольствием изображали поп-звезды. На Западе и на Востоке селебритиз не видели в роли вампира ничего зазорного. Это действительно было странно — растлители малолетних и осквернители могил стояли куда ближе к среднему человеку, чем мы, но никакой симпатии человеческое искусство к ним не проявляло. А на вампиров изливался просто фонтан сочувственного понимания и любви...

Подобное обожание не ограничивается лишь миром выдумки. Тот факт, что даже на страницах Forbes можно увидеть статьи, посвященные вампирской тематике, говорит о том, что вампир стал органичным элементом современной культуры. Еще один пример безудержного увлечения вампирами — в интернете есть различные списки «детских вампирских имен». Родственники дракона, однажды покорившего воображение Толкина, вампиры олицетворяют собой готическую эстетику лучше, чем любые другие представители нежити, потому что они воплощают собой нечеловеческий идеал нашего времени.

Книгу историка и социолога Дины Хапаевой «Занимательная смерть. Развлечения эпохи постгуманизма» (перевод Дмитрия Ускова, Ларисы Житковой) представляет издательство «Новое литературное обозрение». Оснавная тематическая канва - завороженность нашего общества смертью.

Тридцать лет назад Хэллоуин не соперничал с Рождеством, «черный туризм» не был стремительно развивающейся индустрией, «шикарный труп» не диктовал стиль дешевой моды, «зеленые похороны» казались эксцентричным выбором одиночек, а вампиры, зомби, каннибалы и серийные убийцы не являлись любимыми героями публики от мала до велика. Став забавой, зрелище виртуальной насильственной смерти меняет наши представления о человеке, его месте среди других живых существ и о ценности человеческой жизни, равно как и о том, можно ли употреблять человека в пищу. В книге предлагается новый подход, впервые рассматривающий революцию в обрядах и практиках, связанных со смертью, и эволюцию изображения насилия в романах и кино как единый культурный процесс. Длительная история критики гуманизма и антропоцентризма французской теорией, движением борьбы за права животных, трансгуманизмом и постгуманизмом позволяет проследить этапы превращения антигуманизма в ходовой товар индустрии развлечений.

На портале "Мои года" всегда можно познакомиться с событиями культурной жизни:

И по таинственной теме Смерти тоже есть что почитать:

Polit.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!