"Судьбы людские" (Архив 2007 года)

Вершины Глеба Агафонова

Александр Кошелев

На фотографии Глеб Агафонов

Штрихи к научному разделу биографии

Мало кто знает, что у автора оперы "Князь Игорь" и "Богатырской симфонии" Александра Порфирьевича Бородина музыка была "побочным" занятием, а вообще-то ему шла зарплата как профессору Медико-хирургической академии. Автор многих трудов по органической химии, Бородин получил первое фторорганическое соединение, а умер, заразившись во время анатомической операции. Это была историческая присказка насчет не хлебом единым. Здесь - о старшем научном сотруднике Института систем энергетики СО РАН, кандидате технических наук Глебе Агафонове.

Глеб Владимирович входит в когорту институтских шестидесятников ("шестидесантников") - это те, кто, во-первых, прибыли туда в 1960-х из разных мест (они и по возрасту давно шестидесятники, скоро семидесятниками станут...), во-вторых, вступили в сознательную жизнь в период хрущевской оттепели, когда повеяли ветры перемен для раскрытия творческих способностей - именно тогда сформировался особый менталитет в коллективе института, созданного приезжим ленинградским профессором Львом Мелентьевым. Среди лозунгов Льва Александровича был и такой: "Пусть расцветают все цветы". Ну, вот один из таких цветков - герой этого очерка. Собственно, он не цветок, а целый многоцветный букет!

Родился в Искитиме, маленьком городке под Новосибирском, там закончил среднюю школу. Проработав два года на машиностроительном заводе, решил, что его место - в науке. Поступил в Новосибирский госуниверситет, закончил его по специальности "Экономико-математические методы".

Получив направление в СЭИ, был принят в лабораторию экономики энергетики. Коридор исследований Агафонова вот уже скоро сорок лет - планирование развития топливно-энергетического комплекса с отраслевых и региональных позиций, - а его колея - проблемы угольной промышленности Сибири и Дальнего Востока.

Агафонов - среди авторов почти десятка коллективных монографий (институтский двухтомник "Энергетика XXI века", где есть глава "Долгосрочные тенденции развития угольной промышленности мира и России", удостоен главной академической премии - имени Г.М.Кржижановского - за 2005 год) и доброй сотни научных статей. Можно бы еще много чего сказать о службе Глеба Владимировича энергетической науке, но лучше опишу другие цветы из букета его увлечений и достижений.

"Снежный барс" - это круто

Зимой 1990 года Катя Иванова, первая женщина России - покорительница Эвереста, привезла из Москвы и от имени Федерации альпинизма СССР вручила Агафонову свидетельство за №349 и значок "Покоритель высочайших гор СССР" - коротко "Снежный барс" - скрепив все это крепким рукопожатием товарища по связке: Глеб ходил с ней не раз на восхождения.

Первым шагом Агафонова к вершинам-семитысячникам была экспедиция со спортсменами из Братска на Центральный Памир в 1973 году. За лето он в составе сборной команды покорил две вершины: пик Корженевской (7105 м) и самый высокий в СССР пик Коммунизма (7495 м). Глеб на второе восхождение брал с собой любительскую кинокамеру "Кварц-2", и это - на высоту более семи километров, где простая иголка в тягость. Агафонову удалось, несмотря на сложности съемки на ветру при двадцатиградусном морозе, запечатлеть несколько уникальных эпизодов на подходе к вершине и на ней самой. Для начала семидесятых это было событием союзного значения, поскольку съемка Агафонова была по счету четвертой или пятой за все восхождения на пик (тогда он носил имя Сталина) с 1933 года.

После этого Агафонов перешел на высотно-технические восхождения: экспедиции на Юго-Западный Памир (1974), в Фанские горы (1976) и сборы в Киргизском Алатау (1978), где Глеб в составе команды ДСО "Спартак" участвовал в чемпионате Союза, став серебряным призером: команда заняла второе место в классе высотно-технических восхождений на пик Каракольский.

Следующий, 1979 год также принес успех Глебу в чемпионате Вооруженных сил СССР. Тогда он в составе команды альпинистов Забайкальского военного округа получает медаль в том же классе - за первовосхождение на безымянную вершину в Центральном Памире.

Далее, с 1980 по 1984 год Глеб "остепенялся": нужно было работать над диссертацией, и он приносит в жертву несколько спортивных сезонов, защитив в 1984 году кандидатскую диссертацию и таким образом став дважды кандидатом технических наук и кандидатом в мастера спорта. Но мечты о высотах, "на которых еще не бывал", не дают покоя, и вот уже в 1985 году Агафонов в составе сборной команды иркутских альпинистов покоряет третий свой семитысячник - пик Ленина (7134 м).

Блестящим завершением высотной эпопеи Глеба была поездка на Центральный Тянь-Шань летом 1989 года, где он в составе сборной Иркутска, Ангарска и Красноярска поднимается на красивейший пик (Глеб о нем мечтал с первых лет занятия альпинизмом) Хан-Тенгри (6995 м - пик имеет ранг семитысячника), а затем на Центральном Тянь-Шане с группой инструкторов Международного альпинистского центра поднимается на пик Победы (7439 м). В результате Глеб Владимирович стал вторым в Иркутске покорителем всех пяти семитысячников СССР.

Семь струн в вышине

Среди "придумок" туристов СЭИ - однодневные переходы по льду Байкала между пунктами западного и восточного берегов озера. Сколько точно раз Глеб пересек Байкал пешком или на лыжах, он точно и сам не скажет, но явно больше тридцати раз, в том числе по удлиненным чуть не до 60 км трассам.

При нем бывают два практически непременных атрибута - фотокамера и гитара. Этот музыкальный инструмент сопровождал Агафонова и в горах. Вот отрывок из его рассказа о втором восхождении на пик Ленина в 1987 году:

Останавливаемся мы на первую ночевку на высоте 5600-5700 метров, где в первый, акклиматизационный выход вырыли большую пещеру, человек на 10-12. Устроившись на ночлег, мы сидели у входа в пещеру в ожидании ужина, любовались дивной картиной гор и пели под аккомпанемент гитары. А в это время снизу по нашим следам поднималась группа из Екатеринбурга. То был их акклиматизационный выход, и поэтому им было крайне тяжело набрать даже эту высоту. Сверху хорошо было видно, как они, растянувшись длиннющей цепочкой, двигались вверх шаг за шагом к пещере и как трудно им давался каждый шаг. Чтобы их подбодрить, мы стали петь особо мужественные песни, вроде: "Вот это для мужчин - рюкзак и ледоруб...", или "Здесь вам не равнина, здесь климат иной!". Так они под наше пение и преодолевали последние сотни метров. Когда очередной мученик подходил к нашей пещере, то тут уж ему были готовы и чай, и радушный прием. И надо было видеть светящиеся и довольные глаза ребят: они благодарили не только за тепло и прием, а также и за поддержку - за песни.

На следующий день мы подняли гитару до предпоследнего лагеря на высоте 6100 и оставили в построенной нами снежной хижине-иглу до возвращения с вершины. Известие об этом мгновенно разнеслось по обширным склонам пика где поднимались сразу несколько групп. И во время радиосвязи прозвучал непривычный и непостижимый для этих высот диалог:

-Иркутяне! У вас гитара где лежит?

-В лагере на 6100.

-Разрешите попользоваться ею в ваше отсутствие, поиграть?

-Да, конечно, там в снежной хижине найдете.

А потом уже внизу, в базовом лагере на Луковой поляне мы устроили вечер песни по случаю успешного восхождения. На вечер пришли наши друзья из соседних сборов. И как всегда по традиции, до поздней ночи звучали наши общие песни - про горы, скалы, снег и любовь.

Как экономили валюту в старину

В августе 1995 года в бельгийском городе Намюр проходил международный конгресс по кибернетике. Пятеро его иркутских участников прибыли туда... на велосипедах; у Российской академии наук тогда практически не было валюты. Трое научно-спортивных мужчин и две спортивно-научных женщины "без виз и почти без денег" (цитата из отчета руководителя группы Льва Волкова для стенгазеты "Энергия -Сибири") на велосипедах пересекли пять государственных границ - Украины, Словакии, Чехии, Германии, Бельгии.

Вот отрывки из путевого дневника Глеба Агафонова:

"Днем 13 августа подъезжаем к границе Чехии. Долго блуждаем по дорогам, пока находим нужный нам погранпост. Дежурный пограничник не может понять, как мы здесь оказались без виз. Пришлось долго объяснять, что едем в Бельгию по вызову, визы надеемся оформить в Праге, а уж в крайнем случае нас встретят бельгийцы на границе с Германией. На то пограничник с недоверием и ухмылкой: "Ну, ну, ладно, проезжайте".Говорят, что песня-пароль дружбы, и мы в этой поездке ощутили, что это действительно так. Песня сопровождала нас с первых дней подготовки к велопоходу. А потом был путь до Намюра, ночевки в лесах и песни под гитару у костра.

Во время конгресса мы продолжили нашу традицию вечеров песен, но уже в "домашних" условиях. Приглашали всех желающих попеть и благодарных слушателей. Попросили президента конгресса принести нам электрочайник. В первый вечер пришел Роман из Польши со своими друзьями и еще один участник из Белоруссии. А уже на следующий день наша кают-компания (комната для занятий на этаже) превратилась в настоящий интернационал.

И это - тоже он, Глеб

В первой половине 1980-х годов в СЭИ привились и с большим успехом проводились ежегодные поездки по линии всесоюзного научно-просветительского общества "Знание" на институтском уазике лекторской группы в 5-6 человек, где в постоянное ядро входил и Глеб. В первую поездку в феврале 1980 года по Заларинскому и Аларскому районам Глеб прихватил гитару - "на всякий случай". А получилось так, что у нас родилась новая форма работы: вместо просто индивидуальных лекций мы стали давать групповые лекции-концерты со слайдами научной и байкальской тематики и песнями, которые привязывали к докладам. Это сразу же создало бригаде СЭИ популярность, нас заказывали наперехват.

Как "главному музыканту" СЭИ, Агафонову поручили "анимировать" робота, исполнявшего "Твист с масками" на световом табло во время нашего приветствия от имени Свердловского района Иркутскому драмтеатру по случаю его 125-летия (1976 год). Наш район шел последним, после стандартных зачтений грамот и вручения "цепных подарков" от других районов (картины, макеты машин, сувенирные наборы чая, еще что-то) и зал, и актеры на сцене кто дремал, кто беседовал. А тут наша световая сверхбомба под громовую музыку - в зале взрыв восторга, на сцене Виталий Венгер закачался от хохота. Глеб тогда вошел в раж, обеими руками щелкая дюжиной тумблеров - куда там гитарным струнам! - он не видел наших отмашек, пришлось подойти, чтобы остановить.

Вот штрихи-эпизодики, не требующие комментариев.

Во время одной из описанных поездок с лекциями Глеб, освободившись вечером, уехал из Слюдянки в Иркутск, утром пробежал традиционный Байкальский марафон - как такое пропустить? прервется непрерывный стаж! - и успел вернуться в Слюдянку к вечернему "разбору полетов", когда верстался график следующего рабочего дня.

После прошлогодней международной конференции СЭИ был выезд ее участников на Байкал, и Глеб руководил экскурсией на вершину мыса Скриппер за Большими Котами. Прямиком из походика, не заезжая домой, с рюкзачком отправился в филармонию на концерт Елены Камбуровой.

Когда этот очерк дописывался, вечером в СЭИ состоялась встреча с Виталием Коминым и Валерием Прищепой, авторами книжки о Евтушенко. Глеб там был: слушал, говорил, щелкал "Каноном" - а после встречи допоздна сидел за компьютером.

Вот такой ритм жизни у Глеба Агафонова, старшего научного сотрудника ИСЭМ СО РАН. В 60 лет мужчины имеют право уходить на "заслуженный отдых". Герою этого очерка идет 63-ий, но жизнь его "вечный бой", а покой ему даже не снится.

Войны не женское лицо

Ольга Калаянова, Иркутск

Лейтенант медицинской службы

... Два года назад закончила Дора Чередникова Майкопское медицинское училище и приступила к работе в районной больнице. Личная жизнь складывалась удачно, вышла замуж, родила чудное, крохотное создание - дочку. Ей уж третий годик шел, и души в ней Дора не чаяла. И любовь была...

В страшный июнь сорок первого муж Валентин сразу же ушел воевать. Толком и не простились. И для Доры дилеммы не было. В звании лейтенанта медицинской службы (ей исполнилось тогда двадцать три года) прикомандировали Чередникову на должность операционной медсестры военно-полевого госпиталя № 121. Дочурка осталась у бабушки в станице Киевской Крымского района, а Дора ушла воевать. И никогда больше не увидит, не услышит ее, свою единственную кровиночку. И никого больше не родит.

... Эти первые, страшные дни войны! Кровь леденела от пронзительного воя бомб, падающих с пикирующих бомбардировщиков и штурмовиков. Фронт от Майкопа находился всего лишь в двадцати километрах.

Убитых и раненых приносили, привозили на телегах, грузовиках, опускали в нескошенную траву, на поля подсолнечника и кукурузы. Медперсонал не успевал обрабатывать раненых. Помогали местные жители и солдаты. Не хватало шин. Солдаты рубили ветки плодовых деревьев. Иногда и приклады винтовок шли под сломанные солдатские кости.Немцы подходили все ближе к Майкопу - главному городу Адыгеи. Все пути от основной армии были отрезаны. Армия отступала. Надо было спасать раненых.

Долгая дорога к Каспию

Военно-полевой госпиталь № 121 спешно отошел к самому крайнему югу. Решено было уходить шоссейной дорогой вдоль Черного моря. И начался этот нелегкий путь. Справа море, слева горы - Большой Кавказский хребет. Иногда горы нависали белоснежными пиками, обступали со всех сторон. Шли в основном ночами: безопаснее и нет изнуряющей жары. Избавления не было только от едкой, серой пыли, которой пропитывалось буквально все - одежда, марлевые повязки, бинты. В перерывах между налетами хирурги продолжали делать необходимые операции.

Дора не помнила, сколько дней и недель продолжался этот изматывающий путь. Преодолено было около 1300 километров. Наконец, дорога уткнулась в синюю, бескрайнюю гладь. Порт Баку - место "ближайшего" назначения, но еще не конец пути.Бережно прикрывая одеялами, простынями, пропахшими пылью, медперсонал погрузил раненых на баржу-паром. Переправились через Каспийское море и дошли до порта Красноводск Туркменской республики.

Жара и безводье донимали мучительно. Раненые постоянно просили пить, а медики валились с ног: смачивали теплой водой губы, как могли прикрывали бойцов от обжигающего солнца. Песок хрустел на зубах. Наконец, добрались до Ашхабада, отсюда колея железной дороги ушла к северу на Ташкент.Отдыхали в Ташкенте не долго. Передислоцировались, сдали раненых в стационарные госпитали и сразу же, пополнив запас медикаментов, перевязочного материала, по железной дороге - на фронт.

След в след - за армией

Спасение жизней десятков и сотен раненых во многом зависело от медперсонала, от медсестер и хирургов. И конечно, от этой девушки с погонами лейтенанта медслужбы - Доры Чередниковой. Тоненькой, хрупкой, обтянутой чуть ли не дважды полами медицинского халата, перехваченного пояском. Ее часто принимали за подростка. Из своего сорок четвертого размера она так и не выросла.

После горького письма от мамы, Анны Семеновны, которое нашло ее в период кратковременного затишья после артобстрела, Дора словно окаменела. Умом не могла понять, почему, зачем погибла ее малышка. До боли, до крови кусала губы. Но глаза ее оставались сухими. Навсегда застыла в них эта боль. Ни с кем горем своим не делилась, все держала в себе. Такой уж был у нее характер. Это было глубоко личное и только ее.

Во время операций командовал хирург. Он был главным. Повиновение ему беспрекословно, четко. Операции проводились незамедлительно, раненых одного за другим укладывали на стол. Дора часто ассистировала. Хирургический инструментарий она могла определить с закрытыми глазами, на ощупь.Срочные операции проводились даже перед самой погрузкой раненых в санитарные машины - в палатках, в блиндажах. Иногда полостные операции невозможно было делать из-за обстрелов и бесперебойных бомбежек. Нарушалась стерильность, но все приходилось преодолевать.Не зря эвакогоспиталь назывался "летучим": перевязывали, оперировали бойцов, увозили в ближайший тыл и незамедлительно возвращались на передовые. Туда, где гремели взрывы, дыбом вставала земля. С ноября по февраль сорок второго началась битва за Сталинград. Медперсонал 121 "летучего" госпиталя не отставал от армии. Так дошли до Чернобыля. Только раскинули палатки, как налетели вражеские бомбардировщики. Хорошо, что в госпитале еще не было раненых. Разбомбили в клочья: вышли из строя машины, пострадала медицинская техника, инструментарий, медикаменты. И самое страшное - медперсонал. Вот тогда Дора и получила контузию, но подлечилась и снова вернулась на фронт.

С 20 октября 1942 года Чередникова направлена была в эвакогоспиталь НКО №2146, где служила до 1 марта 1944 года. Всегда была незаменимой ассистенткой при операциях. Сердцем эта хрупкая девушка чувствовала, что с тяжелобольными нужно говорить. И она говорила, говорила, накладывая компрессы, смачивая водой губы: "Терпи, терпи. Письмо тебе пришло! Жива твоя жена, дети здоровы и рота вся тебе привет передает...". До конца войны так и была она медсестрой, сиделкой, психологом...

До Берлина оставалось совсем немного. Госпиталь № 2146 дошел до старинного городка Бреслау вместе с 1-ым Украинским фронтом маршала Конева. Эту столицу Нижней Саксонии немцы превратили в крепость, своего рода "волнолом", который должен был задержать наступающие Советские войска. Осада началась 13 февраля и только 6 мая 1945г. комендант города генерал Нейхофф подписал акт о капитуляции.

Немецкие войска оказывали яростное сопротивление, оставляя с боем дом за домом. В последствии было подсчитано число погибших советских солдат - их было девять тысяч. Раненых никто не считал. Медики делали все, что могли и не могли. Через три дня, 9 мая, Рейхстаг пал. Этот день был объявлен Днем Победы. В Бреслау моросил мелкий дождь, было пасмурно. Запах цветущей сирени забивал гарь, черный дым руин. Но отдыхать не пришлось. Всю воинскую часть развернули и направили на Дальний Восток. Война для Доры продолжалась. Далее были и большой Хинганский хребет, и обжигающие суховеи пустыни Гоби, и берег Желтого моря.

Выстрел, сразивший обеих

В августе 1945г. Чередникову Дору Тимофеевну направили в Чунский район Иркутской области, в поселок Новочунку в качестве медсестры по обслуживанию спецконтингента, точнее в колонию особого режима, где изолировали тех, кто оказывал пособничество фашистам на временно оккупированных территориях. Здесь же находились и пленные японцы.

После войны прожила Дора в Новочунке около шестидесяти лет. Вышла замуж, фамилию поменяла на Капланову. Сибирь стала ее второй родиной. Не берусь сказать, какой Родиной - доброй, безразличной или терпимой. Только на юг, в станицу Киевскую, в Майкоп, Дора не вернулась и не съездила даже. С ней осталось только горе, которое ни на минуту ее не оставляло. Вспоминала самое важное - голос, лепет, тысячи мелочей, связанных с коротким детством ребенка, доченьки, которую не сумела вырастить, не успела понежить.

Бессонными ночами Дора считала, сколько лет исполнилось бы малышке, как бы нарядила ее и повела в школу. Почти осязаемо чувствовала, как уютно устроилась бы эта маленькая пухлая ладошка в ее сухой и тонкой руке. И до конца жизни эта женщина не сумела простить зло, в которое втолкнула ее жизнь. Уцелела Дора Тимофеевна физически, но душа ее осталась покалеченной. И замкнулась она, и словно съежилась. И отгородилась глухим частоколом.

Но были письма от мамы.

Позвольте процитировать, привести выдержки из этих писем, не изменяя ни стилистику, ни синтаксис. Эти отрывки весьма выразительно характеризуют жизнь нашего народа в те годы. Страна почти голодала. Понятия "продовольственная корзина" тогда не существовало, наверное, ее, эту корзину, нечем было бы и заполнить. В магазинах на полках топорщились пакеты с серыми толстыми макаронами, один сорт колбасы в 2р. 20 коп., очереди за молоком с 4 часов утра. В благодатном Краснодарском крае то же самое. Вот эти строки из писем: "1958 год, март - ...посылаем посылочку, рыбка сушка, квасоль. За рыбку извините, другой нет";"1958 год, декабрь... Дора, благодарность за посылочку. Все хорошее послала нам: и кофточку и двое штанов. Одни дам Шуре, неудобно не дать. У ней ни одних нет. У нас в магазине вовсе нет...";"1979 год ... Продуктов в магазинах нет. Хлеб летом поступает с перебоями. Картошка на рынке 2-3 руб. за 1 кг., мяса нет, колбасы нет. Масла сливочного тоже. Сметаны молока нет и в помине. Летом хотя бы фрукты";"1980 год 29 марта... Пишешь, что купила мне жакет. Зачем такие деньги вложила? Мы пока еще живы. Как зарежем кабана, вышлем тебе посылочку и муки немножко. После операции тебе плохо. Выслали 2 кг меда, семечек, сало, сушки, яблок, слив".

И вот письмо, самое страшное:

"1981 год 29 марта... Дора ты помнишь станицу Гладковскую, куда в войну мы были угнаны. Почти при смерти были. Внучка идти не могла, плакала. Пяточка у нее болела. Хотели в лес сховаться, да не смогли...Дора, помню ямы большие и глубокие. Поставили нас у края. Выдирали от матерей детей, которые идти не могут. Один немец выдирает и подкидывает, другой над ямой стреляет. У какой матери не могут выдрать и мать убивают. Вот так и было с нашей девочкой. Я впала в беспамятство...Теперь ты знаешь все, всю правду. Прости."

... Коротких три года прожила Дора Тимофеевна в Ново-Ленинском доме-интернате. Приехала сюда в 2003г., когда муж ее Капланов Георгий Никитич умер. Имущество ее уместилось в один чемоданчик: туфельки и сапоги 35 размера, несколько костюмов, один парадный пиджачок 44 размера из добротной черной ткани, красная коробочка с удостоверениями (на имя Каплановой), устанавливающими подлинность всех ее воинских наград - их у нее было тринадцать, в том числе Орден Отечественной войны II степени и медаль Жукова.

В интернате Дора Тимофеевна ни с кем особо не сблизилась. Всех держала на расстоянии вытянутой руки. Скорее всего, это был щит - забыть, не вспоминать, не дать горю вырваться наружу.

Лейтенант медицинской службы Дора Тимофеевна Капланова (Чередникова) умерла 27 июня 2005г. Похоронили ее, как и просила, в черном пиджачке, на котором алели колодки всех ее наград. Ленинский комиссариат г. Иркутска оказал ей последние почести. Мраморный черный памятник с фотографией был установлен на Александровском кладбище. Удивительно, но все, кто провожал ее в последний путь, видели на ее лице, всегда суровом при жизни, улыбку. Ушла она улыбаясь. Война для нее окончилась.

Дорастидогенерала

Олег Суханов, пенсионер, член Союза журналистов России.

На фотографии В.П. Помыткин

Генерал-майор авиации Виктор Павлович Помыткин — в отставке, но заботы у шестидесятилетнего пенсионера по-прежнему генеральские. Он занимается возрождением отечественного машиностроения и строительством жилья для ветеранов Вооруженных Сил.

Взлетнаяполоса

Уральской закалки генерал Помыткин: родился в Челябинской области, окончил среднюю школу с серебряной медалью, а в железнодорожной "фазанке" получил специальность помощника машиниста. Но Виктора ждала другая дорога, она привела его в Челябинское военное летное штурманское училище.

По сей день в памяти военные парады в Свердловске, где всегда отличалась строевым шагом его рота, незабываемые лыжные гонки, особенно дистанция 50 километров, на которой пришлось бороться за выживание, что и пригодилось на службе в дальней авиации, где полеты могут длиться более 20 часов. Но главная точка отсчета в жизни - встреча с Таней, с ней связал свою судьбу.

Заявление в ЗАГС подали перед выпускными экзаменами курсанта, которые он сдал с вдохновением, на золотую медаль, и сразу свадьба у молодого лейтенанта. У летчика дальней авиации оказался крепкий тыл. Без роптаний моталась Татьяна за мужем по огромной стране, по отдаленным гарнизонам, а каждый переезд на новые места - маленький "пожар" для семьи, и таковых было восемь.

Летающийзамполит

Первый гарнизон для Помыткиных - Моздок. Молодой штурман влетывался в воздушный крейсер, мощный ракетоносец Ту95. Совершал рискованные, с дозаправками в воздухе, полеты в Средиземноморье - отслеживал американские авианосцы. Виктор на "отлично" справился с поставленными задачами. Через три года получил старлея, стал штурманом 1го класса. Не только профессиональные знания, но и высокая эрудиция Помыткина в отношениях с людьми не остались без внимания. Его назначили замполитом эскадрильи. Хлопот прибавилось. В постсоветское время в любых военных подразделениях заместитель по политической части был вторым лицом после командира, но если первый выполнял роль уставного надзирателя за подчиненными, то у замполита поле деятельности было более обширным, он не только был носителем идей партии, но и воспитателем, психологом, если хотите - священником - всё в одном лице.

Летающий замполит поспевал всюду. Однажды произошел такой случай. Полк получил задание на барражирование в акватории Северного Ледовитого океана. Экипажи уже готовились к полету, а в эскадрилье Помыткина ЧП - повесился прапорщик, и основное предполетное время ушло на разборки в семье покойного. Уже шел рапорт командиров кораблей, штурманы ожидали своего часа, когда начал рассчитывать маршрут Помыткин. Он вычислил, что заданный курс не совпадает с расчетным. Виктор пересчитал несколько раз и обнаружил, что в задании не учитывалась формула Заполярья. Ошибка в арктических условиях - беда. Он доложил штурману полка о результате подготовки, а тот - по инстанции. Комполка перенес время вылета; предполетная началась заново. Старшему лейтенанту объявили первую благодарность. Через много лет его будут представлять к почетному званию "Заслуженный штурман СССР", но вмешаются политические органы: "Если он всё время летает - когда занимается политработой?"Дослужившись до звания гвардии капитана, Виктор получил предложение поступить в Военнополитическую академию и даже растерялся: как оставить семью - сыну Артуру только два годика исполнилось. "Может, в академию на заочное? Люблю свой полк". На что полковой ответил: "Чем петух в пении отличается от соловья? Петух заочно учился в консерватории". "Учись, - только и сказала Татьяна, - а для нас в Москве снимем квартиру".

"Капралы"игенералы

В академии на факультете ВВС с капитаном-абитуриентом проводил собеседование заместитель начальника академии полковник Д. Каждого он вызывал по алфавиту и подолгу беседовал; кому поставит крестик, тот к экзаменам допущен. Настала очередь Виктора. Д. долго разглядывал Помыткина и нараспев сказал: "Золотой медалист - хорошо, но чересчур молод. Советую: поезжайте к себе в Моздок, а через годик ждем". На этом собеседование закончилось. Как и не начиналось. Видимо, не любил Д. отличников.

Абитуриенты жили в палатках во дворе академии. Виктор пошел к своей, чтобы свернуть матрац. Это называлось "полосатый рейс". Новый друг, майор Дуговейко, пришел в палатку вовремя. "Ты что! Ты с золотой медалью, всего один экзамен - на пять баллов. Плюнь на этого Д., он здесь не главный, чтобы так судьбами распоряжаться. Всё, идем сдавать! А сдаваться - еще рано".

Виктор Павлович и сейчас очень благодарен тому майору: судьба связала его не только с "капралами", но и с настоящими друзьями.

Пошел сдавать партийно-политическую работу, а там в комиссии Д. сидит и улыбается. Виктор сдавал в первой четверке, ответить предстояло на 17 вопросов. На 16 - без запинки, а на последнем ("Что сказал министр обороны на совещании политработников?" "поплыл". Сразу оценки первой четверке не ставили. Ждали. Вышел член комиссии, морской летчик полковник Говорухо: "Лучший ответ у гвардии капитана Помыткина, но ему поставили четыре, остальным по пять баллов".

Пошел Помыткин собирать вещи, а тут опять майор: "Нет, сдаем дальше, не сдаемся".

Тактику ВВС Виктор сдавал сыну Героя Советского Союза Николая Гастелло, получил "отлично".

Впереди - военная география. Накануне в газете "Правда" прочитал статью "Современное хозяйство Франции". Вытянул билет - и первым вопросом "Театр военных действий в Средиземном море", а вторым - "Современное хозяйство Франции". "Можно без подготовки?" - спросил экзаменующих Виктор. Ему разрешили, и комиссия заслушалась: преподаватели о театре военных действий в Средиземноморье узнавали впервые из первых уст и делали для себя открытия. Хоть конспектируй абитуриента. Много нового узнали и о сельском хозяйстве Франции. "Газеты надо свежие читать", - с удовольствием отметил для себя Помыткин. Еще одна пятерка!На последнем экзамене - по уставам - Помыткина ждал полковник Д. - председатель комиссии по данной дисциплине. Надежд на успешную сдачу не было, но на экзамене обязанности на себя взял приехавший из командировки начальник факультета - Герой Советского Союза генералмайор авиации Анатолий Павлович Артеменко. Виктор услышал шепот "капрала" генералу, что абитуриенту Помыткину нужно поставить двойку, на что Артеменко громко ответил: "Я летчикам двойки не ставлю". Виктор успокоился.

Герой Советского союза не стал принимать экзамен как положено, а объявил всем, чтобы подготовили парадную форму и прошли перед ним строевым шагом.

Помыткин вспомнил училищную подготовку, свою ротную "коробочку" и четко прошагал до экзаменующего, затем отрапортовал: "Гвардии капитан Помыткин прибыл!""Вот как летчики ходят!" - с восторгом проговорил генерал и поставил последнюю пятерку. Виктор стал слушателем академии.

Генерал Артеменко оказался душой-человеком и был любимцем слушателей. В жизни Виктора в дальнейшем он сыграл большую роль: генерал Помыткин стал очень внимательно относиться к людям, и особенно к ветеранам войн. Виктор Павлович по сей день является генеральным директором Фонда поддержки ветеранов Вооруженных Сил, участников боевых действий.

Золотыепогоны,серебряныеседины

Окончив академию с отличием, Виктор вернулся в боевую часть на прежнюю должность, но вскоре наступили перемены. Помыткина отправили с новым назначением в Семипалатинск, где он стал летающим замполитом полка.

При встрече Герой Советского Союза генерал-майор авиации Павел Драговоз, встав из-за стола, протянул руку для пожатия, сказал: "Говорят, что ты молод для этой должности. Но это хорошо. Чтобы ездить на велосипеде, нужно вначале сесть на него. Так нужно "сесть" и на полк".

Командование полка вывело часть в передовые, а замполит досрочно стал подполковником, получил орден "За службу Родине". Приходилось барражировать в небе и с командующим дальней авиации генерал-лейтенантом Дейнекиным, а он летал только с классными штурманами.

Седины появились не случайно. В дальних полетах к ракетоносцу частенько пристраивались на опасном расстоянии американские истребители. Много было всего, и обо всем не расскажешь. Весь Северный Ледовитый океан как на ладони, а сколько раз пересекал Северный Полюс - и не сочтешь.

Более пятнадцати лет прошло после окончания академии, когда генералу Помыткину пришлось поехать в Москву на курсы повышения квалификации, где и увидел генерал своего "капрала". Помыткин Строевым шагом подошел к полковнику Д. и четко выговорил: "Товарищ полковник, разрешите обратиться генерал-майору Помыткину!" Такая штука. Тот долго смотрел на Виктора Павловича, а потом произнес: "Помню-помню, но вот только?.. «Слишком молодой для замполита», - подсказал генерал. "Да-да, мой лучший ученик в академии", - сразу вспомнил "капрал".

Полет"ИнтерСибКара"

"На российской национальной выставке в Пекине был подписан двухсторонний договор о строительстве в Иркутске завода автопогрузчиков. От российской стороны документ подписал представитель иркутского предприятия Александр Ширяев. "ИнтерСибКар" завоевал доверие в международном бизнесе - иркутяне вместе с китайцами уже строят такой завод в Пекине, который будет выпускать до 3 тысяч машин в год - пятитонные автопогрузчики, которым еще нет аналогов в России. Губернатор Иркутской области Александр Тишанин стал свидетелем смелого шага предпринимателей Иркутска в возрождении отечественного машиностроения на родной земле.

Руководители "ИнтерСибКара", пенсионеры от авиации генерал Помыткин и полковник Ширяев стали на земле компаньонами. Предпринимательская жизнь отставного генерала началась с мастерской по ремонту дорожных машин и автопогрузчиков; для более солидной фирмы потребовалась аренда; позднее появилась солидная база для большого бизнеса.

Рабочий день Виктора Павловича рассчитан до минуты, но и его не хватает, а проектов множество: кроме строительства заводов задумано и жилищное строительство для военных пенсионеров. Запущена машина с далеким прицелом.

Высококлассный штурман дальней авиации верно рассчитывает жизненно важный курс не только для себя, но и для сотен бывших коллег, оказавшихся в России на распутье розы ветров. Убежденность - главная черта характера генерала Помыткина, прошедшего трудный путь, в 60 лет поседевшего до корней волос, но сохранившего душевную молодость для себя, семьи, людей. Кредо генерала - оценивать дела не орденами, не званиями, а людским уважением, которого он сумел достичь на всех этапах своей жизни, всегда оставаясь бойцом.

Генералмайором Виктор стал в 41 год.

На снимке: С ветеранами в День Победы.

Его драгоценный камень

Из истории открытия алмазов

Галина Киселева

На фотографии М.М. Одинцов

Многие в молодости зачитывались книгами известных исследователей-геологов Обручева, Ферсмана и других. В них подкупает искренняя влюбленность в геологию, страсть к открытиям. Вероятно, иркутский ученый член-корреспондент АН СССР Михаил Одинцов, мог бы так же увлекательно рассказать о своих экспедициях, но в его плотно заполненной работой жизни не нашлось времени на написание мемуаров, он больше внимания уделял практике и теории своего дела. Большую часть жизни он искал свой камень - алмаз.

История открытия якутских алмазов полна противоречий и тайн. До сих пор идут споры о первенстве, не утихают обиды. И хотя множество исследований написано на эту тему, опубликованы исторические документы, точки зрения на эти события не совпадают. Но самое удивительное то, что среди официально признанных первооткрывателей алмазов нет имени того, кого специалисты называют "отцом якутских алмазов", иркутского ученого члена-корреспондента АН СССР Михаила Одинцова. Нет его имени и среди удостоенных Ленинской премией, хотя о нем упоминается во всех книгах специалистов, на всех торжествах. Даже в Якутии, где среди первооткрывателей больше числят местных каюров и проводников (их в списках уже значительно больше, чем геологов), об Одинцове упоминают всегда. Потому что именно он обосновал научный прогноз, согласно которому алмазы надо было искать на Сибирской платформе, первым поставил вопрос перед руководством страны о начале их поисков, создал Тунгусскую, позже названную Амакинской, экспедицию, которая и открыла месторождения драгоценного камня.

Вот что рассказал об этих событиях непосредственный их участник, друг и соратник Михаила Михайловича доктор геолого-минералогических наук заслуженный деятель науки РСФСР Сергей Павлов. Разговор с ним состоялся незадолго до кончины Сергея Федоровича.

- Догадки о том, что в Сибири есть алмазы, возникли у Михаила Михайловича еще в молодости, в конце 30-х годов. Результаты первых экспедиций, проходивших по рекам Непе и Илимпее, убедили его в этом окончательно. Одинцов стал настойчиво добиваться организации специальных поисков. Написал докладную записку, стал убеждать руководителей. Неоднократно при мне он излагал свои идеи начальнику ВСГУ Кобеляцкому, главному геологу Иванову, доказывая, что существуют важные черты сходства строения Сибирской платформы с Южноафриканской алмазоносной провинцией. Его настойчивость и убежденность возымела действие -- сразу после войны в 1946 году Восточно-Сибирское геологическое управление поручило именно Одинцову составить проект поисков месторождений алмазов на Сибирской платформе. Для осуществления этого и была создана Тунгусская экспедиция в составе четырех партий, руководителями которых были геологи ВСГУ В.В. Алексеев, В.Б. Белов, С.Н. Соколов и Г.Х. Файнштейн. Научное и техническое руководство экспедицией было возложено на профессора Одинцова, заведовавшего в то время кафедрой Иркутского госуниверситета. В 1948 году он пригласил в экспедицию меня, тогда еще студента. С тех пор мы не расставались до последних дней его жизни.

Первые поиски алмазов, в 1947-1948 годах мы вели в бассейнах рек Нижняя Тунгуска, Илимпея и Подкаменная Тунгуска. Мне достался маршрут от Ербогачена до устья Илимпеи. Кстати, в этом районе впоследствии и были обнаружены первые алмазы. Помню, как Михаил Михайлович наметил путь отряда, которым я руководил - синим карандашом очертил на карте круг. Я на глаз подсчитал - ничего себе, 800 километров! А ведь тогда геологической основы еще не существовало, карта была чисто гипотетическая, реки, например, точечками были обозначены. Как идти, куда? Но тогда не принято было обсуждать поставленную задачу. Набрали продуктов, навьючили оленей и - в путь! Приключений было достаточно, но все запланированное мы выполнили вовремя.

Установили геологическое строение площадей, обнаружили ряд полезных ископаемых. Но главным результатом была находка первого алмаза на участке Синий Хребтик на реке Малая Ерема. Благодаря ей в нас поверили -Министерство геологии значительно увеличило финансирование работ, улучшило техническое снабжение экспедиции. К поискам алмазов подключили научные организации Ленинграда и Москвы.

В 1949 году единичные кристаллы алмазов были обнаружены на реке Большой Ереме и, в промышленных концентрациях, в аллювии Вилюя. Алмазоносным оказался и аллювий реки Марха - левого притока Вилюя. Эти результаты позволили Одинцову с полным основанием заявить об открытии Якутской алмазоносной провинции. А дальше уже последовала целая серия находок. Все ликовали, праздновали победу, посыпались награды. За открытие алмазоносных россыпей на Вилюе два начальника поисковых партий В.Б. Белов и Г.Х. Файнштейн получили высокие награды правительства - стали лауреатами Ленинской премии. А вот М.М. Одинцов, главный организатор и непосредственный руководитель этих поисков - был попросту забыт!

Почему это произошло? В конце 1949 года встал вопрос о начале промышленной добычи россыпных алмазов на Вилюе. Бывшая Тунгусская экспедиция была переподчинена Министерству геологии СССР и переименована в Амакинскую - в честь погибшей лайки Михаила Михайловича. Широкий разворот работ потребовал постоянного круглогодичного присутствия главного геолога экспедиции М. Одинцова, но этого он позволить себе не мог, поскольку был загружен основной педагогической и научной работой. А потому в 1952 году в силу этих и ряда других обстоятельств он покинул Амакинскую экспедицию, которой успешно руководил шесть лет.

Позже он возглавил, вновь по совместительству, Северную экспедицию, которая осуществляла геологическую съемку в масштабе 1:1 000 000 на алмазоносных площадях Сибирской платформы. Результатом этих работ стали Государственные геологические карты и карты полезных ископаемых, которые стали важной основой для планирования дальнейших поисков.

Михаил Михайлович все годы не только руководил экспедициями, он сам участвовал в маршрутах, собирал фактический материал, который лег в основу его многочисленных публикаций. Сколько его помню, он никогда не сидел без дела, что-то записывал, вычислял, изучал литературу. В геологию был влюблен, как мальчишка. Даже когда стал директором института земной коры, потом председателем президиума Иркутского научного центра при всей своей занятости находил время, чтобы хоть ненадолго вырваться в поле.

Специалисты хорошо знают, что дело не в отдельной находке - их много в мире. Важнее обосновать причины и закономерности формирования месторождения - в каких породах, как возникли, какое получили развитие, спрогнозировать перспективу поиска - это как раз сделал Одинцов. Он предсказал, где искать и как. Вся поисковая геология основывалась на его выводах. Поэтому в специальной литературе все ссылаются на его имя. Да и своих трудов у него достаточно. Так что его имя в историю открытия алмазов вписано навсегда".

Ещё одна версия

После публикации этой статьи, мне позвонила вдова М. Одинцова Ольга Витальевна и, поблагодарив за добрые слова о муже, предложила встретиться. Жила она тогда в Академгородке, в однокомнатной квартире. Четырехкомнатную, в которой они жили с Михаилом Михайловичем, она после его смерти, сдала государству, как в те годы было принято. Меня встретила очень приветливо, напоила чаем, показала уникальные фотографии и документы. В свои 86 она выглядела достаточно бодро, а прекрасной памяти можно было только позавидовать. Благо, и вспоминать ей было что - какие имена, какие люди окружали ее! Каким событиям она была свидетельницей! И о сегодняшнем дне знала не понаслышке: "Мне друзья обычно газеты приносят - самой-то выписывать не на что, но, во всяком случае, каждую вашу статью внимательно читаю".

Говорили мы с ней о ее молодости, научных интересах. Ведь когда-то ее знали не только как жену известного геолога Одинцова, но и как талантливого педагога-химика. Но все же вспоминали больше о Михаиле Михайловиче, дела и заботы которого стали неотъемлемой частью ее жизни.

Ольга Витальевна многие годы собирала материалы о своем муже. Альбом, созданный ею, хранится сейчас в Историческом музее в Москве. В нем скрупулезно подобраны не только фотографии, но и выверены все даты, фамилии, описаны документально подтвержденные события тех лет. Работники музея оценили эту работу как высокопрофессиональную.

Особенно ее волновала история с первоначальным непризнанием заслуг Одинцова в открытии якутских алмазов. Ведь, как известно, Михаила Михайловича не только не оказалось среди лауреатов государственной премии, но его и вообще пытались отстранить от дел....

В 1948 году, вопреки запрету Министерства геологии, Михаил Михайлович организовал маршрут на Вилюй - за счет внутренних резервов из трех партий создал четвертую - Вилюйскую. Конечно, это стоило огромного напряжения всего коллектива, но, как известно теперь, решение было правильным и дало блестящие результаты. Но, увы, такая инициатива не могла понравиться руководству.

Когда выход на коренные россыпи алмазов Якутской провинции был предрешен, произошла неожиданная смена руководства экспедицией. В начале 50-х годов все работы по алмазам были переданы Союзному тресту непосредственно в Москву. Иркутскому геологическому управлению поручили только создание карты алмазоносного района. Неожиданно начальника управления И. Кобеляцкого и главного геолога Б. Иванова, с понижением отправили в экспедиции Якутии и Дальнего Востока. Одинцов был практически отстранен от алмазных работ, за ним осталась только геолого-съемочная Северная экспедиция.

Всем этим событиям предшествовали грозные выступления руководителей Министерства. В 1951 году на партийном собрании сообщили, что работа Одинцова признана вредительской и предложили коллегам сообщить о фактах (ясно, компрометирующего характера!). Зал долго молчал. Наконец, поднялся геолог А.Г. Дьяков, работавший с Михаилом Михайловичем: "Мы слишком мало знаем Одинцова, чтобы сообщить что-то интересующее вас!". Собрание закончилось ничем. Но все уже знали о страшных традициях сталинского террора. И. Кобеляцкий посоветовал Михаилу Михайловичу обратиться в Иркутский обком партии. Надо отдать должное - тогдашний первый секретарь А. Хворостухин защитил Одинцова от репрессий. Но вести себя теперь нужно было "очень тихо", каждое действие согласовывать с Министерством. "Я лишился права оперативно руководить работой" - писал тогда Одинцов. Появилась фраза "Дана официальная версия". Даже журналисты, хорошо знавшие Одинцова и то, что он был душой алмазных поисков, перестали упоминать его имя.

По мнению Одинцовых, исходило такое отношение от тогдашнего министра геологии. Когда-то, еще в 30-х годах, он работал начальником Восточно-Сибирского геологического управления. Тогда геолог Одинцов выступил с критической статьей в журнале "Разведка недр". Последовала немедленная реакция - Михаила Михайловича перевели на работу в музей, что было равносильно увольнению.

В 1957 году за открытие алмазных месторождений в Сибири группе геологов были присуждены Ленинские премии. Среди лауреатов не было Одинцова, хотя были его ученики. Геологи - алмазники возмутились. Посыпались обращения и коллективные, и личные в ЦК КПСС, Министерство геологии, издательства. Но только в 1963 году несправедливость, в какой-то мере, исправили - Михаил Одинцов был удостоен Ордена Ленина.

Рассказывая об этом, Ольга Витальевна очень волновалась. Было видно, какую глубокую рану на всю жизнь оставило это событие. Даже в конце жизни это не давало ей покоя, хотелось выговориться, объяснить. Да простит нам Бог, что мы при жизни не умеем воздавать должное людям достойным!

Это было последнее интервью Ольги Витальевны. Через месяц ее не стало...

Хотелось бы верить, что с уходом ее, главного хранителя памяти о Михаиле Михайловиче Одинцове, его дела не будут забыты, что не прервется нить, соединяющая прошлые, нынешние и будущие поколения исследователей и открывателей.

Запискииркутянина

Б.А. Демьянович

Нынче исполняется 100 лет первенцу тяжелого машиностроения Восточной Сибири-- ИЗТМ им. Куйбышева. Автору этих воспоминаний исполнится 91 год. Музей истории города Иркутска готовит к изданию книгу Бориса Алексеевича о рабочей юности на ИЗТМ, главы из которой мы предлагаем нашим читателям.

Обозныемастерские

Завод тяжелого машиностроения им. Куйбышева начал свое развитие с обозных мастерских. К нашему появлению на заводе около мартеновского цеха еще сохранилось старое деревянное здание колесного цеха, а в деревообделочном цехе стоял и работал копировальный станок для изготовления колесных спиц. На меня он произвел большое впечатление. В центре станка находился металлический "копир" колесной спицы, а по бокам закладывались четыре деревянные заготовки. "Копир" и заготовки вращались и фрезы обрабатывали их в точном соответствии с формой. Интересной особенностью было то, что в этом цехе стояло еще несколько станков и ленточная пила, но не было своего двигателя. Станки приводились в движение ременной передачей, которая проходила под дорогой от паровой машины.

Продукцию по узкоколейной железной дороге, проложенной по территории завода, из цеха в цех перевозили на платформах небольшие четырехколесные мотовозы с керосиновыми тракторными двигателями. В годы Великой Отечественной войны эта "узкоколейка" прошла по городу через Ангарский мост на шпальную ветку. И по ней уже готовую продукцию перевозили не мотовозы, а маневровые паровозики. Транспортировка проходила в ночное время, и жители окрестных домов зачастую просыпались от их призывных гудков.

ВИркутске

После института мне полагался месячный отпуск. Закончил институт я в декабре, так что уже в конце января вышел на работу на завод тяжелого машиностроения им.Куйбышева в отдел главного энергетика. Главным энергетиком в то время был Кочубей, его заместителем Моська Менделеев - мой однокашник, который закончил энергетический факультет института за полгода до меня.

Рабочий день на заводе начинался в 8 часов утра. Заводской гудок призывал всех рабочих на завод. Он начинал выводить людей на улицу вначале в 7.30 утра, затем предупреждал запоздавших в 7.45, и, наконец, извещал о начале работы ровно в 8 часов утра. Так как я в первый день очень боялся опоздать, то, не дожидаясь гудка, явился на работу на час раньше. И этот час провел на лестнице перед закрытой дверью своего отдела.

В комнате кроме меня работали еще сметчик и экономист. С 12 часов до часа был обеденный перерыв, и мы ходили обедать в столовку, которая находилась на втором этаже нашего же корпуса. Правда, вход в нее был с другого крыльца. В эту столовку обед привозили из центральной столовой, которая находилась в здании Дома культуры завода. Обед состоял из трех блюд: первого, второго и чая. Отдельно подавали нарезанный хлеб. Во время войны нашу столовку закрыли и мы ходили в центральную столовую. Да и сами обеды были уже совсем другого качества: суп - из черемши, на второе - каши или макароны, хлеб - строго по норме. После войны хлеб лежал на столах и каждый мог есть его вволю. Дома я пил не чай, а только кипяченую воду. К чаю пристрастился именно на заводе. Обед обходился рабочим недорого: к примеру, стакан чая стоил 15 копеек. Позже, после реформ Хрущева, чай стал стоить уже 3 копейки, но в переводе на старые цены, он не подешевел, а наоборот, стоимость его выросла в 3 раза.

Рабочий день заканчивался в 17 часов. Об этом времени вновь напоминал заводской гудок. Раньше его сигнала выйти с завода было нельзя, могли задержать на проходной. Территория завода состояла как бы из двух частей, их разделяла улица К.Маркса, поэтому и проходных было две. Из одной заводской территории на другую можно было попасть по перекидному мостику, который спроектировал Александр Александрович Пихтин. До этого времени мы переходили из одних ворот в другие по железнодорожным путям, предъявляя пропуска строгим вахтерам.

Наш завод специализировался на выпуске дражного оборудования для золотодобывающей промышленности, доменного оборудования и оборудования для прокатных станов. На работу я приходил в специально сшитом для меня маминой портнихой комбинезоне черного цвета с накладными карманами. Но я был исключением из общего числа ИТР-ровских работников, которые носили обыкновенные костюмы. Модником я никогда не был и достаточно безразлично относился к тому, в чем был одет. Но маме нравилось меня наряжать, и я не противился, тем более, что комбинезон был очень удобен для моей работы, особенно когда я выходил в цеха для эскизирования деталей.

Незадолго до начала войны Отдел главного энергетика ликвидировали, и меня перевели в Отдел главного механика.

Вотделеглавногомеханика

Главным механиком в том время был Знаменский Иннокентий Петрович. А меня направили в конструкторское бюро, которым руководил Вахромеев Сергей Васильевич. Под его руководством работало 7 или 8 конструкторов и две копировщицы. Располагался отдел все в том же 3-м цехе на втором этаже.

Как молодого конструктора меня прикрепили к бригадиру - Шевнину Николаю Ивановичу. Но на самом деле его звали Клавдий Иванович. Имя по тем временам не привычное для слуха, и его "упростили" до Николая. В его обязанности входило проверять мои чертежи, правильность их исполнения. Среди конструкторов была и жена И.П.Знаменского - Галина Яковлевна - изящная темноволосая женщина. Конструкторы были распределены по группам станков (токарные, строгальные, сверлильные) и по кранам. А я, кроме станочного парка, обслуживал и энергооборудование (дизельную электростанцию, кислородную станцию, компрессорную и только что отстроенную ТЭЦ с двумя паровыми котлами и двумя турбинами).

Сергей Васильевич был очень эрудированным специалистом. Большой педант, он завел порядок в работе с цеховыми механиками. Если в каком-нибудь цехе ломался станок и требовалось сделать необходимые чертежи, он заставлял механиков извлечь сломанную деталь, вычистить ее, протереть, и только после этого вызывал конструктора.

Сам Сергей Васильевич в цеха не выходил, но прежде чем направить туда конструктора, консультировал его, на что прежде всего обратить внимание. Сам он был прекрасным специалистом. Когда нужно было заменить деревянные стропила кровли 5-го цеха, он придумал две мачты, соединенные между собой тросом. По этому тросу двигалась тележка, меняя деревянные стропила на металлические.

Все мы относились к Сергею Васильевичу с большим уважением и должным образом выполняли его поручения. Именно ему я обязан всем своим конструкторским обучением.

Началовойны

21 июня был солнечным, немного ветреным днем. Мы с Сергеем Игнатьевичем и Анной поехали на моторке на Кузьминские острова, сварили на костерке чай. Хотели задержаться, но было ветрено и довольно холодновато, поэтому мы отправились домой. Когда вернулись, в квартире раздался телефонный звонок. К телефону подошла Анна, начала говорить и вдруг заголосила. Оказалось, ее подруга сказала, что началась война. Для меня это известие было полной неожиданностью. Вся агитация была направлена на установление мира между СССР и Германией, на пакт о ненападении. Я в тот момент находился в полной растерянности. Сергей Игнатьевич был очень серьезен, а мама начала сразу же убеждать нас, что мы быстро расправимся с врагом, "закидаем его шапками". Но первые сообщения с фронтов были крайне неутешительными. У нас в доме был репродуктор - склеенная из плотной черной бумаги на металлическом кольце тарелка. Когда передавали последние известия, а происходило это в определенное время, мы собирались возле него. Ощущение от услышанного было тягостным, слишком много было потерь.

Была объявлена всеобщая мобилизация. Многие мои товарищи ушли на фронт. Юрка Космаков, который закончил институт, уже имея воинское звание лейтенанта артиллерии, накануне войны был в лагерях. Оттуда его и забрали на фронт. Юрка погиб где-то под Воронежем. Из нашего отдела на фронт ушли сразу несколько человек. Я тоже ждал повестки. Однако директор завода - Брехов Константин Иванович - занял жесткую политику в отношении сохранения кадров. Ему удалось добиться брони для квалифицированных специалистов и рабочих. Были случаи, когда "работяги" приходили к нему с повесткой, а он, выругавшись, кричал: "Никуда не пойдешь", брал телефонную трубку и отстаивал бронь.

Завод стал быстро перестраиваться. В чугунно-литейном цехе начали отливать мины для минометов, во 2-м цехе - делать сами минометы, в следующем авиабомбы, а в цехе ширпотреба протягивали фаспрутки - медные прутки для артиллеристских снарядов. Они закладывались в снаряд, чтобы создать уплотнение при стрельбе и обеспечить его вращательное движение. На заводе быстро были изготовлены несколько протяжных станков, на которых протягивались эти фаспрутки.

Вскоре на завод пришло известие, что к нам идет оборудование Ново-Краматорского завода. В эшелонах едут рабочие с семьями. Эти рабочие и пополнили опустевшие заводские цеха. Оборудование шло всю осень и зиму. Зима в тот год выдалась лютая. Станки приходили на шпальную ветку, а оттуда через мост по узкоколейке уже на сам завод. Я тоже принимал участие в приеме оборудования Станки приходили и днем и ночью. Мне приходилось дежурить по нескольку часов на открытом воздухе. Чтобы я не обморозился, мне выдали валенки, но и они не спасали.

Всех эвакуированных старались разместить по квартирам иркутян. В числе эвакуированных рабочих Ново-Краматорского завода была семья Панчишко. Глава семьи - Николай Иванович - был назначен заместителем главного энергетика, его жена - Нина Леонтьевна работала в детском садике. У них была дочь - Юля - школьница. Юля пошла учиться в 1-ю Ленинскую школу. В Иркутск они ехали в теплушке. Так случилось, что на всю эвакуированную ребятню приходилась одна кукла - Катя - целлулоидный пупс. Счастливой обладательницей куклы была Юля Панчишко. Эту куклу она хранила всю свою жизнь. Сегодня "Катя" находится в Музее истории города Иркутска.

С началом войны Иркутск "потемнел". Уличное освещение было отключено. На окнах в обязательном порядке повисли плотные шторы, а сами стекла в оконных рамах "украсили" бумажные кресты. Но комендантский час в Иркутске введен не был. Можно было ходить по затемненным улицам хоть всю ночь. Причем не было страха, что тебя кто-нибудь обидит или ограбит. Продовольственное снабжение горожан было резко ограничено. И Анна со знакомой частенько ездили по окрестным селам обменивать вещи на продукты. В мои обязанности входило обеспечение семьи дровами. В доме была кочегарка и центральное отопление, но плита на кухне и колонка в ванной топились дровами. У нас на заводе можно было выписать обрезки деревянных моделей, а также сами модели, вышедшие из употребления, и приобрести по ордеру настоящие чурки.

Любимым блюдом военной поры был винегрет. Казалось, ничего вкуснее мы не ели.

На второй год войны рабочим завода выделили в предместье Радищево земельные участки. Сейчас на этом месте расположилось садоводство, которое тянется до кладбища. В то время это была целина. Мне выделили 5 соток: пять метров ширины и сто - длины. Кто как, с разной скоростью начал осваивать свой участок, освобождать его от кустарника, вскапывать. Сельхозорудий в ту пору у нас практически не было. У меня была лопата, а вот грабель не оказалось, пришлось мне мастерить их самому. Кстати, эти грабли до сих пор верой и правдой служат у меня на даче.

Обманулацыганка

Ольга Калаянова

Как манну небесную ждала этот месяц бабка Прасковья. Называла его не как все люди "июнь", а иначе - то ли " светлозаром ", то ли " светлояром ". Откуда выкопала это слово, из каких глубин памяти, понять никто не мог, да и не задумывался. Светлояр, так светлояр. Но как произносилось оно, это слово, видеть надо было. Именно видеть. Губы ее округлялись, складывались в подобие улыбки, звук выходил протяжным, певучим, и вся Прасковья словно изнутри светилась. Любила она этот месяц, ждала прихода его каждый год терпеливо. И как принято теперь говорить - меняла в корне свой имидж. Доставала из сундука, оббитого для крепости и красоты узкими металлическими полосками, лучший свой наряд - юбку тонкого кашемира с прошвами собственноручного плетения из черных нитей китайского шелка, файшонку белейшего кружева, но, подумав, откладывала ее в сторону. Летом белый головной платок личит больше.

Дом, купленный второпях на две семьи сыну Григорию и дочери Марфы, не известно из какого стройматериала сколоченный бывшими хозяевами, кое-как отштукатуренный и пробеленный на хохлатский манер, ютился вблизи Московского тракта, за которым едва различимо зеленели подлески, возродившиеся на когда-то шумевшем здесь да вырубленном грибном березняке. А дальше - куда глаз ни кинь - поля. И где-то тут, в лабиринте необозримом пшеничных, овсяных, зеленых посевов таилось поле озимой ржи. В июне злак уже набирал силу, зацветал, покрывался неприметными зеленоватыми пупырышками - выкидывал острые колючие иглы, ость.

Бабке был важен сам факт цветения. Этого момента она ждала, как дети ждут самых важных для себя праздников - Нового года и дня рождения. Для нее этот праздник приходил в июне - светлояре. Ожидание томило, но терпение ее было безгранично и упорно. Надежда и вера были ее союзницами.

И начинались у Прасковьи ежевечерние посиделки на лавочке за воротами в любую погоду - хоть в ненастную, хоть в ветреную. Только" прикид " головной менялся - вместо платка накидывала в непогодье башлык клеенчатый. И сидела. Сидела до полного заката. Эти июньские посиделки протянулись более чем на пятнадцать лет - с тридцать восьмого по пятьдесят третий год прошедшего века.

Поутру отправляла зятя Якова - мужа младшей дочери в поля, что угадывались за окраиной, за черневшими вдалеке пряслами поскотины.

Зять, не смея перечить Прасковье и слова какого сказать супротив, безропотно выкатывал из сарайчика обшарпанный, но еще на хорошем ходу велосипед, натужно крутил педали - колея дороги, разбитая телегами, шла в гору. И ездок медленно терялся из вида в облаке потревоженной колесами пыли.

Только к вечеру Яков возвращался и привозил свекрови " букетик " ржи.

Трепетными, дрожащими руками принимала бабка стебельки, прижимала крепко к лицу, тонула в пряном запахе поля, земли, пристально всматривалась в травинки, хитро улыбалась чему-то. Один Бог ведал, что творилось сейчас в ее душе. Узловатые пальцы натруженных долгой работой рук перебирали хрупкие, хрусткие изумрудины стеблей. Рожь цвела!

Эти несколько часов, до самого заката солнца она была не одна - со своими самыми важными воспоминаниями. Как никогда становились они в эту пору яркими и живыми. Облик мужа своего, Николая Никифоровича, вроде забывать стала, но глаза голубые и ясные, как у дитяти, всегда помнила. На сохранившиеся и далеко запрятанные от посторонних фотографии мужа и сына Гришеньки смотрела часто.

Да ежедневно! Особенно хорошо смотрелось рано утром, когда рассвет еще серел, и никто голосом тишины не коверкал, не разбивал звуком каким не нужным или выкриком. Руки гладили твердые картонки карточек. На одной - Никифорович, на другой - Гришенька в парадной форме - бравый солдат в темно-зеленом мундире с оранжевым накладным треугольником по груди и погонами лейб-гвардии егерского полка. Когда же прислана была ей эта карточка? На обороте Гришиной рукой надпись - " Петербург, 1914 год ". Значит, так оно и есть - тысяча девятьсот четырнадцатый.

Детали, упускаемые иногда сознанием, всплывали, услужливо рисуя картины ее прошлой, не теперешней жизни. Часто вспоминалась свадьба. Вороные рысаки, запряженные в кошовку, по Барабинской степи мчали молодых на венчанье в большое село Спасское, где церковь возносила золотые купола в высокое, бездонно-светлое небо. Она, Прасковья, молодая, да счастливая, охочая как до работы так до песен и прибауток, восседала королевной рядом с любимым. Любимым до конца дней своих. Крепкой ручищей обнимал будущую жену свою жених. Трезвонили бубенцы на всю степь...

...Теперь на скамеечке самое время поразмышлять, в прошлую жизнь перекинуться. Можно и вопросы задать неведомо кому. К сожалению, ответа не получить и не дождаться! Да и к кому обратиться? Кто ответит?

...Наступали зимы, и как только наметались и укатывались по тракту снега, приходила пора собирать тятеньку в дальнюю дорогу. Собиралась у большого отдраенного до белизны стола вся семья, все ребятишки - Василий, Олимпиада, Гришенька, Марфа (Алешки еще не было, не родился). Теста замешивалось в квашне много, вбивался не один десяток яиц, сечкой рубился в деревянном долбленом корыте фарш из самого отборного, жирного мяса. Пельмени кулями лепились.

Целый обоз мужиков собирался. Уезжали надолго - за тридевять земель - в Китай, до Маймачена, приграничного китайского городка. Ехали за чаем, перцем, фарфоровой посудой, шелком. Иногда приходилось и ночевать в снегах. Костерок проворили, пельмени заваривали...

В какие годы Китай-то этот был? Прасковья не помнит. Да будь он не ладен, этот Китай! Из-за него хозяин и пострадал. Разругались тогда китайцы с русскими то ли в двадцать девятом, то ли в тридцать первом году из-за какой-то железной дороги. Арестовали Николая Никифоровича как китайского шпиона (скажи кому - засмеют), врага народа, глухой ночью. Сгинул кормилец, следа не сыщешь. Кричи - не докричишься, а сердце порвать можно. Надо было спасать детей. Вот и бросили все нажитое в родном краю. Оторвали себя от корней своих, как из люльки дитя вынули. Милый с детства озерный край с голубыми туманами по утрам, полноводную реку, где рыба прямо в руки кидалась, надо было забыть, примериться к чужому, незнакомому. В чужом краю и осели на какой-то станции. Думали, что здесь не достанут...

Воспоминания всплывают непроизвольно, непоследовательно, почти хаотично. - Вот теплым Желтым морем идут из Порт-Артура, где служил Никифорович в русско-японскую минером на эскадренном миноносце "Полтава". Приехали сюда со всей семьей на долгое жительство. А вот оно, как все обернулось! Кто ж знал, что против русской силы найдется посильнее супротивник?! Не посильнее, а похитрее, да подлее... Транспортное судно перегружено. После сдачи Порт-Артура русские семьи возвращались в Россию.

...Проплывают портовые города, названия не упомнишь, заковыристые больно. Рядом с отцом на палубе русоволосая Марфа, совсем еще малышка, но уже сейчас видно - в отца пошла. Красавица. Липка - старшая, та вся в меня - такая же крикливая, да веснушчатая. Спуску никому не даст. Огонь девка.

Сколько ж суток шли до Владивостока? Со счету сбилась.... Где-то в этих теплых, да не ласковых морях схоронили новорожденного мальчика Петрушу. Судовой священник покрестил, санитары в саван зашили.... А слез и на него Господь полной мерой отмерил.

- В какие годы все это было? Да в 1905-ом. Где-то долго стояли, водой заправлялись, а ребятишки иноземные чернущие ныряли за брошенными с парохода монетами и так ловко их доставали. Торговые люди близко к борту на лодках подплывали, товары предлагали, хвастались расписными тканями, диковинными ракушками, каменными бусами, да и барахлом другим всяким невиданным.

Уголком беленького платка Прасковья в очередной раз протирает слезящиеся глаза. Тревожно смотрит на огромный красный шар, неотвратимо падающий на изломанную линию горизонта. Про себя отмечает: "Ветер в завтрашний день дуть будет". Поправляет бережно нарядную юбку. Не измять бы. Прихорашивается.

Никого не видно на пустынной дороге. Последние лучи заходящего солнца еще золотят легкие пушинки, поднятые над дорожной колеей невидимыми кузнечиками, паучками, да жуками. Солнечный лучик, отставший от светила, озарил на мгновенье Прасковью. Словно улыбкой последней наградил и поцеловал ее. Пробежался по иссохшему от ожиданий лицу, высветил все морщинки. Задержался, будто запомнить хотел. Заглянул в глаза, ждущие, напряженные. Упорхнул. Истаял. И никакого больше движения, никакого стрекота, шороха. Вымерло все, ко сну готовится.

- Боже ж ты мой! - ужасается Прасковья: - Ждать-то надо с другой стороны, со станции. Состав какой может подойти с востока, и вот он, Гришенька! - Нет, она не обмишулится! Узнает родимого и в темноте кромешной.

В сумерках по обе стороны и справа, и слева утонула дорога, и всякая мошка притомилась, под лист забилась, под травинку. Утихомирилась. Марфа зовет маменьку на ужин. Бережно приподнимает, уводит в дом. На столе картошка в чугунке паром исходит, зеленеют стрелки нащипанного с гряды лука, крынка парного молока стынет.

Но не идет сон к Прасковье, никак не пробьется, не успокоит. Закрывай, не закрывай глаза, видится страшное: как уводили мужа, а потом в тридцать восьмом и сына. " Товарищи " пришли за ним и ружье заодно со стены сняли. Понравилось видно. Настасья - невестка - в ноги кидалась конвоирам. Кричала истошно: " Не пущу, не отдам мужика! " Да ей самой по голове дали. Лечила эту шишку долго.

Пока этапом " врагов народа " не угнали, все ходила к колючей проволоке с сынишкой, четыре года тогда Женьке исполнилось. Пыталась через мальчонку хоть краюху хлеба отцу тайком передать, да ни разу не удалось. Охранники злобных овчарок на мальца спускали. Тот истошно орал, пугался, а хлеб оземь падал, в грязь, в пыль втаптывался. А поднять нельзя.

Нынче сон все ж сломил Прасковью. Как никогда тяжело засыпала. Всех давно ушедших сродственников разом вдруг увидела и обнимала, и прижимала к себе крепко.

...Сознание меркло. Затухающая мысль билась все тише, тише, а она упрямо шептала: "Завтра, за.... Но силы ушли. Все. Их просто не осталось. Ни одной капельки.

И не узнала никогда мать, что посмертно реабилитировали ее сыночка, т. е. простили, признали невиновным, а арест ошибкой. А кто б в этом сомневался? Она и без них это знала. Но только случится все это через пять лет после великих Прасковьиных бдений. Да и что с того?!

Обманула бесстыжая цыганка Прасковью, когда нагадала, надежду дала: "Не печалься, бабка, вернется твой сын, придет, когда рожь зацветет, на закате. Жди". И ждала мать сына, насколько хватило сил - на долгих пятнадцать лет.

Потерявшиесявовремени

Ктознаетэтогочеловека?

Эльвира Каменщикова

На фотографии Фёдор Козлов

После выхода моей книги "В поисках Минизини", я получила неожиданный отклик: меня разыскали через Интернет родственники Джузеппе и Джованни Минизини.

Еще в 1896 году на строительство Транссиба приехал из Фриули (север Италии) Джузеппе Минизини. В поисках куска хлеба северяне, жители области Фриули, опытные строители, обработчики камня, имевшие опыт в строительстве мостов и тоннелей, ехали в столь непривычные для них условия, каким всегда отличалась Сибирь. Бежали от нищеты. В конце 19-ого века с севера Италии уехали около 80 тысяч человек. Это был настоящий исход.

Русские и итальянские рабочие продвигались на восток от Урала к Байкалу. Точно также двигались рабочие и от Владивостока. Итальянцы, в основном, строили мосты. По некоторым данным на строительстве Транссиба и Кругобайкальской железной дороги было занято около тысячи итальянских рабочих.

Через год к Джузеппе Минизини приехала его жена Мария Скиратти вместе с четырьмя детьми: Джованни, Терезой, Анной, Луиджи Пио. Это было не редкостью среди итальянских строителей, чаще всего жены и дети жили в небольших поселках рядом со строительными площадками. Женщины занимались готовкой обедов для всего землячества, воспитывали детей.

Транссиб с двух сторон приблизился к Байкалу. В начале 20-ого века началось строительство дороги вокруг Байкала, здесь пригодился опыт итальянцев, как строителей тоннелей. Возможно, что с отцом Джузеппе Минизини работал и его сын Джованни, ему было около 14 лет, а дети северян начинали работать на сезонных работах по всей Европе с 10 лет.

С началом русско-японской войны все иностранные рабочие были удалены с Кругобайкалки, многие из итальянцев обосновались в Иркутске, здесь было самое большое итальянское землячество.

Обосновалась в Иркутске и семья Джузеппе Минизини. Нет сведений, каким ремеслом занимался сам Джузеппе, вероятнее всего это были работы на обработке камня, но Мария Скиратти, его жена держала вместе с дочерьми небольшую лавочку по продаже шелков.

В начале века в Иркутск приехал кинематографист Антонио Микеле Донателла, в его владении было 4 кинотеатра, собственная киностудия, на него по всей Сибири работали кинооператоры. В одном из его кинотеатров работал и Джованни Минизини. Приехал в Иркутск также и фотограф Густав Энне по приглашению иркутского фотографа И.В.Булатова. Очевидно, Джованни становится учеником Густава Энне в его фотографии на 6-ой Солдатской, в 1906 году она называлась "Американской".

Семья ветерана Транссиба и Кругобайкалки крепкими корнями врастает в российскую землю. Дочь Джузеппе - Тереза в 1907 году выходит замуж за Федора Козлова, в браке родилось две дочери: Августа - 26 ноября 1908 года и Мария-Елена - 1 апреля 1914 года.

В 1916 году женится и Джованни Минизини на русской - Евдокие Коновихиной.

К 1923 году для многих итальянцев становится ясным, что жизнь в России меняется безвозвратно, многие из них принимают решение уехать на родину, тем более что у всех на руках итальянские паспорта.

В 1923 году уезжают из Иркутска кинематографист Антонио Микеле Донателла, несколько итальянских семей, в том числе и Джузеппе Минизини с женой, дочерьми, и двумя внучками. По каким-то причинам, которые неизвестны даже его родственникам в Италии, Федор Козлов остается в Иркутске.

Связи Федорова Козлова и его семьи в Италии были утрачены, мне кажется, не нужно объяснять причины, по которым это произошло. Но в 1934 году Федор Козлов присылал свою фотографию любимой дочери Марие-Елене. С этих пор о нем нет никаких сведений.

Неизвестна дата его рождения, неизвестно отчество, то есть имя отца. В Италии у Федора Козлова родилось шесть внуков и внучек, есть правнуки. Изменилось время. Началась пора восстановления прерванных связей, возврат утраченного.

Фотография, которая здесь публикуется, прислана из Италии. По сообщению правнучатых племянницы и племянника Джузеппе Минизини, она была прислана в 1934 году. Возможно, что и сама фотография была сделана в том же году в Иркутске. Почти ни на что не надеясь, я задаю вопрос: "Кто знает этого человека?".

Раноподводитьитоги

Р. Фаттахова

Геологов принято считать романтиками. В какой-то мере здесь есть доля правды - работа на природе, походы, костры, песни. Есть и другая сторона у профессии, но об этом чуть позже. А сейчас хочу представить вам Чернова Юрия Алексеевича, геолога и просто хорошего человека. 26 августа ему исполнится 80 лет. Дом, семья, работа были всегда для него на первом месте. С годами это никуда не ушло. Юрий Алексеевич по-прежнему хороший работник и семьянин.

Квартира моего героя немного похожа на библиотеку - почти все полки уставлены книгами. "Накопились за долгие годы, целыми собраниями сочинений собирал" - поясняет Юрий Алексеевич, заметив мой удивленный взгляд. А еще здесь много разных красивых цветов - растения в этой семье любят. Юрий Алексеевич очень общительный, любит рассказывать про свою семью, родителей. Одним из самых ярких впечатлений детства для него стал взрыв Кафедрального Собора, на месте которого сейчас стоит областная администрация. "Я до сих пор отчетливо помню этот звук - как будто взорвали не храм, а человека - было в нем что-то страшное, мрачное" - с сожалением рассказывает Юрий Алексеевич.

"Воспитывался я дома. - Продолжает он. - До первого класса все мои годы прошли на детской площадке во дворе дома по Дегтевской (сейчас Российской) улице. В 1935 году меня вместе с еще двумя девочками из нашего двора торжественно проводили в начальную школу №32. Рядом с ней построили еще одну - семнадцатую. Там я проучился 6, 7, 8 классы. Во время войны здание школы отвели под военный госпиталь, и мы часто туда ходили на встречи с ранеными. А учились мы тогда в здании клуба Иркутской теплоэлектростанции".

Получилось так, что уже в школе Юрий Алексеевич начал работать геологом. В 1943 году вместе с партией "ВостСибнефтегеология" он выехал на полевые геологические работы. "Мы тогда работали по берегам Ангары, в районе Свирска. Осенью мы вернулись из экспедиции, и я снова пошел в семнадцатую школу. Но началось деление учебных заведений на женские и мужские, и меня перевели в одиннадцатую, которая по тем временам считалась элитной". Закончил школу Юрий Алексеевич экстерном, зиму 1944-1945 годов он проучился на подготовительных курсах Горного института, а в сентябре сорок пятого стал студентом горно-металлургического института. Потом из-за материальных трудностей временно оставил учебу и пошел работать в Иркутский трест "ВостСибцветметразведка" Затем были учеба на геологическом факультете Иркутского госуниверситета, аспирантура и работа во многих геологических партиях в основном на территории Бурятии.

Юрий Алексеевич готовит будущих геологов не только для России. Он также руководил стажировками иностранных студентов из Монголии, Сирии, Коста - Рики, Западной Сахары, Афганистана, Мали. Работа с такими студентами временами напоминала возню с маленькими детьми. " Помню, приехали к нам на подготовительный факультет учащиеся из Лаоса. Тогда было начало зимы, а девушки все одеты в сари. Вы представьте себе, сибирская зима и сари! Ну, мы не растерялись, и на первое время одели лаосских девушек в военные бушлаты. Зато им не было холодно!". Таких случаев было немало. И в каждом нужно найти выход.

Главным в работе Юрий Алексеевич считает правильный психологический настрой, терпимость и чувство коллективизма. Работа геологов - это не только романтика. Иногда приходится жить в очень тяжелых условиях, бывают разные непредвиденные ситуации. "Однажды, когда мы работали в Бурятии, произошел несчастный случай. Один из участников экспедиции разбил ногу о камень. А у нас всего 2 лошади, до ближайшего населенного пункта 200 километров. Мы организовали дежурство возле этого парня, по очереди кормили, помогали ему. Немного выходили его, посадили на лошадь и отвезли в больницу. Весной следующего года этот парень уже пошел в армию. В таких ситуациях важно не терять головы и поддерживать друг друга. Немного внимания и заботы к людям творят чудеса. Много чего было в работе, всего и не расскажешь. Но в каждом случае можно сделать выбор и поступить по совести"

Стоит отметить работу нашего героя в Иркутском государственном техническом университете. Он пришел сюда доцентом, потом заведовал кафедрой общей геологии, 6 лет был деканом подготовительного факультета для обучения иностранных студентов. Сегодня он профессор. Еще надо сказать, что именно во время работы в университете Юрий Алексеевич впервые в нашей стране организовал чтение курса лекций для иностранных студентов по геологии их родных стран. Его работу в этом направлении оценили все страны, которые отправляли своих учащихся на стажировку в Иркутск, но больше всех Монголия - он заслуженный учитель этой страны и почетный профессор Монгольского университета. Связи с этой страной Юрий Алексеевич поддерживает до сих пор.

Сегодня он работает не только со студентами, но и со школьниками. Активно участвует в работе Областного центра детско-юношеского туризма и краеведения. Вместе с ребятами выезжает в поездки в Большой Луг, Слюдянку, Танхой, Посольск.

Самым главным в жизни наш герой считает семью. На вопрос, как супруга и дети относятся к его работе - ведь это постоянные поездки, временами продолжительные, - Юрий Алексеевич ответил просто. "Домашние относятся с пониманием к моей работе, всегда поддерживают меня и даже помогают. Летом я брал их с собой в поездки - им там было очень интересно, да и вопрос, где провести каникулы, отпадал сам собой".

В прошлом году дети и родственники организовали для Юрия Алексеевича и его супруги празднование золотой свадьбы. " Это был поистине незабываемый праздник, я благодарен своим родным за такой подарок".

Образцом настоящей семьи для Юрия Алексеевича стали родители. Именно они показали достойный пример настоящих семейных отношений, взаимопонимания, уважения и любви друг к другу.

Большую часть своей жизни он посвятил выбранной профессии. Его не пугали никакие трудности. Его любят и ценят коллеги, студенты уважают его не только как преподавателя, но и как человека - он всегда поможет и добрым словом, и добрым делом. В день своего юбилея Юрий Алексеевич не подводит итогов. Он по сей день продолжает работать, учить будущих геологов и экологов.

ТАКИМ МЫ ЕГО ПОМНИМ

Надежда Колесникова, дочь К. В. Балберова

Лев Беляев, профессор, сотрудник ИСЭМ СО РАН

Фотографии:

1. К.В. Балберов (в центре) с бригадой водоотливщиков.

2. Константин Васильевич Балберов.

30 марта 2007 г. исполнилось бы 80 лет со дня рождения Константина Васильевича Балбёрова, передовика строительства Иркутской ГЭС, бывшего директора Завода железобетонных изделий треста

"Востоксибэлектросетьстрой"

"Константин Балберов, мастер на водоотливе, готовился отдыхать после трудового напряженного дня. И вдруг из репродуктора понеслось: "Река выходит из берегов! Наводнение! Наводнение!". Наскоро намотав портянки, Балберов на ходу втиснул ноги в валенки и, поправляя ворот полушубка, выскочил из дома. А по улице уже сновали люди. Они бежали туда, где вырисовывался котлован.

Практика гидростроения еще не знала, чтобы в декабрьские суровые морозы реки выходили из берегов.

В насосной дежурила молодая неопытная девушка. Услышав тревожную весть, она растерялась. Балберов окинул взглядом десятки агрегатов и обратил внимание на тот, который вчера остановили для профилактики. Пустить его сразу не удалось: нужен был дополнительный пожарный рукав. Начались поиски. А река тем временем все смелее взбиралась выше.

На помощь Балберову прибежала большая группа водоотливщиков. Через десять минут насос был пущен. А вскоре заработали еще восемь, которые были "на всякий случай" завезены на строительную площадку. Огромную роль сыграли и экскаваторы. Опасность была ликвидирована.

Четыре дня вода своенравной реки стояла на высоких отметках. Четыре дня многотысячный коллектив стройки боролся с нахлынувшей стихией. Боролся и победил. Ни один кубометр лишней воды не попал в котлован. А на пятые сутки, когда уровень воды на реке спал, люди начали устранять наросты льда. Мощные будьдозеры и скреперы отодвигали все, что было нанесено Ангарой..." (газета "Советская Россия" № 153 за 29.10.1956 г.).

Константин Васильевич Балберов родился 30 марта 1927 года в селе Лава Сурского района Ульяновской области. Родился вторым ребенком после старшей сестры Лизы. Всего в семье было пятеро детей. Его отец ушел на фронт и погиб под Ригой в октябре 1944 года. На плечи Кости легла забота о матери, своих сестрах и брате на правах старшего мужчины в семье.Когда отец ушел на фронт, то Костя вместо отца работал в колхозе учетчиком, а ведь было ему всегото 14 лет. Военное время было тяжелое, голодное, приходилось есть лепешки из мерзлой картошки, которую ходили зимой искать на поле, а летом ели лепешки из лебеды.

В войну за 12 километров Костя возил хлеб на лошадях в Сурск. Сам был голодный, но никогда и в мыслях не было чтонибудь взять. На дорогу выбегали волки, но Бог миловал не нападали.

Несмотря на все трудности Константин с отличием окончил сельскую школу, и перед ним открылись двери всех вузов страны. Он отправил документы в три вуза, и все три вуза прислали ему вызов. Он выбрал МЭИ (Московский ордена Ленина Энергетический Институт им. В.М.Молотова). Это было в 1944 году.

Ему, парню из многодетной сельской семьи материально было очень трудно.

"...В учебе чувствую себя хорошо. Стараюсь не пропускать ни одной кинокартины. Раз в месяц бываю в театре на большее не способен (все финансы!), а теперь еще убавили стипендию вот и пользуйся тут благами столичной жизни...Бывает так обидно, что не имеешь тех возможностей, что почти все ребята вокруг! Но я пытаюсь не унывать" (письмо от 25.02. 1949 г., Москва).

Оканчивает институт Константин Балберов с отличием. Его приглашали остаться в Москве, предлагали аспирантуру.

"...Сейчас просто голова кругом от всевозможных вариантов устройства своего недалекого будущего... Мне известно, что в будущем году начнется строительство Иркутской гидроэлектростанции на реке Ангаре это очень заманчивый вариант..." (письмо от 13.01. 1949 г.).

Вот так и попал Балберов Константин на строительство Иркутской ГЭС.

Он приехал на стройку одним из первых молодых инженеров, выпускников вузов страны. "...Первыми прибыли выпускники Московского Энергетического института Константин Балберов, Лев Беляев, Борис Медведев, Илья Пырх, которые с первых дней активно включились в организацию строительства и прошли до конца стройки, выросли до крупных организаторов..." (Салацкий Н.Ф., "О былом как было").

Строительство Иркутской ГЭС началось с дорог, и Константину Балберову был поручен этот первый фронт работ на стройке. Потом назначение мастером водоотлива, а затем он был главным механиком Управления строительства здания ГЭС.

24 сентября 1959 года Государственная комиссия приняла Иркутскую гидроэлектростанцию в постоянную эксплуатацию. "... На базе управлений промышленно-гражданского строительства был создан трест "Электросетьстрой", его управляющим утвержден А.Я. Рапацкий, главным инженером Р.Я. Крутер, директором завода железобетонных конструкций был утвержден К.В. Балберов. Эти воспитанники АнгараГЭСстроя, сохраняя трудовые традиции, активно взялись за порученное дело". (Салацкий Н.Ф., "О былом как было").

Человек большого ума, высокой образованности, талантливый организатор, очень грамотный инженер?механик, Константин Васильевич Балберов был всегда внимательным и чутким к людям. Он был справедлив, доброжелателен и требователен, всего себя отдавал работе.

Рабочий день директора завода, которым он руководил больше 20 лет, начинался в 7 часов утра и заканчивался поздно вечером. Под его умелым руководством завод выпускал в срок высококачественные опоры для ЛЭП, которые стоят от Урала до Владивостока.

За свой доблестный труд Балберов К.В. был награжден орденами "Знак Почета" (в 1961 г.) и Трудового Красного Знамени (1971 г.), медалью "За строительство Байкало-Амурской магистрали" (1980 г.), памятным знаком "За ударный труд на строительстве ЛЭП220 Хабаровск-Комсомольск-на-Амуре" (1981 г.).

Он хотел, чтобы на заводе было много деревьев, цветов и кустарников, чтобы он утопал в зелени. Это под его руководством были посажены деревья на территории завода, которому он, можно сказать, отдал всю свою жизнь. Под его руководством были обустроены так называемые "озера", где купаются и сейчас.

Два с небольшим года не дожил Балберов до своего 80летия подвело здоровье, которое унесла повседневная напряженная работа.

Сам он прожил жизнь скромно – скромная квартира?хрущевка, скромная дача и большая книжная библиотека. До самых последних дней он всегда тянулся к знаниям. С людьми всегда был спокоен, приветлив и доброжелателен.

В 1950 году Костя женился на односельчанке Зине, которая приехала к нему на стройку. Прожили они в браке 54 года, заботясь и оберегая друг друга.

У них родились дети дочь Надя и сын Евгений. Появились двое внуков, внучка и две правнучки. Сибирь стала их Родиной.

Учитель учителей

Николай Алфёров

Лилия Григорьевна Мартюшова, Народный учитель СССР, родилась 7 февраля 1936 года в городе Иркутске, но большую часть своей жизни провела в Нижнеилимском районе. Там получила среднее образование. В Нижнеилимской школе была старостой краеведческого кружка, руководителем которого был учитель географии Калошин Навел Нестерович, человек разносторонних знаний, влюбленный в свое родное Приилимье. В каникулы он проводил с ребятами кружковцами походы по родному краю, знакомил детей с его природой и историей. Наверное, у любознательной Лилии Тютриной (девичья фамилия) Павел Нестерович заронил мечту стать агрономом. И после окончания школы в 1954 году у Тютриной не было колебаний в выборе высшего учебного заведения только агрономический факультет Иркутского сельхозинститута. Она выдержала конкурсные экзамены на одно место претендовало девять абитуриентов.

После успешного окончания института в 1959 г. Тютрина распределилась с подругой за компанию в Балейский район Читинской области, в семеноводческое зерновое хозяйство, где проработала два года. Там вышла замуж за Мартюшова Бориса Сергеевича, моториста геологоразведочной партии. Через год у молодожёнов появилась дочь. Изза отсутствия яслей в этом хозяйстве они были вынуждены переехать в Нижнеилимск к родителям.

Л.Г.Мартюшова в местной школе преподавала биологию, а через два года вместе с семьей переехала в Тулунский район. В этом районе она стала учительствовать в Икейской средней школе, а Борис Сергеевич стал учиться в Тулунском сельскохозяйственном техникуме. В Икее Лилия Григорьевна была депутатом сельсовета и руководила районной секцией учителей химии и биологии.

...Со второй половины 1971 г. в течение 28 лет Л.Г.Мартюшова преподавала билогию в железногорской средней школе № 3. За эти годы она достигла вершины педагогического труда, став высококвалифицированным специалистом, неутомимым биологом-краеведом. Выросла от простого учителя до "учителя методиста", затем "учителя исследователя", потом "Заслуженного учителя школы РСФСР" и, наконец, Президиум Верховного Совета СССР своим Указом от 10 мая 1988 года за особые заслуги в обучении и коммунистическом воспитании учащихся присвоил Л.Г.Мартюшовой почетное звание Народного учителя СССР.

Лилия Григорьевна по итогам девяти областных научно-практических конференций получила 8 дипломов первой степени; 10 раз занимала первое место в областной выставке "Исследователи природы".

Л.Г.Мартюшова талантливый учитель, прекрасный педагог-воспитатель, учитель учителей. Коллеги привыкли, что к ней можно в любое время прийти за советом, посмотреть арсенал используемых ею дидактических, технических средств обучения. Прийти на урок-научную лабораторию. Здесь и место, и время для педагогических раздумий. Почему у Лилии Григорьевны получается? Почему дети любят её уроки, любят предмет? Эти и другие вопросы вставали перед теми, кто хотел лучше работать, кто хотел быть современным учителем.

Во время работы Л.Мартюшовой в железногорской средней школе № 3 по всему городу, у автобусных остановок, магазинов, в парковой зоне расклеивались листовки из школьных тетрадей с рисунками, стихами, призывами. Самодельные плакаты рассказывали о сибирских растениях, занесенных в Красную книгу, убеждали людей, что лучше любоваться жарками и другими цветами, чем видеть, как вянет их красота в хрустальных вазах. Рассказывали, как правильно, похозяйски, срывать с веточек ягоды и выкапывать лекарственные растения. Лилия Григорьевна учила членов кружка "Березка" как весной прогнозировать урожаи ягод и кедровых шишек. И эти прогнозы учитывали кружковцы и их родные перед заготовкой.

У клуба "Березка" были зеленые патрули, охранявшие лесной массив вокруг Железногорска от незаконной вырубки елей. Както в предновогодние дни проводилась операция "Ель". Члены клуба, несмотря на трескучий мороз, патрулировали вокруг города в зеленой зоне. Среди браконьеров попался работник милиции. Дети по всей форме составили акт. На другой день Лилию Григорьевну вызвали в милицию. Милицейский чин предложил хрупкой учительнице забрать акт, но она наотрез отказалась.

Экологический клуб "Березка" занимал первые места на биологических олимпиадах и слетах, посвященных охране природы, сотрудничал с журналом "Юный натуралист", участвовал в экспедициях ВДНХ. И самая весомая сторона клуба исследовательская, научная работа

От города Железногорска тянется на много километров хребет из пустой породы отходы производства горно-обогатительного комбината. Впечатление зловещее. Это одна из ран илимской земли. Много лет Л.Мартюшова вместе со школьниками из клуба "Березка" лечили эту рану. Весной каждое воскресенье они поднимались на отвалы. Несли в рюкзаках саженцы акации и землю, чтобы хоть на первое время дать корням пищу. Акации принялись. Эксперимент удался. Это была победа. Оказывается, на пустой породе, извлеченной из глубины земли в процессе добычи железной руды, могут расти различные растения, в том числе кустарники и деревья. Эту экспериментальную работу клуб "Березка" проводил по заданию Восточно-Сибирского института географии и кафедры Иркутского сельскохозяйственного университета.

За свою трудовую деятельность Лилии Григорьевне пришлось работать под началом многих директоров и их заместителей, каждый из них имел свой почерк в работе. И со всеми она ладила, находила общий язык. Я, автор данной статьи, пять лет работал директором железногорской средней школы № 3 в одной упряжке с нею.

Всех окружающих её людей, всех учеников и учителей она вдохновляла своей энергией, оптимизмом, жизнелюбием, добротой. Её все любили, уважали, брали с нее пример. У неё не было недругов и не могло быть. Её замечания были корректны, справедливы. На них никто не обижался. С нею легко было трудиться. Л.Г. Мартюшова поистине является учителем учителей, исключительно порядочным человеком.

Лилия Григорьевна, наверное, не достигла бы творческих высот, если бы дома не было хорошей погоды. Она и Борис Сергеевич не говорили друг другу высокопарных слов о любви, но жили ею. Муж был для неё надеждой и опорой, всячески помогал ей в её нелегком труде. Работая в Железногорске начальником механизированной колонны, он на пришкольный участок после работы бесплатно привез 20 самосвалов плодородной земли, отвозил жену с её помощниками из "Березки" на отвалы для высадки там саженцев акации, кашеварил дома, когда Лилия задерживалась на работе...

В 2002 году Борис Сергеевич ушел из жизни. Лилия Григорьевна тяжело переживала смерть мужа, часто ходила на его могилу, вспоминая их счастливую семейную жизнь. Старалась себя загрузить общественной работой.

Хочется пожелать этой удивительной женщине, единственной в области имеющей звание Народного учителя СССР, многих лет жизни и здоровья.

ЦветныесныНинелиЗвонковой

Александра Поблинкова

Часто ли вы видите цветные сны? Наверное, нет. А вот иркутская художница Нинель Васильевна Звонкова не только видит фантастически яркие и многообразные сны, но и воплощает их в своих картинах. Каждое ее произведение – символ. Причем одни тайны картин Нинель читаются сразу, а другие не вполне ясны и для самой художницы. Многие сюжеты картин, по словам Нинели Васильевны, даются ей свыше, она никогда не рисует эскизов. Впрочем, творческий путь художницы – это долгая и крайне необычная история...

Абрикосовоешампанское

В гости к Нинели Васильевне я пришла 25 апреля, как раз в ее день рождения, за два дня до открытия выставки ее картин в музее истории города Иркутска. Несмотря на то что художнице исполнилось 74 года, она, стильная и ухоженная женщина, выглядит гораздо моложе своего возраста, а по запасу жизнерадостности и активности может дать фору многим 20-летним девушкам. Дома у Нинели Васильевны живут два веселых пуделя и гуляющий сам по себе кот. Хозяйка квартиры предложила мне осмотреться, разглядеть картины,которыми увешаны комнаты, и оценить их радужную яркость и необычность. Первое, что меня заинтересовало — свежесть и прозрачность красок: "Скажите, чем вы рисуете?" – "Масляными красками, конечно. Причем обычно использую только семь".

Пока я удивлялась, на столе появились сдобный пирог и бутылка шампанского. Пригубив немного в честь дня рождения и подкрепив силы пирогом, мы начинаем разговор. "Я так люблю шампанское, – говорит Нинель. – Муж в мой день рождения всегда приносил мне его с абрикосовым соком в постель. Обязательно попробуйте, это невероятно вкусно".

Если постараться коротко (что весьма сложно) рассказать биографию художницы, то лучше начать с того, что Нинель Васильевна родилась в Иркутске и окончила здесь Культпросветучилище. Она много путешествовала,работала на севере, в Анадыре, Диксоне... "И пролив видела, и китов", – резюмирует она. В 1970-х годах Нинель окончила Высшую Ленинградскую профессиональную школу и Высшее театральное училище имени Щукина, режиссерский факультет. Кем только еще ни пришлось побывать Нинели Васильевне за 74 года ее жизни: и сантехником, говорит, работала и мотористом.

В 1975 после смерти мужа она поехала работать на БАМ: "Жила там в железном вагончике, заканчивала учебу, мне было все равно. То рабочим я была, то методистом. Я ведь там не деньги зарабатывала, а тоску выбивала", – вспоминает художница. Вернувшись в Иркутск, работала на телевидении... Но однажды в ее жизнь пришло чудо, резко изменившее мировоззрения Нинели.

Святоепокровительство

Эта невероятная история началась в 1991 году. "Я работник культуры, так что верующей раньше не была и молитв никаких не знала, – рассказывает Нинель Васильевна. – И вот просыпаюсь я в одно промозглое утро, надо было мне на работу идти, а так не хотелось. Добрела я до работы, отпросилась на день,вернулась домой. Собачки мои просят, чтобы я с ними погуляла. Чувствую, что нет сил и все тут, нужно прилечь. Решила я полчасика вздремнуть.

Это была пасмурная среда. Запомните, Саша, фразу "после дождичка в четверг", именно тогда случаются чудеса. И просыпаюсь я вдруг оттого, что кто-то прижимает меня к кровати. Я пробурчала, что не надо меня давить, я итак все слышу. А тут голос, в смысле телепатический (вы не подумайте, что голоса мерещатся), мне говорит: "Раз слышишь, так вставай".

Замечу, что сплю я всегда на правом боку, а тут просыпаюсь на левом. Вижу я, что вся комната залита фиолетовым светом. А окна нет, вместо него большой карий глаз с длинными пушистыми ресницами. (Хоть режьте меня, хоть жгите, но все было именно так) Иду я медленно в кухню, а там сидит знакомая мне женщина. Причем остается загадкой, как она сюда попала. Она посылает меня обратно спать, раз уж я так устала. Вернулась я к кровати. Проснулась через некоторое время я от хлопанья форточки.

Сколько лет прошло с этого случая... до сих пор я все прекрасно помню. Потом уже знакомый ученый, профессор Игнатенко, доктор философских, биологических и энергоинформационных наук объяснил мне, что фиолетовый – цвет Богородицы. И появление его значит, что Матерь Мира взяла этого человека под свое покровительство. Теперь каждый раз ко дню рождения Богородица мне делает подарки. Картины подсказывает, 25 апреля я переехала в эту квартиру, да и выставка предстоящая должна была открыться 25 числа, но день недели оказался неудобный, потому и перенесли".

Но это было не последнее видение. Как-то раз на границе между сном и явью,Нинель Васильевна очутилась у подножья скал. Недалеко от нее стоял высокий,красивый человек, он обнял и благословил ее. "По статности и красоте его, – замечает художница, – понятно было, что это святой человек". После долгих исканий Нинель Васильевна узнала, что святой был Сергием Радонежским, покровителем вдов и сирот.

Было и третье видение: "Сергий Радонежский подводит меня за руку к сидящей на троне Богородице. И говорит, мол, познакомить хочу. А она отвечает:"Помню ее, помню. Ей не хватило твоей помощи, беру ее под свою защиту. С тех пор-то я и начала учить молитвы, теперь молюсь регулярно".

Оттабуреткиклучшему

С тех пор, как Нинель Васильевна попала под покровительство Богородицы, ей начали представляться разные картины. Очень хотелось их запечатлеть, но рисовать тогда еще она не умела. В 2000 году будущая художница увидела объявление о наборе школьников на курсы живописи: "Я туда пришла, меня спросили, сколько лет моему внуку, в ответ на что я попросила разрешения посидеть на занятии. Преподаватель был очень хороший человек с научным подходом к преподаванию рисования. Он поставил перед нами табуретку. Показал, как определять перспективу и выбирать ракурс. Как я ни старалась, мой вариант табуретки вышел пятиногим. На следующем занятии мы рисовали вазу, стоит ли говорить, что она у меня тоже не особенно удачно вышла. После этого я поняла, что грамотным живописцем мне не стать, подошла к преподавателю и попросила его объяснить, что мне понадобится для рисования, какие кисти и краски выбирать".

После этого Нинель Васильевна начала рисовать. Первая ее картина — "Глаз Богородицы". В ней воплотилось то самое яркое переживание 1991 года. Только к глазу на фиолетовом фоне добавилось еще и дерево: "Я рисовала его с большим трудом, ведь ничего тогда толком не умела. Немного позже я узнала,что есть в Португалии дерево Богородицы, к которому она иногда снисходит".

Через некоторое время Нинель Васильевна пригласила своего бывшего учителя рисования посмотреть ее картины. Он был поражен их яркостью и сказал, что хоть он и профессионал, но его работы получаются гораздо более серыми и темными.

"Многие сюжеты я вижу во сне, – рассказывает Нинель Васильевна, – но и наяву, бывает, являются. Выхожу я как-то из трамвая, а передо мной – картина. Иногда что-то вертится в голове, рисую и лишь спустя время узнаю, какова символика моей картины. Нарисовала я, к примеру, огненного человечка, а потом услышала по телевизору про очищающего ангела, который сгорел на пути к земле, приняв на себя человеческие грехи".

Если раньше Нинель Васильевна, по ее словам, немного боялась рисовать, то теперь с каждым разом картины получаются все лучше. Стали вырисовываться люди и лица.

Оранжевыекоты

Думаю, что история каждой из картин Нинели Васильевны заслуживает отдельной статьи, настолько они интересны и разнообразны. Но сложно удержаться, чтобы немного не рассказать о наиболее понравившейся мне картине: котах на оранжевом фоне.

"Есть у меня дача, – начинает Нинель Васильевна. – Небольшой необработанный участок и дом. Добираться до нее по тайге – семь километров пешком, автобусы до садоводства не ходят, поэтому там живет немного людей. А я летом хожу с рюкзаком в сопровождении моих собак и кота. Это удивительное место, оказалось, что раньше там находился монашеский скит".

Из окна дома Нинели Васильевны виден восход, он обычно оранжевый: "И вот смотрю я в окно и вижу моего кота с его новой "мадам", они тоже зарю встречают. А рядом растут тигровые лилии. И я нарисовала эту картину для двух котов и для себя. Назвала ее "Зоренька", а позже узнала, что наши тигровые лилии на самом деле называются зореньками".

Выставкиипланы

Нынешняя выставка картин Нинели Васильевны – уже вторая. Первая была закрытой, многие ее гости были учеными-космистами, коллегами профессора Игнатенко. Он же тогда и объяснил художнице, что все те образы, которые ей предстают – это на самом деле сигналы из космоса, то есть содержание картин как бы продиктовано сверху, извне.

В тетради для пожеланий с первой выставки написано всего несколько, но зато искренне теплых отзывов. В работах Нинели Васильевны находят и свет, и радость жизни, и теплоту красок, и счастье, и ощущение новизны, свежести.

Впереди у необычной художницы много планов: она написала книгу о своих картинах, не так давно закончила черновик. Теперь осталось его поправить, а спонсорскую помощь по изданию обещал профессор Игнатенко. Нинель Васильевна надеется, что к ее 75-летию книга уже будет готова.

Еще в планах у нее есть четыре сюжета новых картин, но пока все никак нет времени для их реализации. Надеюсь, что за этой выставкой будет еще и еще одна, потому что картины этой художницы действительно создают солнечное настроение и приносят радость, а ведь нам сегодня этого так не хватает.

Что не имя, то легенда

Лев Тетелев

На фотоснимке геолог А.С. Давидюк

Надрывно работая двигателем, катер медленно шел вверх по Маме и тащил на буксире баржу с рабочим людом.

Алексей Сергеевич Давидюк долгим взглядом всматривался в бурливую реку и на ее берега. Рядом с ним сидели геологи Алексей Иванович Скорняков и Павел Нестерович Король. Все трое работали не первый год вместе, поэтому хорошо знали друг друга, и сейчас у каждого из них была одна забота -- разведка новых месторождений слюды, так необходимой стране. Этим они занимались уже давно и небезуспешно. Труд всех троих в области геологии по заслугам был оценен правительством, а их имена остались на картах Мамско-Чуйского района. Так на Слюдянском месторождении был известен голец, названный именем Павла Нестеровича Короля, замечательного человека, вошедшего в историю слюдодобычи в районе. Говорили, будто он "чувствовал" слюду, знал ее приметы, известные только ему одному и по ним искал и находил слюдяные жилы.

В 1951 году Павлу Нестеровичу было присвоено звание "Почетный горняк", а спустя год вручили высший орден страны -- Орден Ленина. "Его "фарт" был результатом его удивительной природной смекалки первооткрывателя-первопроходца, его большого бескорыстного трудолюбия. Некоторые слюдяные жилы в честь него именовались "Первая Королевская", "Вторая Королевская" и т.п. Равным этому замечательному геологу мог быть только Алексей Иванович Скорняков, который в ходе разведочных работ в Мамской экспедиции выявил ряд слюдоносных жил. За это один из гольцов Согдиондонского месторождения, где Алексей Иванович работал со своим отрядом в течение нескольких лет, был назван в его честь -- Скорняковским.

Сам же Алексей Сергеевич Давидюк, окончив в 1949 году Иркутский горно-металлургический институт, работал в Чуйской группе геологом съемочной партии, затем начальником поисковой партии и, наконец, инженером целой группы партий. Алексей Сергеевич лично участвовал в открытии и разведке многих слюдяных жил, среди которых жила № 66 Резервного гольца. Эта жила относится к числу уникальных, впоследствии по ней осуществлялась добыча более 6 000 тонн слюды с содержанием до 30 %-- крупной.Через 10 лет после окончания института Давидюк получил должность старшего отраслевого геолога ИГУ и выполнял обязанности куратора экспедиций, ведущих работы по добыче слюды, а спустя 17 лет Алексей Сергеевич стал начальником геологического отдела ИГУ. Сейчас он на пенсии, но поддерживает связи со всеми своими коллегами.

Говорины

Николай Алфёров

На фотографии Александр Семёнович и Ольга Яковлевна Говорины

Ольге Яковлевне Говориной 83 года. Живет мать бывшего губернатора в Иркутске, в двухкомнатной квартире. Мебель старая, приобретенная в семидесятых годах прошлого века. Бросается в глаза чистота, уют в комнатах и порядок во всем.

Высокая, стройная хозяйка квартиры сохранила черты былой красоты. На единственной старой фотокарточке, на которой она запечатлена с мужем Александром Семеновичем, молодая Ольга Яковлевна выглядит красавицей.

--Почему у Вас только одно фото тех лет? - с недоумением спрашиваю хозяйку.

--Некогда было нам с мужем фотографироваться, да и не на что: жили бедно, берегли каждую копейку...

Общительная, Ольга Яковлевна не живет замкнуто: в её квартире часто раздается смех внуков, правнуков и многочисленных подруг. Несмотря на свой немолодой возраст, вот уже двадцать четыре года она поет в ветеранском хоре, на концертах "на ура" исполняет частушки. Читает книги, газеты. Из трех сыновей (все они живут в Иркутске) больше всего переживает за старшего - бывшего губернатора Бориса Александровича. Переживает за разные слухи в его адрес...

...Родилась Ольга Яковлевна в деревне Левашовка Кемеровской области, в крестьянской семье. Мать, Екатерина Яковлевна Громова, была неграмотная женщина. Отец, Яков Семенович Алыпевцев, после четырех классов в деревне окончил в Кемерово вечернюю школу и в Иркутске - юридический факультет госуниверситета, в чине подполковника работал военным прокурором на Дальнем Востоке, с 1946 по 1953 год был в этой же должности на Восточно-Сибирской железной дороге, затем в Челябинске. С женой Екатериной Яковлевной в 1928 году расстался и обзавелся новой семьей. Умер в 1979 году.

Оля до 14 лет жила с матерью в родной деревне. Окончила только четыре класса (в деревне была лишь начальная школа). Четырнадцатилетней девочкой приехала к дяде в Красноярск, устроилась няней в зажиточную семью, посещала курсы воспитателей детских садов, после окончания которых, в 1941 году, стала работать в детсаде № 27 и жить в общежитии. Зарплата была небольшая, из которой к тому же удерживались налоги -подоходный, холостяцкий, военный. В годы войны и после её окончания вплоть до 1947 года хлеб выдавали по карточкам, служащим - пятьсот граммов на день. Других продуктов в магазинах не было. Оле удавалось выкраивать из зарплаты немного денег на покупку на рынке картофеля и капусты. Из-за плохого питания у неё к вечеру заплетались ноги, кружилась голова, сосало под ложечкой.

Коренным жителям Красноярска было несколько легче переносить невзгоды: большинство из них в пригородных местах выращивали картофель, а также через деревенских родственников и знакомых приобретали кое-какие продукты. Этого были лишены эвакуированные и прибывшие из других мест люди, как Оля. Она боялась одного - как бы из-за хронического недоедания не свалиться, не заболеть дистрофией. Одежда на ней висела, как на вешалке.

Но как бы ни было тяжко жить, Оля не опускала руки: трудилась добросовестно, чуть ли не каждый день задерживалась в садике: женщины из-за сверхурочной работы из детсада поздно забирали своих детей. Оля была и общественницей: организовывала подписку на государственные займы, шитье теплых рукавиц для фронтовиков, читала красноярцам газеты с важнейшими событиями как на фронте, так и в тылу.

В начале 1943 года Оля Альшевцева была призвана в ряды Советской армии. С Красноярского пересыльного пункта девушек привезли в город Новосибирск. В военном гарнизоне их обмундировали - выдали бушлаты, гимнастерки, юбки, солдатские сапоги. Питание было не ахти какое, но все же намного лучше, чем в Красноярске.В гарнизоне девушки проходили военную подготовку. Их готовили к отправке на фронт, но в октябре этого же года женский батальон был расформирован. Десять самых старательных девушек по просьбе начальника фабрики пошива военной одежды капитана Сергиенко откомандировали в распоряжение Западно-Сибирского военного округа, где они стали шить для фронтовиков новое обмундирование и ремонтировать старое. Оля была назначена бригадиром комсомольско-молодежной бригады. Работали в две смены, по 12 часов, без выходных. Очень уставали, но не роптали...

День 9 мая 1945 года, как по заказу, был солнечный, безветренный, теплый. Когда из репродуктора прозвучал зычный голос Левитана о полной и безоговорочной капитуляции фашистской Германии, всех людей из помещений словно ветром вынесло. Отовсюду неслись радостные крики: "Победа! Победа!" Офицеры, солдаты стали палить вверх из стрелкового оружия. К небу взлетали ракеты - красные, зеленые, белые. Командиры, рядовые, медсестры, врачи, повара - все целовались друг с другом, обнимались, восторженно что-то выкрикивали, распевали отрывки знакомых песен. Некоторых людей стали подкидывать вверх. Была несколько раз подкинута и Оля.

В честь такого события всем захотелось выпить спиртного.

Из административно-хозяйственной части в комсомольско-молодежную бригаду, как и в другие подразделения, принесли спирт. Развели водой и разлили по кружкам. Оля предложила девушкам выпить за долгожданную Победу, и десятки рук потянулись с алюминиевыми кружками чокнуться и выпить за провозглашенный тост. Выпили и шумно, крикливо, беспорядочно загалдели, не слушая друг друга. Подошел капитан Сергиенко. Ему поднесли кружку со спиртом, и он в этом шуме что-то захотел сказать.

- Замолчите! - крикнула Оля. - Девочки, замолчите же! Угомонитесь -послушаем капитана!

Капитан был уже в приличном градусе и заплетающимся языком выдавил из себя: "За Победу! За нашу с Вами, девушки, Победу!" Все, стараясь перекричать друг друга, дружно крикнули: "Ура! Ура! Ура!"

. . . Оля в этот день впервые попробовала спиртного и про себя решила никогда к этому противному напитку не прикасаться и не прикасается до сих пор.Демобилизовалась Оля Альшевцева в октябре 1945 года. Отец пригласил её к себе на Дальний Восток, в город Свободный, добираться до которого в то время было возможно только по железной дороге. Билетов на поезда не было, и Оля решила попытаться устроиться в одном из вагонов с демобилизованными солдатами.

Обратилась к высокому, стройному сержанту с повязкой дежурного по второму вагону. В его распахнувшей шинели увидела блеснувшие ордена Богдана Хмельницкого, Славы 3-ей степени, Отечественной 2-ой степени, медали "За отвагу", "За победу над Германией" и "Великая отечественная война 1941-1945г.".-- Товарищ сержант, - обратилась она к нему, - помогите мне найти местечко в вагоне.-

Попробую. Я Вас заметил давно возле состава и не рискнул подойти.- Почему же? Я не кусаюсь...

Дежурный сержант с одной полки убрал чемоданы и узлы и втиснул туда девушку....Залихватски закатился кондукторский свисток, ему в ответ рявкнул паровозный гудок, и поезд дрогнул и двинулся.

В вагоне было тесно и жарко. Почти все пассажиры курили. Кисеты с махоркой переходили из рук в руки. От табачного дыма резало в глазах. Разноголосый, негромкий разговор наполнял помещение. Слышались отдельные фразы и возгласы.Оле спать не хотелось, и она стала прислушиваться к разговору фронтовиков, сидевших недалеко от неё. Они рассуждали о женщинах. Старшина с квадратной фигурой, с небольшими серыми глазами горячо доказывал: "Нет преступления любить несколько раз в жизни, и нет заслуги любить только один раз в жизни: упрекать себя за первое и хвастаться вторым совершенно нелепо". Оля раньше от кого-то это слышала, но не могла вспомнить, где и когда.

Заговорил дежурный сержант (Оля уже знала его имя - Александр): "Идеальная женщина по мне та, которая отдается своему женскому призванию - родит, выкормит, воспитает наибольшее количество детей...".

Оля, любившая наблюдать и наблюдательная, как все женщины, знала к концу дня приблизительно всю подноготную про всех едущих фронтовиков. Больше других нравился ей Говорин, и она уже любила его робкой и безмолвной любовью, которая так характерна для русской девушки...

Паровоз, раскачивая вагоны, то замедляя ход на изгибах дороги, то стремительно мчась, приближался к Иркутску. Второй вагон заметно опустел: демобилизованные выходили на своих железнодорожных станциях. Александр и Оля устроились на нижних полках, беседовали, уже многое узнали друг о друге. Чем больше беседовали, тем более проникались взаимной симпатией. У них оказалось много общего: трудное детство, всего лишь начальное образование, одинаковые взгляды на жизнь...

Александр предложил Оле жить в Иркутске, на что она ответила отказом: "Странное предложение: у меня в этом городе нет не только родственников, но и знакомых, да и мы с Вами имеем всего-навсего шапочное знакомство. Нет уж, Саша, поеду к отцу на Дальний Восток. Оставляю Вам его адрес и своё фото, пишите..."

Александр попрощался с Олей, оставшимся в вагоне солдатам помахал рукой и с грустью сказал: "Ну, прощайте, братцы! Может, свидимся еще - чем чёрт не шутит!"От железнодорожного вокзала к сестре Капитолине он пошел пешком. В то время в Иркутске не было ни трамваев, ни автобусов, ни такси. Такси заменяли извозчики на телегах, которые развозили пассажиров по городу.

В Иркутске Говорин не был семь лет. Город почти не изменился - те же деревянные дома, в основном одноэтажные, улицы по-прежнему были вымощены крупным булыжником. Но изменился внешний вид домов, заборов, калиток. Заборы осели, покосились, поросли мхом; на домах облупилась краска и штукатурка, изрядно полиняла побелка. Дома давно не ремонтировались, бросалась в глаза их обветшалость, ветхость.За годы войны люди сильно обносились, ходили в потертых, побуревших куртках, телогрейках. Многие мужчины носили полувоенную форму. Немало иркутян были худыми, осунувшимися, с бледными лицами. На улицах встречалось много фронтовиков на костылях, инвалидных колясках, с засунутыми под ремень пустыми рукавами.У каждого фронтовика своя судьба. Своя судьба была и у Александра Говорина. На войне он не раз был ранен и контужен. Смерть постоянно витала над головой. Много смертей он повидал на передовой, немало погибших товарищей предал земле. При всем этом вернулся в Иркутск с целыми руками и ногами.

В Иркутске Говорин стал работать в горпромкомбинате начальником сапожного цеха и жить у сестры. После окончания курсов повышения квалификации в Свердловске стал занимать должность заместителя директора горкомбината по снабжению и сбыту. С 1957 года он - главный инженер иркутской швейной фабрики № 2, а через год и до конца жизни - заместитель директора этой фабрики по снабжению.

Ему шёл двадцать девятый год. Мысли о семейной жизни то и дело возникали в его голове. Семейную жизнь он непременно связывал со своей дорожной знакомой - высокой, стройной красавицей Олей. И постоянно думал о ней, упрекая себя за то, что ещё в вагоне не сказал ей главного -того, что намерен жениться на ней.

Как вспоминает Ольга Яковлевна, от Саши она едва ли не каждый день получала либо письмо, либо телеграмму. Однажды даже получила маленький сверток, раскрыла и вынула из него пузырёк с духами. В её сердце появилась робкая надежда на счастье...Александр от своей небольшой зарплаты ежемесячно откладывал деньги на поездку в Свободный - к Оле. Но ехать туда не пришлось - совершилось чудо: в апреле 1946 года возле кассы Иркутского драмтеатра он столкнулся с Олей носом к носу. В первую минуту решил, что у него галлюцинация.

- Оля, не верю своим глазам!

- Видно богу угодно, нам вновь встретиться и встретиться в Иркутске, - взволнованно проговорила она. И Оля сообщила Александру, что её отца перевели военным прокурором на ВСЖД...

Билеты покупать они не стали - им было не до спектакля. Направились в сад имени Парижской Коммуны. На берегу Ангары они некоторое время смотрели друг на друга светящимися глазами, а затем бросились обниматься. От счастья и радостного ощущения Александр первые минуты говорил не то, что хотел.Он расспрашивал Олю про её жизнь на Дальнем Востоке. А Оле не терпелось узнать про жизнь этого фронтовика, ставшего для неё любимым, самым дорогим человеком на всем свете.Оля узнала, что Александр Говорин родился в 1917 году в деревне Падун Братского района Иркутской губернии в крестьянской семье. После окончания начальной школы Саше не удалось продолжить учебу. Пришлось оказывать помощь родителям по хозяйству. А с четырнадцати лет он уже работал помощником колхозного счетовода. В 1935 году Александр выезжает в Иркутск к своей сестре Капитолине и устраивается рабочим на хлебозавод. Через три года призывается в ряды Красной армии и направляется для прохождения службы в Забайкалье, на железнодорожную станцию Даурия.Началась Великая Отечественная война, и Говорин сражается в составе 8-ой армии Северо-Западного фронта. Под напором превосходящих сил противника во всем - танках, пехоте, автоматическом оружии 8 армия отступала к границе Эстонии. Подразделение, в котором находился сержант Говорин, попало в окружение. Красноармейцы выходили из окружения мелкими группами.

Говорин со своей группой в пять человек оторвался от преследователей и направился к болотистому редколесью. Фрицы преследовали их только до болота, углубляться в него не стали. Бойцы бежали до изнеможения, до упаду.

Александр устроил привал на десять минут. Усталые красноармейцы повалились на сырую, холодную землю. Мочи не было, как хотелось есть! Сержант расстелил плащ-палатку и заставил всех вытряхнуть из вещевых мешков крошки от сухарей и разделил их поровну. Конечно, этими крошками сыт не будешь...

Бойцы кружились по болоту, поворачивали направо, налево, перебирались по хлюпким жердочкам, прыгали с кочки на кочку. Наконец наткнулись на гать и по настилу вышли на еле заметную проселочную дорогу. Проселочная дорога через лес вывела бойцов на большой тракт, по которому на восток двигалась толпа беженцев. Замотанные от пыли в платки, шли по дороге с детьми молчаливые, уставшие женщины с испуганными лицами. Брел скот тесным потоком. Мелькали рога коров, мычали бугаи, прыгали телята. Временами над головами низко проносились вражеские самолеты. Они расстреливали из пулеметов людей и скот.

Идти по тракту стало опасно, и Говорин со своими спутниками свернул в сторону. Через два часа они вышли к деревеньке из десяти изб, некоторые были с заколоченными ставнями. Направились к крайней избенке, которая одним углом избоченилась, а другим припала к земле. Из печной трубы вверх тянулся дымок.

На стук в окно в двери показалась молодая женщина. На пришлых людей хозяйка смотрела тревожно.

- Вышли из окружения, идем к своим, - сказал ей сержант Говорин. - Живешь одна?

- Почему одна? Со свекровкой и сыном, - кивнула она на русскую печь, откуда краснощёкий карапуз с черными, как арбузные семечки, глазенками уставился на вошедших. - Его отец в Красной армии где-то сражается с немцами, - дополнила сказанное хозяйка.

Солдатка Настья постелила на стол чистое серое холщовое полотенце, поставила на него чугун с картошкой и миску с дюжиной соленых огурцов. Принесла полковриги ржаного хлеба.

Разомлев от тепла, от сытости и жилого уюта, бойцы улеглись вповалку на полу и тотчас же мертвецки заснули...

На рассвете, когда допевали третьи петухи, сержант с трудом растолкал своих товарищей, спавших в верхней одежде и ботинках, и повел их дальше на восток - к своим. Перед уходом он подошел к солдатке и низко поклонился ей: "Спасибо тебе, Настя, за хлеб-соль, приют. Молись за своего мужа-красноармейца. Храни вас Бог!"

Александр Говорин со своими бойцами нашёл свою воинскую часть, воевал на Ленинградском фронте, где был тяжело ранен. После двухмесячного лечения в госпитале он сражался наводчиком в 876-м гаубичном полку в составе Брянского фронта. С марта 1943 года и до конца войны воевал в составе Центрального, а затем 1-го Белорусского фронтов, участвовал в штурме Берлина. Демобилизовался в октябре 1945 года.

Оле было так радостно слушать Александра и казалось - сейчас на берегу Ангары произойдет что-то невозможное, и оно произошло - он объяснился в любви... Расстались они тогда, когда за городом протянулась нежно-розовая полоса рассвета.

...После этой незабываемой ночи Оля и Александр стали ежедневно встречаться, ходить в кино, театр и через три месяца вступили в брак. ...В любви и согласии потекла их семейная жизнь, но потекла не совсем гладко: с жильем сразу же возникла заминка - днём с огнем было трудно снять даже однокомнатную квартиру. Жилищное строительство в Иркутске в первые послевоенные годы почти не велось. Угол на двоих в частном доме Говорины все же находили. Но не вечно же им предстояло жить только вдвоем? Наконец-то на улице Урицкого они вселились временно в комнату в двенадцать квадратных метров. И "временно" прожили в этой квартире аж 12 лет! В 1947 году родился сын Боря, вскоре - Витя, затем Олег. Кроме троих детей, в комнате жила Женя - Олина сестра. Женя днем водилась с детьми, а вечерами училась в школе рабочей молодежи.

На 12 кв.м. были втиснуты только две кровати для взрослых, одна детская кроватка-качалка, на ночь устанавливалась раскладушка. Был еще комод и две табуретки. Вот и вся мебель. В стену были вбиты большие гвозди, на них хранилась верхняя одежда. По словам Ольги Яковлевны, большие сложности возникли, когда дети начали учиться. За единственным столом площадью с чемодан обедали, и сыновья выполняли письменные работы-- поочередно.

Трудно было переносить тесноту, многие люди с сочувствием спрашивали Ольгу Яковлевну: "Ну, как вы живете в таких условиях?" Ольга Яковлевна отшучивалась: "Для меня с милым рай и в шалаше!" Александр Семенович не отшучивался, тяжело переживал бытовую неустроенность, хотя и стойко её переносил. Но эта неустроенность с жильем никак не отражалась ни на их отношениях, ни на его работе.

Чуть-чуть произошло облегчение, когда Говориньм предоставили квартиру из двух комнат в деревянном доме на первом этаже в Маратовском предместье. Дом был ветхий, холодный, с печным отоплением. Питьевую воду носили ведрами от колонки, находящуюся на большом расстоянии. Два раза жилищно-бытовая комиссия обследовала условия жизни в этом доме, каждый раз заключала, что дом аварийный - непригодный для проживания.

- И когда же вам выделили настоящую квартиру?

- Через пять лет после смерти мужа - в 1966 году. Когда въехали в эту квартиру, от радости были на седьмом небе! Ещё бы - центральное отопление, вода в трубах, не надо её носить ведрами на коромысле от колонки, нет сырости! Не верилось, что в таких условиях можно жить. До слез жалко Александра Семеновича, что не пожил он в таких условиях. Ему и работать то было бы легче...

А работу Александр Семенович любил, ответственно относился к своим служебным обязанностям. Был удивительно дисциплинированным человеком. Если он говорил, что будет тогда-то или позвонит во столько-то, то выполнял слово точно в назначенное время. Но нему можно было сверять часы.

Александр Семенович мог сказать правду в лицо. Вот почему на партийных и других собраниях его просили: "Александр Семенович, выступите. Вы всегда скажите не в бровь, а в глаз, и таким тоном, что на Вас нельзя обижаться".

У него была превосходная дикция, хорошее произношение. За это его называли "Левитаном" и на торжественных собраниях доверяли читать приказы о поощрениях.Он никогда не боялся простоты своих отношений с рабочими, никогда не разыгрывал напускной важности и недоступности, готов был поделиться последней рубашкой. За это работники его любили.

Даже одежда Александра Семеновича говорила о его неприхотливости. Он постоянно носил защитного цвета гимнастерку с отложным воротником и большими карманами, бриджи, сапоги и старый фронтовой ремень.

Ольга Яковлевна вспоминает: "Жили мы настолько бедно, что у мужа не было выходного костюма, как и у меня приличного платья. Всю жизнь он работал и всю жизнь не мог выбиться из нужды. Александр Семенович любил семью, сыновей, был очень домашним. Ольга Яковлевна прожила с ним в полном согласии все пятнадцать лет совместной жизни.

...Ранения, контузия, переживания из-за плохого жилья надломили силы Александра Семеновича, к 1961 году он быстро стал худеть, изменяться в лице и 30 октября скончался. Перед самой кончиной по его лицу прошла тень; видно было, что какую-то мысль он пытался высказать, но не смог - унес с собой в могилу, унес свои несбывшиеся мечты, не увидел своих сыновей взрослыми. Покинул мир молодым. ...Покоится он на Лисихинском кладбище, рядом со своей сестрой Галиной, которую любил и с которой у него было много сходного во внешности и в характерах...

Ольга Яковлевна часто уходила на могилу мужа и там сидела, раздирая себе сердце воспоминаниями о том, что было в их семейной жизни и что могло бы быть. По её словам, у неё всё валилось из рук, не хотелось есть, не было сна. Но нельзя было опускать руки: надо было поднимать сыновей. Старалась себя загрузить работой, чтобы отвлечься от дум и слез...

Работала Ольга Яковлевна на швейной фабрике Иркутского горпромкомбината мастером индивидуального пошива шестого разряда. Её ценили и любили за хватку в работе, за живость, за веселый и открытый нрав. Она была душой коллектива. К ней тянулись люди, обращались за разными советами. Даже после работы к ней часто прибегали соседи с просьбой рассудить, помирить их и почти всегда покорялись её решению, слушались её совета.

В 1963 году коллективом фабрики Ольга Яковлевна была выдвинута в депутаты Иркутского городского Совета, избиралась подряд три созыва с 1963 по 1970 год. Работала в культурно-массовой комиссии. Через пять лет перевелась на завод радиоприёмников, оператором в цех № 19. Неоднократно награждалась почетными грамотами, получала денежные премии, одна из первых на заводе получила звание ударника коммунистического труда, много раз была победителем социалистического соревнования. Она - ветеран труда и ветеран тыла.

- Ольга Яковлевна, никак не укладывается у меня в голове, что Вы и в поте лица работали на производстве, и избирались депутатом Иркутского городского Совета, в школе входили в состав классных родительских комитетов и растили трех сыновей! Удивительно, как Вам это удавалось?

- Я и сама сейчас удивляюсь, как я выдерживала такую нечеловеческую нагрузку. Особенно тяжко было после смерти мужа. Моей небольшой зарплаты не хватало на питание, одежду, обувь. Подрабатывала шитьем. Дети спали, а моя кормилица - швейная машинка - до половины ночи торопливо строчила. А рано утром, до работы, готовила для всех завтрак, чаще всего кашу, и на обед борщ или щи из супового набора (это в основном одни кости). На покупку мяса денег не было. Каждая копейка была на счету и требовалась крайняя осмотрительность в расходовании её, под страхом очутиться на улице без каких-либо средств. Детям не покупались ни шоколадные конфеты, ни кекс, ни мед, ни халва, ни другие подобные сладости. Единственной сладостью была самая дешевая карамель "дунькина радость" (так её называли иркутяне).

Бережливость во всём была нормой жизни Говориных.

Сыновья, несмотря на однообразное питание, росли здоровыми, неизбалованными. Они, видимо, наследовали крепкие мышцы и высокий рост папы, да и Ольгу Яковлевну не назовешь низкорослой. По её словам, дети, особенно Боря, были живыми, компанейскими мальчиками, учились и вели себя хорошо, помогали одноклассникам в учебе, ни с учителями, ни с ребятами не конфликтовали, не курили и до сих пор не курят.Мать, имея за плечами лишь начальное образование, не могла проверять у детей их домашние задания, да и не требовалось: они справлялись сами. На учебники не хватало денег, мама приучала бережно относиться к ним. Покупала старшему сыну, а затем хорошо сохранившиеся учебники переходили его братьям. Денег на приобретение художественной литературы не было, и дети пользовались только библиотечными книгами.

...Об Ольге Яковлевне, удивительной русской женщине, следовало бы написать повесть. От природы мудрая, волевая, целеустремленная, она совершила материнский подвиг - в труднейших житейских условиях почти одна вырастила и воспитала трёх прекрасных сыновей, из которых Борис Александрович и Виталий Александрович имеют высшее образование, а Олег Александрович - средне-техническое. У неё семь внуков, и все семеро имеют высшее образование.

• Расскажите об этом своим друзьям!

• «Помогите!». Рассказ Андрея Хромовских
  
  Пассажирка стрекочет неумолчно, словно кузнечик на лугу:
• «Он, наверное, и сам кот»: Юрий Куклачев
  
  Юрий Дмитриевич Куклачёв – советский и российский артист цирка, клоун, дрессировщик кошек. Создатель и бессменный художественный руководитель Театра кошек в Москве с 1990 года. Народный артист РСФСР (1986), лауреат премии Ленинского комсомола (1980).
• Эпоха Жилкиной
  
  Елена Викторовна Жилкина родилась в селе Лиственичное (пос. Листвянка) в 1902 г. Окончила Иркутский государственный университет, работала учителем в с. Хилок Читинской области, затем в Иркутске.
• «Открывала, окрыляла, поддерживала»: памяти Натальи Крымовой
  
  Продолжаем публикации к Международному дню театра, который отмечался 27 марта с 1961 года.
• Казалось бы, мелочь – всего один день
  
  Раз в четырехлетие в феврале прибавляется 29-е число, а с високосным годом связано множество примет – как правило, запретных, предостерегающих: нельзя, не рекомендуется, лучше перенести на другой год.
• Так что же мы строим? Будущее невозможно без осмысления настоящего
  
  В ушедшем году все мы отметили юбилейную дату: 30-ю годовщину образования государства Российская Федерация. Было создано государство с новым общественно-политическим строем, название которому «капитализм». Что это за строй?
• Первый фантаст России Александр Беляев
  
  16 марта исполнилось 140 лет со дня рождения русского писателя-фантаста Александра Беляева (1884–1942).
• «Необычный актёрский дар…»: вспомним Виктора Павлова
  
  Выдающийся актер России, сыгравший и в театре, и в кино много замечательных и запоминающихся образов Виктор Павлов. Его нет с нами уже 18 лет. Зрителю он запомнился ролью студента, пришедшего сдавать экзамен со скрытой рацией в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
• Последняя звезда серебряного века Александр Вертинский
  
  Александр Вертинский родился 21 марта 1889 года в Киеве. Он был вторым ребенком Николая Вертинского и Евгении Скалацкой. Его отец работал частным поверенным и журналистом. В семье был еще один ребенок – сестра Надежда, которая была старше брата на пять лет. Дети рано лишились родителей. Когда младшему Александру было три года, умерла мать, а спустя два года погиб от скоротечной чахотки отец. Брата и сестру взяли на воспитание сестры матери в разные семьи.
• Николай Бердяев: предвидевший судьбы мира
  
  Выдающийся философ своего времени Николай Александрович Бердяев мечтал о духовном преображении «падшего» мира. Он тонко чувствовал «пульс времени», многое видел и предвидел. «Революционер духа», творец, одержимый идеей улучшить мир, оратор, способный зажечь любую аудиторию, был ярким порождением творческой атмосферы «серебряного века».
• Единственная…
  
  О ней написано тысячи статей, стихов, поэм. Для каждого она своя, неповторимая – любимая женщина, жена, мать… Именно о такой мечтает каждый мужчина. И дело не во внешней красоте.
• Живописец русских сказок Виктор Васнецов
  
  Виктор Васнецов – прославленный русский художник, архитектор. Основоположник «неорусского стиля», в основе которого лежат романтические тенденции, исторический жанр, фольклор и символизм.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 3)
  
  Продолжаем публикацию книги Василия Козлова «Изба на отшибе. Култукские истории».
• Где начинаются реки (фрагменты книги «Сказание о медведе»)
  
  Василию Владимировичу в феврале исполнилось 95 лет. Уже первые рассказы и повести этого влюблённого в природу человека, опубликованные в 70-­е годы, были высоко оценены и читателями, и литературной критикой.
• Ночь слагает сонеты...
  
  Постоянные читатели газеты знакомы с творчеством Ирины Лебедевой и, наверное, многие запомнили это имя. Ей не чужда тонкая ирония, но, в основном, можно отметить гармоничное сочетание любовной и философской лирики, порой по принципу «два в одном».
• Композитор из детства Евгений Крылатов
  
  Трудно найти человека, рожденного в СССР, кто не знал бы композитора Евгения Крылатова. Его песни звучали на радио и с экранов телевизоров, их распевали на школьных концертах и творческих вечерах.
• Изба на отшибе. Култукские истории (часть 2)
  
  Было странно, что он не повысил голос, не выматерился, спокойно докурил сигарету, щелчком отправил её в сторону костра и полез в зимовьё.
• Из полыньи да в пламя…
  
  120 лет назад в Иркутске обвенчались Александр Колчак и Софья Омирова.
• Лесной волшебник Виталий Бианки
  
  На произведениях Виталия Валентиновича выросло не одно поколение людей, способных чувствовать красоту мира природы, наблюдать за жизнью животных и получать от этого удовольствие.
• Записки андрагога. Из дневника «Союза неугомонных»
  
  С 2009 года в Иркутске действует добровольческий образовательный проект «Высшая народная школа (ВНШ) для людей пенсионного возраста», девиз которой «Не доживать, а жить!» В этом году школке исполняется 15 лет…