ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-03-21-05-29-01
Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему...
2024-03-14-09-56-10
Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения...
2024-03-29-03-08-37
16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
2024-03-29-04-19-10
В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за...
2024-04-12-01-26-10
Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой...

Николай II и Сталин. Нормальность против чрезвычайщины

Изменить размер шрифта

Из опроса ВЦИОМ об отношении граждан России к событиям гражданской войны большинство СМИ выделили новость о том, что император Николай II обошел по популярности Иосифа Сталина. Рейтинги царя и «отца народов» различаются не сильно – 54% у Николая II, 51% у Сталина.

Мало того, нельзя не отметить, что рейтинг Сталина за последнее десятилетие сильно вырос – с 28% в 2008 году он подскакивал до 52% в 2017, чему способствовала развернувшаяся в нашем обществе достаточно агрессивная неосталинистская пропаганда, увязывающая облик Сталина не столько с террором против собственного народа, сколько с державностью, патриотизмом и победами. Но, тем не менее, высокий престиж царя весьма показателен, особенно если учесть, что он связан с более низким, чем у Сталина, антирейтингом – 23% против 28% (впрочем и тут сталинский антирейтинг в наши дни сильно просел по сравнению с пост-перестроечной эпохой, когда он составлял 48%).

И Николай II и Сталин относятся, однако в сознании большинства из наших современников, к одной и той же области патриотического антилиберального консенсуса – они ассоциируются с представлением о России как о великой державе, с традиционными ценностями, с необходимостью восстановления мощного государства, с ценностью самостоятельного развития, индустриализации и т.д., а главное – с отрицанием революции и необходимостью противостоять внутренним процессам разложения общества.

Николай II у нас воспринимается как государь, предательски погубленный изменой либералов и царедворцев и революцией; Сталин, как лидер «термидора», который с революцией покончил – исторически второе представление совершенно неверно, но восторжествовавший в сознании нашей публики миф именно таков.

В этом смысле, характерно доминирование обоих исторических деятелей над Лениным, который символизирует революцию – у него лишь 49% поддержки. Хотя не может не тревожить популярность у молодежи до 24 лет Льва Троцкого: 49% юношества симпатизирует этому кумиру леваков, хотя общество в целом относится к Троцкому как воплощению революционного радикализма резко отрицательно – 46%. Еще большую антипатию снискал лишь Нестор Махно, который выступает как образ того, что одинаково ненавистно как красным, так и белым, – анархии, да еще и с украинским колоритом.

Монархистов и сталинистов разделяют не отрицательные ценности, а положительные, программные. Явно нарастающая дискуссия между этими двумя группами патриотов, которые недавно еще охотно мирились между собой и выступали во многих случаях единым фронтом, связана с вопросом о методах политики.

Сталин – это воплощение чрезвычайных методов чрезвычайного века русской истории. Люди, ставящие ему «лайк» как правило склонны к риторике о том, что «только массовые расстрелы спасут родину», уверены, что «лес рубят – щепки летят», хотя, почему-то уверены, что сами окажутся в роли топора, а не щепок. Фактически «народный сталинизм» базируется на представлении о том, что Россия должна быть великой державой, а для этого можно жертвовать в неограниченных количествах человеческими жизнями, зачищать с помощью террора «врагов», причем не только подлинных, но и мнимых (должны же лететь щепки). Цель, величие, оправдывает любые средства.

Правда в последнее время сталинистское мировоззрение изрядно подрубают реальные исторические исследования. Выясняется, что сталинская индустриализация, базировавшаяся на чудовищной коллективизации, была лишь латанием дыр после разрухи времен революции и гражданской войны – к прежней динамике экономического роста страна после «великих потрясений» так и не вернулась.

Выясняется, что скачок в условиях недостачи первого производственного фактора – капитала, был достигнут преимущественно за счет удешевления практически до нуля цены второго производственного фактора – труда. Иными словами, мы стали первым в истории обществом, ухитрившимся базировать индустриальную экономику на рабском труде. Что зависимость от иностранных военных технологий, ради предоления которой и затевалась, вроде бы, индустриализация, оставалась значительной и до и после войны, только до мы зависели от немецких моторов для «Миг»-ов и немецких станков для «Т-34», а после от копирования американской техники.

Становится понятно, что чудовищный перерасход человеческих жизней в борьбе с агрессором за победу, не имеет никаких рациональных объяснений и был прямо запрограммирован особенностями предвоенной сталинской политики. Даже сталинская геополитика, традиционно считавшаяся сильной стороной вождя, вызывает много вопросов: советский лидер хотел оставить Выборг «социалистической Финляндии», предлагал Калининград в обмен на объявление послевоенной Германии «единой и нейтральной», упустил Августовский край, который мог бы стать мостом к Калининграду сегодня, буквально «отравил» советскую Украину включением бандеровских областей Галиции, в общем заложил немало мин под нашу нынешнюю ситуацию.

Великие достижения оказались не чрезвычайно великими и дороговато-то обошлись русскому народу, тридцать лет «ходившему под наганом» как писала Ахматова.

И тут более становится понятна природа симпатий к последнему императору. Николай II – это не просто образ «России, которую мы потеряли», это символ нормального спокойного позитивного исторического развития, осуществляемого властью, которая в принципе не приемлет людоедства и паранойи как нормы политического поведения.
При последнем императоре страна пережила бурную индустриализацию, победила голод в деревне, вышла на передовые рубежи технического развития – вспомним самолеты Сикорского или тот факт, что основные работы Циолковского, Цандера и расчеты Шаргея-Кондратюка по космическим полетам появились до 1917 года.

Создана была мощная военная промышленность, давшая эффект не только в Первую, но и во Вторую мировые войны: и Ленинград и Севастополь обороняли царские береговые батареи и орудия царских линкоров, не будь которых черноморская база не продержалась бы год, а Город на Неве – пал бы. В общественном развитии страна двигалась ко всеобщей грамотности, фактом стал восьмичасовой рабочий день на большинстве предприятий, формировалось социальное государство, столыпинские реформы создавали крепкий средний класс.

Постепенно исторические исследования освобождают нас от клеветнического мифа об «отсталой России», мы обнаруживаем страну, развивавшуюся высочайшими темпами, результаты которой искусственно занижались ради того, чтобы более чем скромные достижения первых десятилетий советской власти представали настоящим «скачком».

Однако историческое движение России сопровождалось серьезными испытаниями: неудачное начало русско-японской войны, которую разожженная внутри страны революция превратила в поражение. Два года смуты. Перманентная ожесточенная культурная война интеллигенции против государства, не знавшая никаких ограничений в методах – клевета, ложь, провокации, — так формировалась «черная легенда» о самом Николае II.

Сочетание заговора и мятежа, приведшее к падению монархии накануне успешного окончания Мировой войны. Напомню, что, вопреки распространенному красному мифу, царизм не только не «проиграл» Первую мировую, – он уверенно её выигрывал, на момент отречения императора русская армия стояла на территории двух из трех граничивших с нею вражеских государств. Армия не разбегалась и сохраняла некоторую боеспособность даже при временном правительстве. «Поражение России в Первой мировой» – целиком и полностью продукт Брестского мира, заключенного большевиками, расплачивавшимися за германскую поддержку и задумавшими совсем другую войну…

В эту драматическую эпоху император Николай II неизменно оставался благожелательным, спокойным, гуманным человеком. Даровав манифестом 17 октября права и свободы гражданам России, император заботился о возрастании нашего парламентаризма, о том, чтобы народное представительство стало действительной опорой государственности и реально заботилось о народных нуждах.

И в войне и в мире правительство действовало без чрезвычайщины и не развязывало войны против собственного народа. Общее количество казненных за всё двадцатитрехлетнее царствование императора, включая приговоренных военно-полевыми судами в самые чрезвычайные обстоятельства – меньше числа казнимых советской системой за неделю террора в 1937–1938 годах.

Уверенный в божественном происхождении собственной власти и народной любви, царь не мог помыслить утверждать свою власть террором и жестокостью, склоняясь даже к необходимо жестким мерам, как во время мятежей 1905 года, лишь неохотно и на короткое время. Миф о «Николае Кровавом», распускавшийся теми, кто затопил страну кровью по горло, — одно из величайших бесстыдств в истории.

Многими именно эта гуманность, нормальность, не чрезвычайность, ставится сегодня императору в вину. Даже согласившись, что большая часть мифов о России и её царе – «отсталость», «поражение», «слабость», «неспособность» – это ложь, многие всё-таки обрушиваются на царя с претензиями в том, что он не боролся за власть любыми методами. Мол, если уверен в том, что прав, то великая цель оправдывает самые жесткие средства. Если бы Николай II действовал как Сталин, ну или хотя бы как Петр Великий или даже Александр III, он бы не выпустил власти из рук.

Фактически именно эта претензия становится сегодня главной даже со стороны левых, поэтому звучит немного парадоксально: если бы царь был бы и впрямь хороший, он бы всех наших перевешал.

Именно в этом смысле громадный нравственный вызов императора Николая II нашему историческому сознанию. Готовы ли мы к нормальному, не чрезвычайному динамичному развитию? Имеем ли мы достаточный уровень гражданского сознания, чтобы хороший человек, не деспот, ответственно относящийся к своим обязанностям, но имеющий право и на слабости или ошибки, мог бы спокойно осуществлять руководство, не заливая страну кровью? Или же нам подходит только тиран, который за счет громадных человеческих жертвоприношений держит страну в «ежовых рукавицах»?

Нужна ли нам власть, которая осуществляет реальные великие проекты, такие как Транссиб, ставший единственным действительно воплощенным в жизнь трансконтинентальным железнодорожным проектом той эпохи, или власть которая крича о великих достижениях добивается высокой ценой посредственных результатов, для впечатления которыми требуется занижать уровень предшествующего развития страны.

Николай II – это образ нормальной власти, которая может дать обществу нормальную жизнь без чрезвычайных методов. И когда большая часть нашего общества выбирает именно его, предпочитая Сталину, находя именно в царе воплощение позитивной исторической фигуры, то мы видим формирование запроса на историческую нормальность, на развитие не ценой людоедства.

Но эта нормальность должна сопровождаться гражданской ответственностью самого общества. Как показала трагедия императора Николая II и его семьи, быть нормальным человеком во главе государства, не быть тираном, возможно лишь там, где общество само отвергло революцию, террор, разрушение, систематическую клевету на власть и заговорщические ножи в спину. Общество не должно считать своей обязанностью «рвать» там, где тонко и бросаться на прорыв (куда, в анархию? К Махно? Или к Троцкому?) едва ему показалось, что хватко власти ослабеет.

Тирании не заслуживает то общество, которое способно понимать другие управленческие механизмы, кроме тирании. Будем надеяться, что значительный рост симпатий к Николаю II не только как к символу «былой России», не только как святому страстотерпцу, принявшему мученическую кончину вместе с семьей, но и как к политику и человеку, говорит о том, что мы наконец-то высвободили наше сознание из плена сталинской чрезвычайщины. Ближайшие годы нас, несомненно, проэкзаменуют.

Источник: politanalitika.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!