ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Филолог Борис Ланин: Антиутопии — взгляд на то, что и так уже есть вокруг

Алексей Филиппов, portal-kultura.ru   
07 Июля 2020 г.
Изменить размер шрифта

О важности антиутопий не только для литературы, но и для социума в целом состоялся разговор с исследователем антиутопий, филологом Борисом Ланиным

Филолог Борис  Ланин: Антиутопии — взгляд на то, что есть вокруг

Летом 2020-го мир живет в пространстве, к которому его давно готовили литература и кино. Все мы стали действующими лицами антиутопии, персонажами апокалиптических сюжетов. Основную сюжетную линию пока что составляет пришедшая из Азии эпидемия — месть природы уничтожающему ее человеку. Как и положено в хорошем хорроре, на это накладываются отсутствие вакцины и лекарств и неадекватные действия властей.

Последствия пока что не так ужасны, как это бывает в антиутопиях. Мир не погиб, но финал сюжета с коронавирусом остается открытым. Мы поговорили об этом с исследователем литературных антиутопий, доктором филологических наук, профессором Борисом Ланиным.

Филолог Борис  Ланин: Антиутопии — взгляд на то, что есть вокруг

Борис Ланин

— Для чего людям нужны антиутопии?

— В 1994-м я защитил первую в стране докторскую диссертацию по антиутопиям — от Замятина до Войновича и братьев Стругацких. На защите была битва, я получил пять голосов против, но все же прошел. Председатель ученого совета сказала, что применительно к Замятину слово «классик» надо брать в кавычки. Для того чтобы люди поняли, что антиутопия — настоящая литература, должно было пройти время. Оно и пришло: появилось полсотни кандидатских и докторских диссертаций на эту тему. В 2006-м такую диссертацию даже в Институте мировой литературы (имени Горького.— прим.) защитили.

Социолог из Шанинки Виктор Вахштайн как-то сказал, что утопия — это очки, которые писатель надевает, чтобы лучше разглядеть окружающую его действительность. Я бы отнес это и к антиутопиям. Утопии — проект того, как нужно изменить действительность, а антиутопии — взгляд на то, что есть вокруг. Неудивительно, что в сумбурные, непредсказуемые, часто страшные отечественные 90-е годы антиутопии буквально «посыпались». Через эту призму работавшие в 90-х писатели видели современный им мир: вспомним, что антиутопии очень редко говорят о будущем. В лучшем случае — о тех его ростках, которые есть в сегодняшней действительности.

Жанр, в советскую эпоху практически запрещенный — кто позволит сквозь черные очки смотреть на блистательную советскую действительность, — в постсоветские годы пережил расцвет.

— Не сформировали ли нынешнюю паническую реакцию на коронавирус кинематографические и литературные антиутопии, эсхатологические предвидения фантастов?

— Я думаю, что воздействие на массы пропаганды и искусства, кино и литературных текстов несопоставимы. В сиюминутной действительности пропаганда значительно эффективнее.

— В чем же тогда социально-психологическая функция антиутопии?

— Мор и эпидемии — это одна из обещанных библейских казней египетских. Лично для меня понимание антиутопии состоит в свободе человека перед лицом смерти. В этом смысле очень характерны средневековые эпидемии чумы. Люди закрываются в имениях или замках, как мы бы сейчас сказали — самоизолируются, и понимают, что для снятия психологического напряжения, для того, чтобы избыть свой страх, необходимо рассказывать радостные истории о торжестве жизни. Так появляется «Декамерон» Боккаччо. В России XIX века частенько происходили эпидемии холеры. Думаю, что с ощущением происходившего во время такой эпидемии написаны «Маленькие трагедии» Пушкина.

А что касается социальных функций антиутопии... Живший в XI-XII веках во Франции раввин Раши говорил, что во время эпидемии нужно закрыться в доме и спрятаться, уйти от мира. В другом случае он писал, что следует все бросить и уйти от чумы, как уходили из Египта. Люди искали оптимальную стратегию поведения, и им был нужен тот, кто поведет их за собой.

Сейчас я оказался в Швеции. Здесь не было карантина, его заменяли мягкие рекомендации. В Швеции никто не ходил в масках и перчатках, и из десяти с половиной миллионов шведов умерли более пяти тысяч человек. В Израиле тоже десять с половиной миллионов граждан, а умерли 315. Дело в том, что в Израиле с первого дня эпидемии постоянно выступал по телевизору представитель министерства здравоохранения, выступал и премьер-министр. Они буквально заклинали людей, разворачивая апокалиптические картины ближайшего будущего: «Нас всего десять с половиной миллионов, заразится миллион. Взгляните на ваших близких, скоро вы их не увидите. Мы ожидаем, что умрут сто тысяч...» Это производило серьезное впечатление, и люди достаточно строго соблюдали карантин. Все было закрыто, не работал весь достаточно развитый в Израиле малый бизнес. И это при том, что там тоже плохо материально помогали — избавили от налогов на три месяца, и до свидания.

Я думаю, проблемы государств, которые не смогли организовать настоящий карантин, — к сожалению, в их число входит и Россия, — связаны с тем, что поначалу царили наплевательские настроения. Российская писательница Яна Вагнер написала апокалиптический роман «Вонгозеро», переведенный на дюжину языков. Ладно, мало кто прочитал, читать стали меньше. Режиссер Павел Костомаров снял по этому роману сериал «Эпидемия» (2018) — посмотрели и забыли. У населения не было быстро сформировано постапокалиптическое сознание, и поэтому Россия вышла на малопочетное третье место в мире по количеству заболевших.

— Как интересно! То есть внутренне ожидающий апокалипсиса человек имеет гораздо больше шансов выжить в нем, если тот действительно настанет... Может ли трансформировать жанр антиутопии то, что мы вот уже несколько месяцев в ней живем и хорошо это понимаем?

— Обстоятельства никогда не трансформируют литературный жанр. Напротив, жанр может дать образцы текстов, которые становятся знамением времени, его метафорой. В девяностые годы, например, метафорой времени оказались «Невозвращенец» (1988; фильм появился в 1991-м) Александра Кабакова и «Лаз» (1991) Владимира Маканина. Кабаков написал о тех, кто остается и борется за выживание здесь, Маканин — о возможности исхода, о болезненной эмиграции. Пока не случится писательского метафорического осмысления действительности, мы не сможем в полной мере — и эстетически, и эмоционально — осознать то время, в котором живем.

В некоторых произведениях литературы находит отражение то, что происходит с нами сегодня. Но и без деятелей искусства человек должен понимать, к примеру, что такое безжалостное отношение к природе не может потом не «аукнуться» какими-нибудь страшными последствиями. И всегда вариантов исхода события нужно рассматривать несколько, чтобы не питать, надев розовые очки, только радужные иллюзии, а осознавать, что может сложиться и совсем не так, как это видится и хочется.

Еще в связи с поднятой темой читайте также:

По инф. portal-kultura.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!